Нажимаю «обратный вызов».

– Centrale, – отвечает голос француженки-телефонистки центра обслуживания вызовов. – Qui? [14]

– Je churches David Stanley, –говорю я. – Pardon. Qui est là? [15]

– La Préfecture Centrale, monsieur, – терпеливо сообщает женский голос. – La Police. [16]

Я отсоединяюсь.

Луиза возвращается в комнату.

– Читал? Коллекцию Осано свистнули этой ночью. – Она перебирает пальцами страницы газеты. – И какой-то англичанин помогает полиции в расследовании.

Не знаю, как мне поступить, знаю лишь, что подумать в присутствии Луизы мне не удастся. Ее мир лишен полюсов хорошего и дурного, в нем есть только опасные и спокойные – для Луизы – места. Уходя, я в последний раз оглядываю номер. Луиза причинила ему больший ущерб, чем я – двери ее номера, и если Осано не может позволить себе оплатить ту дверь, то уж наверняка и разрушения, учиненные Луизой, окажутся ему не по карману. Тут я вспоминаю, что это номер Этьена – значит, ему и предъявят счет.

Хромаю по коридору. В холле у лифтов стоит кресло, я опускаюсь в него, размышляя, что мне предпринять. Я мог бы, пожалуй, отправиться в полицейское управление и спросить о Стэне. Но тут мне приходит в голову другая мысль.

Я нажимаю на мобильнике кнопку повторного набора последнего номера и, когда отвечает женский голос, спрашиваю, наугад выбирая предположительные французские термины, офицера, ведающего в «бюро» связями с прессой. Телефонистка, видимо, понимает, чего я хочу, потому что переводит мой вызов на другую женщину. Увы, она способна сообщить мне только одно – бюро открывается не раньше чем в половине десятого.

– Что вас интересует?

Говорю, что меня интересует случившееся вчера на показе моделей кутюрье Джанни Осано:

– Я журналист из лондонской «Таймс».

«Таймс» я выбрал из-за того, что в ней подробно освещается мир моды, в особенности все, что касается общей атмосферы и колорита. Поначалу я собирался представиться сотрудником «Геральдтрибюн», но передумал – отчасти потому, что Сьюзи Менкес, редактор тамошнего отдела мод, широко известна сама по себе, главным же образом вспомнив Джин Сиберг, носившую в «На последнем дыхании» майку «Геральд трибюн».

– Вы хотите поговорить с ведущим расследование офицером?

Вот в этом я не уверен. На самом-то деле у меня нет причин связывать Стэна с англичанином, которого они задержали. И в то же время я знаю – это он. Говорю женщине:

– Да. Именно с ним. Спасибо.

Приходится ждать. Впрочем, недолго. Меня соединяют с полицейским.

– Инспектор Эрве. Чем могу быть полезен, сэр?

– Алло. Да. – Я еще раз объясняю, что звоню из «Таймс». – Насколько я понимаю, вы арестовали человека по имени Дэвид Стэнли?

– Откуда вам это известно?

От ответа я уклоняюсь, продолжая гнуть свою линию:

– Имеется ли у Стэна адвокат, инспектор Эрве?

Полицейский быстро соображает, что к чему:

– Кто вы?

Я резко прерываю разговор. Может, следовало бы позвонить не в полицию, а родителям Стэна?

Телефон начинает трезвонить, почти без паузы. Я отвечаю, это все тот же полицейский.

– Вы друг Дэвида Стэнли, не так ли?

– Да. Верно. Извините.

– Прекрасно. И кто вы?

– Меня зовут Джейми. Стэн собирался встретиться со мной на показе мод. Мы с ним разминулись.

– Вашего друга обнаружили вблизи Института арабского мира. На голове у него красовалось одно из творений месье Осано.

– О?!

– Вы не могли бы зайти в участок и поговорить с мистером Стэнли? – спрашивает Эрве. – Видит бог, он не мог сделать все это в одиночку.

– Хорошо. Конечно.

Нажимаю сразу две кнопки вызова лифта – верхнюю и нижнюю, это признак нерешительности: никак не пойму, следует ли мне сначала переговорить с Луизой. Я же не знаю, сколько времени пробуду в полиции, и потому боюсь, что она покинет Францию до моего возвращения. Когда приходит лифт, я все еще пребываю в смятении. Отпускаю лифт и опять нажимаю обе кнопки.

В следующем лифте приезжает Фрэд.

– Я слышал, ты едешь с нами в Милан, – говорит он.

– Меня просили зайти в полицию.

Фрэд улыбается:

– Не стоит. Иди, помоги Луизе уложиться. Я раздобуду для тебя новый костюм.

Через полчаса в номер Луизы заходит Биби, приносит мне новый костюм. До отъезда остается около часа.

В последний раз я надевал новый костюм на крестины дочери Стэна, Бонни. Церемония проходила в церкви Лоствитьела. Было начало зимы. Стэн уже учился на подготовительном отделении в Фалмуте, а я – в выпускном классе школы. Насколько я знаю, окрестить ребенка захотела подружка Стэна – или, может, ее родные. К тому времени она уже разругалась со Стэном, и единственным, на кого он взирал с еще большим отвращением, чем на Ребекку, была ее мамаша. И сомневаться нечего – я был самым веселым из собравшихся: упивался ощущениями, которые вызывал во мне новехонький белый костюм от Хельмута Ланга. Теперь я сажусь попрямее и затягиваю ремень безопасности поверх костюма, который выдал мне Фрэд. Он сидит сзади, переговаривается с кем-то, то и дело переходя с английского на итальянский и обратно, пока стюардесса не просит его выключить мобильник. Мы вот-вот начнем выруливать на взлетную полосу.

Костюм для крестин Бонни я чуть было не купил себе сам. На благотворительной распродаже. Собирался сам же его и перешить. Мне правда хотелось сделать это. Я тогда не знал, из каких частей состоит костюм, и думал, что лучший способ выяснить это – распороть его, а после собрать заново. Но тут мама стала настаивать на покупке нового. Думала, он мне может еще пригодиться: ну, когда я отправлюсь на собеседование в Эксетерский университет. Да только она купила бы его в одном из магазинов Труро, в «Некст» или «Фостерс». Я помню, какой была мама в конце восьмидесятых – совсем молодой, следившей за модой; она никогда не отпускала волосы, не подбивала плечи. Когда ей было уже под тридцать, она смахивала на брюнетку из группы «Хьюман Лиг». Но чем дольше жила она в Корнуолле, тем более функциональной, всепогодной становилась ее одежда. Я чувствовал, она не поймет, чего я хочу от костюма, да и вряд ли представляет себе, во что он обойдется. Поэтому я сказал: нет, я хочу сделать все по-своему. Но, видимо, мама переговорила с Луизой, поскольку из Нью-Йорка нам курьерской почтой доставили костюм от Хельмута Ланга. Великолепный. Мне нравилось, как он подтягивает меня, расправляя мою сутуловатость. Целое утро я даже присесть не мог. Не хотел испортить свежую глажку. Вдруг костюм обвиснет и не сможет больше поддерживать мою осанку.

Стэн, увидев его, спросил, чего это я вырядился в белое:

– Никакого дерьмового венчания нынче не предвидится.

Мне стыдно, что я вот так бросил Стэна. Но я все повторяю себе, что, окажись на его месте кто-то еще из моих друзей, было бы намного хуже. Я точно знаю, Стэн попадал и не в такие передряги. На сей раз он хотя бы ни в чем не виноват. По тону инспектора Эрве я понял: он не верит, что кража – дело рук Стэна. Если б я пошел в полицию, я, может, и ускорил бы освобождение Стэна. Но все так гладко перетекало одно в другое: Биби принесла костюм, потом, когда мы шли за Луизой к веренице автомобилей, взяла меня за руку. А потом нас мигом доставили в аэропорт Шарля де Голля.

Если костюм, надетый мной на крестины, я помять боялся, то сегодня меня такого рода заботы не донимают. Костюм на мне полотняный, так что помнется он в любом случае. Летим же мы первым классом: места, чтобы вытянуть ноги, у меня так много, словно я лежу в американском откидывающемся кресле. Биби сидит рядом со мной. Луиза – через проход, около швейцарского бизнесмена. Веки ее сомкнуты, уши закрыты наушниками плеера. Осано сидит через ряд впереди, с людьми, которых я видел на шоу, но по именам не знаю. Фрэд – прямо за мной, в одиночестве, на коленях у него один компьютер, на соседнем сиденье другой, карманный. Свита Осано невелика, нас всего семеро. Этьена не видно, и на том спасибо. Я так до сих пор и не понял, с какой стати Осано взялся опекать Луизу – и меня заодно. Знаю только, что Биби здесь из-за меня, она сама мне это сказала.