— Утро доброе, миссис, — поздоровался он, никогда не помня жильцов по именам. — Приятный сегодня денек, да?

— Тито, мне нужна ваша помощь!

Не впервой ему было видеть этих миссис в панической тревоге: то кран потек, то трубу прорвало, а ремонтники еще не приехали. Как-то одна пожилая миссис в слезах прибежала за ним, а дел-то: погасла газовая вспомогательная конфорка. Навидался Тито. Но такого — никогда.

Сьюзен привела его в квартиру и, отказавшись войти сама, ждала в коридоре, пока он выметал насекомых. Уходя с пластиковым ведерком, полным кузнечиков, он сказал:

— Теперь, миссис, можете входить. По-моему, все. — Он не стал допытываться, откуда кузнечики поналезли. Нехорошо задавать слишком много вопросов: жильцы не любят, когда вмешиваются в их личную жизнь.

Сьюзен с опаской вошла в квартиру. Ласкунчик Уильям, причина всему, спал.

— Довольно, Сьюзен, ну пожалуйста, — попросил Лу позже вечером, когда Сьюзен рассказала ему.

— Лу, прошу, не выступай против меня…

— Сьюзен, да послушай сама, что ты говоришь!

— Я знаю, что… — Она постаралась понизить голос, чтобы не услышала Андреа.

— Боже, — бормотал Лу, меряя шагами кухню, четко осознавая, что у жены — серьезный нервный срыв, который дорого обойдется всей семье.

— Все по Библии, — в сотый раз повторяла она.

— Что за чепуха! При чем тут Библия? Милая, ну ты ведь серьезно не веришь в это?

Уже столько дней Сьюзен тянуло поплакать, и сейчас, наконец, она дала волю слезам.

— Ох, милая, не…

— Лу, я — не сумасшедшая!

— Никто и не говорит, но…

— Так в Библии! — и она, рыдая, уткнулась ему в грудь.

Лу обнял ее, чувствуя прилив жалости и любви, но очень быстро на смену явилась мысль о врачах, лечении, заботах об Андреа, которые лягут на него одного.

— Но я могу доказать! — вдруг оторвалась от него Сьюзен и устремилась к черному ходу.

— Милая, не надо… — Но Сьюзен, не слушая, выбежала и вызвала служебный лифт. Лу выскочил следом.

— Пойдем, пойдем домой!

— Нет, я хочу доказать!

— Сьюзен, пожалуйста, разберемся сами… Без обслуги дома. Они же насплетничают другим жильцам.

— Нет.

— Ну, пожалуйста! Прошу тебя!

— Нет!

Заскрипел, поднимаясь, служебный лифт, и через минуту двери открыл седой человек.

— Эйб! — кинулась к нему Сьюзен. — Тито еще не ушел?

— Ушел, миссис Рид. Могу я вам помочь?

— А завтра будет?

— Тито? А разве вы не слышали?

— Про что? — И она мысленно увидела Тито, уничтоженного, избитого, покалеченного, чтобы он не мог помочь ей.

— Тито уволился. Сегодня он работал у нас последний день. Я думал, все знают.

Они вернулись в квартиру. Сьюзен с облегчением, что Тито не причинили вреда, Лу едва не больной от тревоги. Зазвонил телефон.

— Не подходи! — крикнула Сьюзен.

— Но, милая…

— Не отвечай!

Лу поднял трубку. Звонила мать Сьюзен. Он протянул трубку жене. Сначала она отнекивалась, но затем, сознавая, что должна победить себя, взяла.

— Алло? — Сьюзен старалась не слышать того, что могло быть на другом конце провода.

— Сьюзен? У меня дурные новости.

— Что случилось?

— Джимми, — заплакала мама. — Это с Джимми.

Застыв, Сьюзен слушала, а когда мать закончила, посоветовала:

— Прими что-нибудь, мама. Прими и ляг в постель. Я сейчас, я еду. — И она положила трубку. Видя ее лицо — пепельное, потрясенное, Лу спросил:

— Что?

— Мой двоюродный брат, — почти без выражения бросила она, — погиб в автокатастрофе.

— Господи, милая… — Лу направился к ней.

— Да умрут перворожденные…

— Что?!

Она оглянулась на него. Неужели он так еще не понял? Но — неважно. Неважно, пусть.

— Все в Библии, — повторила она. — Кары, которые Моисей насылал на Египет.

Питер улыбнулся ей сочувственной улыбкой, но в ней читалось то же выражение, какое она наблюдала на лице Лу — покорное принятие факта: она больна.

— Раньше ты не верила в Бога, — заметил он.

— Но раньше я не была проклята.

Питер помолчал, соображая, как бы поубедительнее возразить.

— Ты считаешь, что заслужила проклятье?

Забавно — он и теперь использует ту же тактику, как и много лет назад, стирая ее мелкие вины и страхи.

— Как знать…

— И что же такого ты совершила?

— Ничего.

— Тогда за что же тебе проклятье?

— Я не знаю, Питер. Кого-то же надо проклинать, — жалко улыбнулась Сьюзен.

— А вероятность совпадений отпадает абсолютно?

— Абсолютно.

— А вероятность, что все кто-то подстраивает? Кто-то, кто…

— Питер, — перебила она, — ты сам прекрасно знаешь, существуют лишь две возможности: или меня наказывает Бог, или я свихнулась.

Он промолчал.

— Но ты меня обследовал. У меня все в порядке.

— Сьюзен, да ведь мы только так, поскребли на поверхности. Очевидных нарушений нет, но кто знает? Ты же умная здравомыслящая женщина. Подобные галлюцинации безусловно сигналят — что-то в неисправности. Что-то, чего мы еще не выявили.

Сьюзен позавидовала его уверенности.

— Питер, ты не веришь в Бога?

— Нет. Решительно.

— Послушай, а может, ты и есть сумасшедший? Не могут же двести миллионов американцев ошибаться.

— Могут. И ошибаются. По-моему, ты и сама прекрасно знаешь, Сьюзен… — Он взял ее за руку. — Ты не из тех женщин, кто подвержен нервным расстройствам. Натура ты сильная, нормальная. И раз у тебя такая бурная реакция, причина не эмоциональная, а физическая. Что-то дерьмовое… сорвалось…

Ни разу за те два года, что она ходила к нему, Питер не ругался. Ругательство прозвучало странно симпатично — словно ее проблема наносит ему личное оскорбление.

— Поверь мне, Питер, все происходит на самом деле. Не какая-то экстрасенсная чепуховина или кризис среднего возраста. Тут все — от и до — реальность.

— Или представляется реальностью.

До конца сеанса они проспорили, а потом Сьюзен, все еще тронутая его озабоченностью, поцеловала его в щеку и ушла, пообещав завтра придти снова. Но перед следующим сеансом у Питера ей предстояло перенести еще одну пытку. Похороны Джимми.

На следующее утро Сьюзен, Лу и ее мать вошли в Риверсайдскую часовню, поднялись лифтом на третий этаж, где встретились с остальной семьей. Первой она увидела Иду, мать Джимми, та сидела в другом конце зала, застывшая, с красным лицом. Она медленно кивала всем, кто старался утешить ее. Кто-то плакал, она — нет. Гроб стоял в углу, за выступом в стене: кто хотел, мог подойти, других пощадили. Сьюзен разговаривала мало, боясь, что, увлекшись, выложит всем, что Джимми погиб не из-за того, что что-то совершил, а из-за нее. Как составная часть ее проклятия — кровь, кузнечики-акриды, смерть перворожденного.

— Давай подойдем к Иде, — позвала мать. Сьюзен повиновалась, но когда Ида обняла ее, промолчала. Вскоре их проводили вниз, в небольшую приемную, смежную с часовней. Горе Сьюзен смешалось с невинными слезами других, но никто ни в чем не заподозрил кузину, на которую так сильно подействовала трагедия.

Через несколько часов, еще в темно-синем траурном платье, Сьюзен приехала к Питеру.

— Сьюзен, — сказал он, после того как они проанализировали похороны и она справилась со слезами. — Я хочу, чтобы ты сделала мне одолжение. Знаю, прошу многого, но, пожалуйста.

— Что же? — удивилась она его настойчивости.

— Я говорил тебе когда-нибудь про своего брата?

— Гения Джека?

— Вчера мы с ним обедали и он, как обычно, бахвалился…

— А ты, как обычно, обижался?

— На этот раз — нет. Мне кажется, Джек сумеет помочь тебе…

— А-ах, я и забыла. Джек ведь тоже врач.

— С большой буквы. Он — научный сотрудник довольно большого заведения на Лонг-Айленде. Там испытывают новый прибор — сканнер мозга. Джек считает, сканнер перевернет диагностику психики. Но действует аппарат просто — снимает изображения функционирования мозга, определяя, нормально тот действует или нет…