Леопард отвернулся от моря, но мальчик исчез. Керим остался наедине с врагом, которого он боялся больше, чем любой враг, с которым он когда-либо сражался. Он не знал, как бороться с изнурительными судорогами в спине или ещё более тревожным онемением, которое подкралось к его ногам.

***

Шам быстро прошла по узким улочкам, чтобы согреться. Хижина, которую она нашла для старика, лежала у подножия Чистилища, в районе, где городская гвардия всё ещё рисковала. Размещение было старым и маленьким, грубым булыжником вместе, но он выдерживал дождь и иногда падающий снег.

Шам не жила там с ним, хотя она использовала свой нечестно заработанный доход, чтобы купить дом. Шёпоты позаботились о своей безопасности, и Шам была хорошо известна гвардейцам в Чистилище как воровка. В лучшем случае её присутствие нарушило бы мирный мир старика, поэтому она только время от времени навещала его.

Старик нашёл себя с ними таким же, как он смирился с работой, которую она выбрала. Возможности трудоустройства, предлагаемые в Чистилище, были ограниченными и, как правило, сокращали жизнь. Но хорошие воры жили дольше, чем плохие, и дольше, чем члены банд.

Шам замедлила шаг, поскольку отсутствие грязи на улицах предполагало, что она приближается к хижине старика. Она не хотела задыхаться — старик волновался, когда ему казалось, что она едва избежала преследования.

Особое внимание, требуемое в Чистилище, чтобы выжить, заставило её понять, что что-то не так. На улице, где стояла хижина старика, всякая незаметная деятельность отсутствовала в тени, даже среди лучших областей. Что-то заставило жёстких маленьких жителей влезть в их дыры.

Шам начала бежать, когда увидела дверь хижины старика, разбитую на грязных булыжниках улицы. Она всё ещё бежала, теперь с кинжалом в руке, когда услышала, как Маур кричит со смесью ярости и ужаса, которые хрипло повторялись всю ночь.

Когда она подошла к тёмному входу, она остановилась. Глубоко в своей укоренившейся осторожности она заставила себя войти с умом, хотя она хотела броситься, как Урия, на охоту. Шам прислушалась мгновение, но после первоначального крика в кабине стало тихо.

Когда она пересекла порог, её осадил острый запах крови. При мысли о потере старого волшебника, когда она потеряла всех остальных, она опрометчиво затопила маленькую комнату волшебным светом. С глазами, всё ещё привыкшими к темноте, она едва могла увидеть что-то вначале, но быстро поняла, что везде есть кровь, как будто она покрывает стены в виде облака.

Старик присел на коленях в углу, одна рука поднята над его лицом. Он кровоточил из сотен мелких порезов, которые разорвали его одежду и кожу. В комнате никого не было.

— Мастер! — позвала она.

При звуке её голоса он повернулся к ней. Он сказал срочно: — Иди, детка, поторопись! Это не твоя битва.

Когда он заговорил, на его поднятой руке появилась широкая красная щель, как будто написанная невидимым художником. Несмотря на то, что она заметила движение, оно исчезло, прежде чем она смогла определить, что это такое.

Его команда звучала так сильно, что Шам невольно сделала шаг назад, прежде чем она поймала себя.

Последний раз её Учитель совершил магию двенадцать лет назад. Слепой и искалеченный, он был таким же беспомощным, как ребёнок, — она ​​ни в коем случае не подведёт его.

Её рот образовал острую линию, когда появилась ещё одна рана, и кровь пошла по его изуродованной руке. Шам сделала жест, желая простого заклинания распознавания в надежде обнаружить невидимую причину, но магия в комнате была сильной и подавила попытку. Нападавший казался везде и нигде не был одновременно.

Она попробовала заклинание, которое выявило бы волшебство, которое незнакомец использовал, чтобы попытаться противодействовать. Холодная дрожь пробежала по её спине, когда её заклинание говорило ей, что это ничто, человеческое, что бы это ни было. И это не было одним из существ, которые могут использовать естественную магию, поскольку то, что она ощущала, не имело связи с силами, которые были возбуждены Духом-Святым. Таким образом, только горстка существ оставалась как возможность, и ни одна из них не была особенно обнадёживающей.

Она уронила бесполезный кинжал. Когда лезвие приземлилось на пол, флейта скользнула ей в руку, словно инструмент использовал её невнимательность, чтобы выскользнуть из кармана в рукаве.

Когда её пальцы закрылись вокруг резной поверхности, ей пришло в голову, что объект не обязательно должен быть острым, чтобы служить оружием. Второй раз этим вечером она приложила мундштук к губам и мягко влетела в инструмент, заставляя музыку наполнять воздух. Хотя она никогда не достигала навыков барда как музыкант, она была благодарна за те годы, которые старик старался привить ей любовью к музыке.

Когда в комнате раздались первые ноты, она почувствовала волшебный сон, гораздо больше, чем сама могла бы выдумать. Магия окружила её, заставляя кровь течь, как потоковая вода, с опьяняющим вихрем власти. Конечно, она заплатит за это позже — это был секрет флейты. После использования более одного мага умерло, потому что он слишком поздно понял, что такое цена за инструмент. Другие умерли, когда магия сильно набухла и стала неуправляемой для них.

Она старалась не обращать внимания на возбуждение, создаваемое быстро растущей волной магии. Когда она почувствовала, что власть достигла своего предела управляемости, она выпустила мундштук из своих губ.

Её тело онемело от сил, которые она держала, и потребовалось больше усилий, чем нужно было, чтобы поднять руки и начать защитное заклинание. Шам наблюдала, как её руки двигаются, почти могла видеть блеск волшебства, которым она махала. Когда заклинание начало рушиться, она была настолько поглощена своей задачей, что не сразу узнала причину.

Старик поднялся на ноги, приблизившись к ней достаточно, чтобы коснуться её шеи одним из его шрамов кривой руки.

— Если хочешь, моя дорогая, — тихо сказал старый волшебник, отталкивая волшебство, которое она вложила.

На мгновение она испугалась его действия.

Все ученики были привязаны к своим хозяевам. Это было необходимо для снижения риска неопытных волшебников, которые теряли контроль над силой, которую они вызвали, и сжигали всё вокруг.

Узы ученичества не были сокращены, когда она стала компаньоном, как это было принято, потому что только Учитель мог развязать такие связи, и старик не мог вызвать магию с момента, как его искалечили. Шам никогда не считала, что он сможет работать с уже сфокусированной магией.

— Возьми столько, сколько хочешь, — сказала она, опустив руки к бокам.

Как только она собрала власть в руках своего Учителя, пожилой маг улыбнулся. Выдыхая, она увидела его, как с первой степенью «Макласа», «подчёркнутого» в сочетании с мудростью и добра.

Она с большим восхищением наблюдала за тем, как волшебный маг короля задел защитное заклинание, напоминающее её, но бесконечно более сложным — и не прибегая к очевидным движениям в поддержку своей работы. Другие порезы, появившиеся на его теле, не могли оторвать его от концентрации. Когда он закончил заклинание, хижина вздрогнула под сильным, сердитым, пронзительным криком нападавшего. Дважды он пытался бороться с заклинанием защиты до того, как Шам потеряла магию.

Старик рухнул на пол. Шам чуть не опустилась на колени так быстро, как упала, чувствуя это нежными руками. Она не нашла никаких ранений, чтобы соединиться, просто множество крошечных тонких линий, которые проливали жизненную силу пожилого человека на пол. Её движения стали более отчаянными, когда она узнала о неизбежности его смерти — она ​​узнала о крови, распылённой на стены и пол.

У неё не было волшебства, которое могло бы вылечить его. Исцеляющие руны, которые она наложила на грудь, ускорили бы процесс заживления, но она знала, что он умрёт, прежде чем его тело начнёт восстанавливаться. В любом случае, Шам попробовала. Усилие, которое заставило её снова почувствовать магию, после того, как играла на флейте, заставило её дрожать, когда она нарисовала руны, которые размылись слезоточивым видением.