– Ничего не давай. Я их – ха-ха – за границу, в Минск, отвезу, к Курильчику. Он найдет, где спрятать.

– Ну, давай к Курильчику. Только в тайнике кое-что оставь. На всякий случай. А насчет твоего посетителя я сейчас позвоню Тане, она как-то говорила, что Буденный ей какой-то родственник...

– Ты звони, да не забудь, что они что-то и от твоей «богадельни» хотят. – Марина Степановна работала на ремонтно-механическом заводе начальником отдела труда и зарплаты.

Татьяна Викулова, двоюродная племянница босса местных бандитов и инспектор отдела кадров того же завода, подняла трубку домашнего телефона сразу – была пятница, и после обеда большинство служащих уже расходились по домам. Разговор длился немногим более десяти минут, по истечении которых Марина Степановна положила трубку, даже забыв попрощаться.

– Дима, кажется, мы крепко влипли. Хотя она почти ничего не знает, но и того, что знает, – выше крыши. Этот Виктор Павлович, которого Удавом прозвали, действительно... змей. Он в крови по колено. Дима, может, лучше ты своих знакомых из областной милиции предупредишь?

– Да? И скажу, что у меня денег, как у Березовского? Не мели чепухи. Кажется, придется играть в их игры. Или бежать... Куда с детьми-то? – Костиков горестно махнул рукой. – Короче, доигрались. Если что, поможешь?

– Ну, я ж не знаю, что им на заводе надо. Если Михалевича припугнуть – так он в дерьме по уши, на одних «левых» двигателях дачу построил...

– Да знаю я про его дачу! Ладно, попробуем прорваться. В понедельник у меня встреча с Буденным.

В семь вечера, когда к памятнику Ленину, где уже ждала Ксения, медленно приближался Годунов с алой розой в руке, Костикова, который вышел выгулять пуделя, прижали к стене в подъезде и ограбили, предварительно превратив его лицо в свиную отбивную. Как на грех, в кармане куртки, надетой им по причине ветреной погоды, лежал бумажник с суммой, которую средний российский журналист зарабатывал за год. Костиков орал, пудель лаял, соседи сидели в глухой осаде. Ограбление продолжалось ровно две минуты.

... Роза Ксении очень понравилась – вся такая горделивая, темно-бордовая, почти черная. Высотой она была почти с Ксению, и, когда та перехватила ее повыше, бутон оказался над головой. Ксения засмущалась, но не стала отбирать руку, захваченную Годуновым для торжественного поцелуя. Они перешли через улицу и заняли столик в ресторане, который, как оказалось, Годунов заказал заблаговременно. Столик находился далеко, от входа, и, пока они пробирались к нему, с Ксениным кавалером успела поздороваться добрая дюжина мужчин и дам...

Годунов, который сделал официантке заказ и закурил, откинувшись на спинку стула, тем временем думал не о женщине, сидевшей напротив и изредка поднимавшей на него глаза. Для светского разговора ему необязательно было задействовать хоть какую-то часть мозга, тем более что его собеседница явно не собиралась вести непринужденный треп. Поэтому Удав совмещал приятное с полезным – приучал к себе дамочку и одновременно обдумывал какие-то свои планы.

Но женщина, которая сидела напротив, спрятав руки под столом, считала, что этот вечер мужчина решил отдать целиком ей, и не догадывалась, что она-то как раз занимает в его мыслях последнее место. Она смотрела на собеседника, изрекавшего банальности, так, словно это был, по меньшей мере, снизошедший на грешную землю эллинский бог. И не удивительно – от Годунова за версту разило самцом, а отличить самца от Аполлона зачастую не удается и более опытным женщинам.

... Годунов прервал свои размышления и, рассудив, что теперь можно и развлечься, стал изображать перед Ксенией море страсти. Начал он издалека, стал расспрашивать о жизни, рассказывать что-то о себе, причем откровенная туфта была перемешана с подлинными случаями его богатой приключениями биографии – как-никак, прожил он на земле лет на пятнадцать больше женщины, которую хотел затащить в постель. И поэтому в голове Ксении родился образ рыцаря-разбойника-странника-философа и черт знает кого еще, но благородного. Удав, как это ни парадоксально звучит, распустил хвост, и в сплетенную им паутину жертва попалась без сопротивления. Змей-павлин-паук – вот более верный облик Годунова. Только... Попробовал бы кто-нибудь ему об этом сказать!..

Принесли шампанское, коньяк, закуски, и в промежутке между первым и вторым Ксения поняла, что влюбилась.

В эту ночь, впервые после того, как она выставила Филатова, она ночевала дома не одна.

Костиков не стал заявлять в милицию о нападении. Он был уверен, что это мафия, и только одного не понимал, как он. в таком виде пойдет в понедельник на аудиенцию к Буденному, – физиономия редактора напоминала лопнувшую сливу. Поэтому, набрав номер своего заместителя и переложив на него бремя ответственности за родную газету, ушел в глубокое подполье. По рекомендации расстроенной, но не потерявшей присутствия духа жёны он намазал лицо постным маслом, смешанным с семенем бодяги. И телефонный звонок, прозвучавший в его квартире около полудня в понедельник, его всемерно удивил.

– Дмитрий Петрович? Виктор Павлович беспокоит. Что это вы работу манкируете?

– А вы сами не догадываетесь?

– Ни в коей мере.

– Нет, ну я одного не понимаю, зачем нужно было меня уродовать?

– Да вы что, пьяный, в конце концов, что ли?

– Нет, избитый.

Годунов помолчал несколько минут.

– Ждите, я сейчас подъеду.

Через полчаса он был уже в квартире Костикова. Хозяин открывший дверь, выглядел настолько живописно, несмотря на прошедшие со времени экзекуции два дня, что Удаву ничего не оставалось, как удивленно присвистнуть:

– Кто ж это вас так, Дмитрий Петрович?

– Вам лучше знать, – отвечал тот, с легко объяснимой неприязнью глядя на гостя правым глазом, ибо левый полностью заплыл.

– Так, – отреагировал Годунов. – Заверяю вас, что к данному инциденту мы никакого отношения не имеем. Короче, собирайтесь, поедем к Буденному... И не корчите рож; в конце концов, не к невесте едете. Даю вам десять минут. Внизу – белая «девятка» прямо у подъезда. – Он повернулся и вышел из квартиры.

Дом, в котором свил себе гнездо Буденный, находился на самой окраине города и не напоминал тех «замков», которые без ложной скромности строили себе заправилы преступного мира. Это был простой, но вместительный деревянный терем с мансардой, конечно, со всеми удобствами, спрятанный за высоким забором. Огорода при усадьбе не было, но сад был, и шикарный. Оставалось загадкой, как еще во времена «развитого социализма» умудрился Буденный прирезать к своим законным шести соткам чуть ли не гектар земли, с одной стороны ограниченный речкой, с другой – лугом, за которым виднелась опушка леса. Сам дом стоял в глубине сада, к нему вела дорожка, выложенная каменными плитами.

Костиков увидел хозяина в просторной гостиной сидящим в кресле спиной к двери. На скрип двери Буденный обернулся, и на его вспаханном морщинами лице наметилось что-то вроде улыбки.

– Ну-у, друг ситный, да на тебе кто-то овес молотил, не иначе, – сказал он вместо приветствия, верный своей привычке обращаться ко всем, независимо от социального положения, на «ты». – Проходи, садись, коль уж в гости напросился... Фриц! – внезапно крикнул он в сторону открытой двери.

За спиной Костикова, не успевшего сказать ни слова, появилась крупногабаритная личность в джинсах и майке с изображением какой-то негритянской поп-звезды женского пола, какие были в моде в начале восьмидесятых.

– Фрицушка, видишь, дядю побили. Через час я должен знать кто.

Громила кивнул и молча вышел. Спустя минуту послышался звук отъезжающей машины.

– Ну, и что ты мне имеешь сказать? – обратился к Костикову Буденный, жестом приглашая занять место в кресле.

– Ко мне приходил ваш человек с... предложением, – начал, замявшись на секунду, редактор. – Я бы хотел уточнить насчет гарантий...

– А какие тебе нужны гарантии?

– Ну, хотя бы того, что о нашем э-э... сотрудничестве не станет известно властям.