Тем не менее, этот вариант событий был решительно невозможен. Значит, ничего иного не оставалось, как искать другие. И хотя бы ненадолго почувствовать себя в роли обычного туриста.

Выйдя на Александерпляц, Глеб сразу обратил внимание на то, что со времен его последнего посещения Берлина здесь многое изменилось. На гэдээровской площади выросли современные здания из стекла и бетона, и повсюду виднелись логотипы известных брэндов.

«Чувствуешь себя почти как в Москве», — подумал Слепой.

Он немного замешкался и тут же услышал велосипедный звонок. Глеб отскочил в сторону и пропустил юную велосипедистку в длиннющем платье и туфлях на каблуках. Подол развевался на ветру, добавляя в эту картину элементы легкой эротики.

Вслед за красоткой мимо Глеба проехала еще целая ватага разношерстных велосипедистов. Среди них был и мужчина в рубашке с галстуком, и бабуся лет под семьдесят, и даже дама в положении — месяце так примерно на седьмом…

Водители автомобилей вежливо пропускали велосипедистов. И не сигналили даже в том случае, если кто-нибудь из них замешкается.

«Нет, все-таки это не Москва!» — подумал Глеб.

Центральные берлинские улицы были совсем крохотными по московским меркам — всего по две полосы в каждую сторону. Но пробок на них почему-то почти никогда не случалось. Этот факт всегда удивлял Сиверова.

Смешавшись с толпой туристов, он добрел до Унтер ден Линден.

Глеб прошел мимо Домского собора, понаблюдал за расположившейся на его ступеньках молодежью и отправился на берег Шпрее. Там он знал одну неплохую укромную скамеечку, где можно было спокойно выкурить сигарету.

Увы и ах! Скамейка была занята целой компанией соотечественников Слепого. Рядом с группкой мужиков стоял ящик пива, и число бутылок в нем очень быстро уменьшалось.

Мужики громко матерились, рассказывали похабные анекдоты, комментировали фигурки проходивших мимо девушек и вообще вели себя так, как на родине — в каком-нибудь тамбовском колхозе. Кто-то даже вытащил из кармана кулек семок, и парни принялись их грызть, сплевывая себе под ноги.

«Да, сразу видно «руссо туристо», — подумал Глеб. — Или, может, «украино», если судить по характерному акценту?»

Когда Сиверов проходил мимо, у них как раз разгорелся спор: можно ли в Берлине пить пиво? Кто-то утверждал, что в Берлине можно все, а кто-то считал, что педантичные немцы не прощают никаких вольностей.

— О, вон хлопец идет местный! — закричал один из них, когда Глеб попытался сделать поворот, чтобы обойти эту компанию по дуге. — Давайте у него и спросим.

Они тут же обступили бедного прохожего и начали донимать его вопросами:

— Пиво… бир… дринкен… можно? Кэн ви дринк хир?

Глеб про себя улыбнулся, сделал строгое лицо и объяснил им на ломаном русском:

— Пиво йесть ньельзя! Пить йесть ньельзя и мусор йесть ньельзя! Штраф есть платьит пьятьсот ойро. Это место йесть особо полицья.

На самом деле Глеб нагло врал. Или врал наполовину. Пить в Берлине можно что угодно, а вот мусорить действительно запрещено.

Услышав такое, мужики мигом собрали свои манатки и ретировались с уютной лавочки. Но Сиверову от этого все равно было мало толку. Останавливаться в таком свинарнике он не решился. И продолжил путь.

Тем временем уже начинало вечереть. Погода стала более комфортной, из Шпрее исходила прохлада…

Глеб решил поужинать в небольшом ресторанчике, расположенном на берегу реки. Он прилетел в Берлин всего несколько часов назад, но уже успел почувствовать себя настоящим немецким бюргером.

Места вокруг были на удивление тихими — даром, что центр города. Слышались лишь веселая болтовня туристов, детский смех, негромкие звуки джаза…

Выпив бокал хорошего вина, Сиверов откинулся на спинку уютного креслица и закрыл глаза. Он чувствовал наплыв умиротворения. По Шпрее как раз проплыл прогулочный теплоход. Легкий ветерок приятно обдувал лицо.

Но вдруг все молниеносно изменилось. Открыв глаза, Глеб почувствовал себя как будто в набитом до отказа вагоне московской подземки.

Откуда ни возьмись появилась огромная толпа каких-то людей, наряженных невесть во что. Они кричали, пели дурными голосами, свистели и дудели.

Вслед за этой процессией по Фридрихштрассе катился автобус с огромными колонками. Из динамиков доносился чей-то визгливый голос: «Мы против дискриминации!»

И тысячи глоток скандировали: «Мы против дискриминации!»

Когда как раз напротив столика Глеба остановилась парочка молодых людей, которые начали страстно целоваться, он, наконец, понял, что стало причиной шума. Судя по всему, Сиверов стал невольным свидетелем очередного гей-парада.

— Я тоже против дискриминации! — проворчал Слепой. — Мне хочется смотреть на синее небо, а не на ужимки двух педиков.

Последние в свою очередь перешли к более жарким страстям. Один из них засунул руку в шорты своего возлюбленного, а затем спустил их и стал на колени.

Слепой думал было подойти к ним и попросить найти более подобающее место для орального секса, чем центральная улица Берлина. Но решил, что влезать в какие-то мелкие скандалы сейчас не время: всего через сорок минут у него было назначено важное деловое рандеву.

Поэтому Слепой просто отвернулся к реке и старательно делал вид, что не замечает всего происходящего вокруг него.

Он умел направлять свои мысли в нужное русло и отключаться от постороннего шума в любой ситуации. В этом случае такое умение было особенно важным.

Но Глеб не долго пребывал в состоянии забытья. Ему пришлось очнуться. Кто-то настойчиво дергал его за плечо.

— Эй, краса-вчик! — услышал он над ухом. — Чего скучаешь? Пойдем с нами, будем веселиться.

Бесформенный дядька с ярко-розовой шевелюрой бестактно подсел к нему за столик.

— Простите, это место занято, — ровным голосом сообщил ему Глеб.

— Ты уже нашел себе друга на вечер? — огорчился приставун. — Ну ладно, тогда хорошего секса.

Пренебрегая манерами, Слепой сплюнул прямо себе под ноги. И тут же место толстяка занял худощавый юноша с кучей сережек во всех частях тела.

— Привет, какие планы на вечер? — заверещал он странным голоском.

— Сейчас я отправлюсь в церковь на вечерню, потом у меня будет всенощная, а когда она закончится, помолюсь Иисусовой молитвой, — объяснил ему Глеб.

Парень вытаращил на него глаза, пытаясь осознать сказанное. Он даже представить себе не мог, что кто-то еще ходит в церковь.

Когда третий ухажер нагло обнял Слепого за плечи и попытался поцеловать, тот едва сдержался, чтобы не врезать ему в челюсть. Но такой поступок в Берлине явно бы не оценили. Слепого назвали бы гомофобом и, скорее всего, посадили бы в тюрьму. А это в его сегодняшние планы не входило.

Что ни говори, а настроение было испорчено. Но жалеть об этом времени уже не оставалось — наступил черед действовать. Глеб подозвал официанта и попросил счет.

* * *

Ровно в девять вечера Глеб набрал нужный номер на домофоне по нужному ему адресу. Дверь в подъезд открылась. Слепой неспеша поднялся на третий этаж, вдыхая малоприятные запахи старого подъезда.

Нужная квартира выделялась своей новой дверью. Глеб нажал на звонок.

Увидев того, кто ему открыл, Слепой чуть было не ахнул. Сначала Глебу показалось, что это вульгарно накрашенная женщина далеко не первой молодости. Но он тут же понял, что ошибся. И сразу вспомнил сегодняшний гей-парад.

Впрочем, этот образ очень подходил для пароля и легенды.

— Простите, я думал, что попал на гей-вечеринку? — робко поинтересовался Глеб.

— Вы почти не ошиблись, — был ответ. — Рад угостить пивом.

Слепой зашел в квартиру. Дверь за ним захлопнулась. От мужика-бабы немного разило перегаром.

— Обождите здесь, — попросил тот каким-то неестественным голосом. — Я должна встретить шефа.

Она (или он?) тут же вышла за дверь. Глеб присел на табуретку в прихожей и стал ждать. Заодно он получил минутную возможность обдумать план действий.