Филатов сложил ножик и вместе с барашком опустил его в карман джинсов. Он не знал, наблюдает ли за ним неизвестный взломщик, но полагал, что это маловероятно. Все-таки здесь был не старинный замок со множеством лестниц и потайных переходов, а типовая двухкомнатная квартира, общая площадь которой составляла от силы полсотни квадратных метров. Из прихожей она просматривалась почти целиком — во всяком случае, любой, кто мог видеть стоявшего у входных дверей человека, тоже рисковал быть неминуемо замеченным. Встроенные шкафы в прихожей были пусты; в спальне тоже никого не было, в этом Юрий мог поклясться. Оставались только гостиная, кухня, ванная и туалет. «Найду в сортире — там и замочу», — подумал Юрий, невольно цитируя известное изречение главы государства.

Он еще раз огляделся, пытаясь представить себе, куда спрятался бы на месте того, кто устроил в квартире этот дикий погром. Пожалуй, его, бывшего офицера-десантника, первым делом потянуло бы в лоджию — проверить, нельзя ли отсюда как-нибудь потихоньку выпрыгнуть. Именно там, в лоджии, он бы и застрял, потому что с двенадцатого этажа не очень-то прыгнешь, а спускаться вниз, перелезая с балкона на балкон, да еще ночью, — дело ненадежное и очень рискованное. Правда, в высотных домах предусмотрены пожарные лестницы, которые располагаются как раз в лоджиях, но они вечно, заставлены всяким хламом, держать который в квартире нельзя, а выбросить жалко. Да и потом, с того момента, как Юрий впервые позвонил в дверь, прошло уже не меньше четверти часа. Если взломщик решил спасаться этим путем, его давно и след простыл. А если пожарной лестницы на балконе нет (Юрий попытался припомнить, есть она все-таки, эта лестница, или отсутствует, но так и не припомнил), то и торопиться некуда. Патлатый литератор Саша — не орел и даже не синица, упорхнуть не сумеет. А если от большого ума полезет через перила, сорвется и расшибется в лепешку об асфальт подъездной дорожки — туда ему и дорога. По крайней мере, руки марать не придется…

Дальнейшие размышления ни к чему не привели, и Юрий знал почему. Проблема заключалась в том, что Юрий и тот человек, с которым он сейчас играл в некую разновидность пряток, были очень разными людьми. Филатов не мог придумать подходящего укрытия просто потому, что на месте взломщика не стал бы прятаться. Ведь тот наверняка видел его в дверной глазок, понял, что в дверь звонит не милиция и что в случае чего дело придется иметь только с одним человеком. В подобной ситуации Филатов спокойно дождался бы неприятеля в прихожей, прямо за дверью, и встретил бы супостата хорошим ударом в челюсть.

Из кухни по-прежнему доносилось бормотание радиоточки. Передавали прогноз погоды на завтра. Прогноз был благоприятный — чистое, безоблачное небо и по-летнему высокая температура. Юрий опять подумал о том, где и в каком состоянии встретит завтрашний погожий денек Ника Воронихина. Жива ли она, свободна ли? Честно говоря, то, что он увидел в этой квартире, основательно сбило его с толку. Ведь он ехал сюда просто для очистки совести, и на дурацкий букет потратился потому, что почти не сомневался: Ника цела и невредима, сидит себе дома и уже думать забыла о том, что есть на свете такой человек — Юрий Алексеевич Филатов. А на поверку оказалось, что и Димочка Светлов, и сам Юрий глубоко ошибались, утверждая, что буйная и мрачная фантазия длинноволосого писаки иссякла, излившись на бумагу в виде рассказа, полученного Никой по почте, и что такие люди, как этот Саша, не способны на решительные действия.

«О! — подумал Юрий, с некоторым усилием преодолев желание звонко хлопнуть себя по лбу. — Ясно же, что он тут искал! Ясно, зачем перевернул вверх дном всю квартиру! Писанину свою решил вернуть, не иначе. Видно, просто напугать Нику ему показалось мало, и он отважился на что-то… Нет, не стоит сейчас гадать, на что именно он отважился, это отвлекает. Главное, что теперь, после исчезновения Ники, эта присланная по почте рукопись изобличает господина писателя, и на его месте любой постарался бы как можно скорее ее изъять. Да, парень, — мысленно обратился он к взломщику, — несчастливый у тебя выдался вечерок…»

Он представил себе господина литератора, стоящего, затаив дыхание, где-нибудь за пыльной шторой, а лучше и впрямь в сортире, между скользкой кафельной стенкой и унитазом, в котором журчит протекающая из неисправного смывного бачка вода, с вытаращенными от ужаса глазами, искаженным бледным лицом и ползающими по всему телу зябкими мурашками, с трудом преодолевающего желание панически завопить и броситься напролом к запертым дверям.

— Выходи, придурок, — поддавшись порыву, негромко, чтобы не услышали на лестничной площадке, сказал Юрий в темноту разоренной квартиры. Квартира не ответила, если не считать ответом доносившееся с кухни бормотание радио. — Не хочешь? Ладно, тебе виднее. Кто не спрятался, я не виноват.

Он двинулся в сторону кухни. Скрипучая половица снова взвизгнула под его ногой, но Юрий не обратил на нее внимания. Свернув за угол, он оказался в узком коридорчике, в торце которого виднелся ведущий на кухню дверной проем, а по левую руку располагались двери туалета и ванной. Все окна в этой квартире выходили на одну сторону, и горевший на улице ртутный фонарь прекрасно заменял луну — квартира была залита его мертвенно-бледным, неживым светом, позволявшим различать очертания предметов. Правда, в ванной и туалете окон не было, и Юрий, заранее щурясь, включил там свет.

Ярко освещенная, по старинке выложенная сверху донизу белоснежным кафелем ванная была пуста. Тот, кто буйствовал в квартире, по какой-то причине не добрался сюда — то ли не успел, то ли просто не счел это вспомогательное помещение достойным своего внимания, — и здесь царил полный порядок. Юрий уловил в зеркале над раковиной отражение своего бледного лица с прищуренными глазами, на всякий случай заглянул за пластиковую занавеску, убедился, что в ванне никто не плавает, и, попятившись в коридор, аккуратно закрыл за собой дверь.

В туалете тоже никого не было. Смывной бачок действительно подтекал, и у Юрия зачесались руки его подправить, тем более что дел тут всего на полторы минуты. Сдержав этот инстинктивный порыв, он покинул сортир и осмотрел кухню.

Кухня также избежала бессмысленных разрушений, которым подверглись спальня и прихожая. Здесь все стояло, лежало и висело строго на своих, раз и навсегда отведенных местах. Прилепленные к магнитной доске кухонные ножи выстроились по ранжиру, и, глядя на них, Юрий невольно вспомнил, что Ника — не просто медицинская сестра, а ассистент хирурга. Падавший из приоткрытого холодильника свет, как в зеркалах, отражался в отполированных лезвиях, все плоскости здесь так и сверкали чистотой, а кухонные табуреты были аккуратно задвинуты под стол и прикрыты свисающей скатертью в красно-белую клетку. Не удержавшись, Юрий приподнял скатерть и заглянул под стол, но там не обнаружилось никого и ничего, кроме уже упомянутых табуретов.

Отдернув занавеску на окне, Филатов обнаружил за ней дверь в лоджию. Дверь была закрыта и заперта; лоджия была до краев наполнена ночной темнотой и напоминала большую прямоугольную ванну с черной тушью. Осененный новой мыслью, Юрий осторожно повернул ручку, почти беззвучно открыл балконную дверь и переступил высокий порог.

Теперь, когда он был снаружи, заполнявшая лоджию темнота уже не выглядела такой густой. Юрий разглядел какой-то шкаф, прислоненный к стене слева, как раз под люком пожарной лестницы, и шеренгу пустых трехлитровых банок, выстроившихся на полу под окном. В противоположном углу стояли выглядевшие очень старыми лыжи без креплений и палок, в остальном же лоджия была пуста, если не считать пригоршни застрявших в водостоке прошлогодних листьев. Стоявший на крышке пожарного люка старый кухонный шкафчик не имел дверей и был вплотную прислонен к стене, так что ни в нем, ни за ним спрятаться было нельзя. Также нельзя было уйти по пожарной лестнице — мешал все тот же шкаф. И, уж конечно, злодей не мог схорониться за лыжами, как тот дистрофик из бородатого анекдота, который спрятался за шваброй.