— Серёжк, а если идти как идём и лишь взять немного левее и заходить с юга вдоль опушки леса? — предложил Фадеев, и Ефимов согласно кивнул головой.

— Вот и я о том же самом думаю. А если у двух дураков мысли одинаковые…

— То мысль верная! — закончил за Ефимова ротный и усмехнулся.

— Угу, — поддакнул Сергей и, почесав переносицу, заметил: — Будем надеяться на то, что людей у них маловато для того, что бы наблюдателями все подступы перекрыть. Это не спать, ни есть, не отойти погадить.

— Да это ещё хрен его знает, сколько у них людей! — не слишком оптимистично заметил ротный. — Наверху первый раз, что ли, ошибаются? Да и чехи на одном месте не сидят, сегодня здесь, завтра там. Что с того, что по имеющейся информации никого движняка? Десяток — другой всегда подвалить мог.

— Запросто! — легко согласился Ефимов и снова задумался.

— Тогда раз уж решили заходить с юга, то берём влево, переходим ручей и на хребте вот где-нибудь у ответвления тропы делаем двадцатиминутный привал, а заодно сбросим всё лишнее. Согласен?

— Было бы о чём спорить! — Ефимов улыбнулся и, посмотрев на ротного, уточнил: — Так что, Вадим, топаем?

— Ес-стессвено, — нарочно исковеркав слово, Фадеев потянулся и, опершись рукой о ствол дерева, начал подниматься на ноги. — Эх, сейчас бы костерок, шашлычок, в баню и поспать!

— Угу, вылезем на чехов, и будет нам и баня, и сауна, и шашлычок с помидорчиками.

— Ага, — поддакнул ротный, — ништяков наберём! — он вроде бы шутил, но в глазах у него не было ни капли весёлости.

Переходя ручей, Сергей позволил себе вволю напиться. Сделал он это так: не снимая рюкзака, осторожно положил автомат на камни, встал на колени, опёрся ладонями о выступающие над водой булыжники и, приняв положение как для выполнения упражнения «отжимание в упоре лёжа», припал губами к бегущей среди камней чистой, прохладной воде. Пил он неторопливо, мелкими, смакующими вкус воды глотками. А вода в этом ручье была на удивление вкусной и приятной, без посторонних запахов и привкусов. Вволю напившись и позволив напиться всем, (спецназовцы пили по очереди и времени это отняло довольно много), Сергей повёл группу дальше. Он не стал выходить со своими разведчиками на самую верхнюю точку хребта, а заметив подходящий для скрытного размещения имущества, густо поросший мелколесьем овражек, поднял вверх левую руку.

— Чи. Стоп. Всем выложить продукты и лишние вещи, — приказ, продублированный остальными спецназовцами, приняли к исполнению, и вскоре назначенные по одному от каждой тройки бойцы прятали завёрнутые в полиэтиленовую плёнку вещи в зарослях росшего в этом овражке малинника.

— Двадцать минут отдыха! — скомандовал Ефимов, и уже через несколько десятков секунд разведчики, рассредоточившись и выставив охранение, сидели, блаженно вытянув ноги, наслаждаясь недолгим покоем. Казалось, всё дышало умиротворением — на земле стояло полное безветрие, в небе по-прежнему плыли, не роняя вниз ни единой капли дождя, плотные облака. Тишина, лишь где-то далеко недовольно хоркает потревоженный кабан, да радист не громко бормочет, прокачивая обязательный сеанс связи. Но ничто не вечно под луной. Взмах командирской руки — и группа продолжает движение. Абсолютно тихо, неимоверно медленно двигался впередиидущий, а за ним и все остальные. Только так и никак иначе — сколько там ещё осталось до обозначенной базы с засевшим на ней пресловутым «Шейхом»? Триста пятьдесят метров, триста? А сколько до выставленных по округе наблюдателей? Сто? Сто пятьдесят? Двести? Или они совсем рядом?

Уже подходя к зарослям шиповника, в которых скрывались боевики из присланного Шамилем отряда, Махамед дал волю снедающим его чувствам. Правда, пока лишь мысленно.

«Раскомандовался! — молча негодовал Ахмадов. — Мало того, что поставил меня и моих людей на самый бесполезный участок — почти тыл, да что там почти — тыл он и есть тыл. Кто станет заходить на базу со стороны широкой тропы, даже не тропы, а скорее дороги, пусть давно и не езженной, соединяющей два села?! Кто станет пробираться к базе между двумя абсолютно голыми полянами по узкой, шириной едва ли больше двухсот пятидесяти метров, полосе леса? Разве что абсолютно бесшабашный человек, — Махамед зло фыркнул, — безумец! Куда уж лучше зайти с северо-востока со стороны станового хребта. Уж Ибрагим — то это понимает. Как раз там и расположились моджахеды братьев. Русские войдут в ловушку и будут прихлопнуты как залетевшие на кухню мухи. Вся слава Келоевым. И ведь не поспоришь! — Махамед в сердцах пнул подвернувшуюся под ногу лягушку. Пронзительно квакнув, она отлетела в сторону, шлепнулась о дерево и, издав звук, похожий на громкое чмоканье, сползла по стволу вниз. — Сам Шамиль, — продолжал рассуждать Ахмадов, — поручил им выполнение этого задания. Сам Басаев — воин, не любящий бросать слов на ветер, отдал такой приказ. САМ. Как он однажды выразился: «Когда муджахиду приходится обнажать свое оружие, он использует его по назначению». — И если Шамиль сказал, что сегодня они должны показать русским собакам, кто настоящий хозяин леса, то они покажут. Покажут! Но все лавры, весь почёт достанется этим братьям, этим выскочкам! И всего лишь потому, что они окажутся главными исполнителями тщательно продуманной Шамилем операции. И это им не будет стоить никакого труда! Что есть героического в том, чтобы задавить с хорошо оборудованных позиций жалкую горстку русских, угодивших в расставленные силки? Три — четыре минуты боя! Да пойди они на его отряд, он бы управился и быстрее. Точный, кинжальный огонь и куча почерневших от копоти, собственной крови и грязи трупов и ещё два-три жалких канючащих о сохранении их никчёмных жизней пленных. И ещё… что именно ещё, Махамед не додумал… справа от него грянула автоматная очередь.

— А-аллах акбар! — сорвавшийся на визг крик, помноженный на звуки всё усиливающихся выстрелов.

— Ай, шайтан! — взревел Махамед Ахмадов, бросаясь вперёд, в гущу разгорающегося боя.

В том месте, где сейчас со своей тройкой находился рядовой Прищепа, опушка вдавалась в лес острой, слегка вытянутой западной оконечностью. Прислушиваясь к окружающей тишине, Александр отступил немного в глубину леса, чуть-чуть выждал, когда подтянется остальная часть группы и потихоньку начал забирать вправо, двигаясь под небольшой уклон туда, где согласно имеющимся координатам должна была находиться чеховская база. Неожиданно его внимание привлёк какой-то посторонний звук, напоминающий нечто среднее между чмоканьем кормящейся рыбы и всхлипом человека, у которого сильным ударом перебило дыхание. Сашка насторожился, развернулся и, продолжая прислушиваться, сделал нерешительный шаг в сторону донесшегося звука. Но ничего больше не услышал. Тем не менее, двигаться дальше, оставляя за спиной нечто непонятное, Прищепа не собирался. Подняв руку, он остановил группу и осторожно двинулся вперёд. Но не успел он пройти и десяти метров, как услышал за спиной шорох шагов.

«Командир», — сообразил Александр, — «видимо обеспокоился моим странным поведением, теперь вот идёт посмотреть, что случилось. Надо было мне самому остановиться и сообщить об услышанном».

Прищепа хотел было повернуться к старшему прапорщику лицом, когда его взгляд зацепил чёрные отверстия стволов, смотрящие в их сторону.

— Командир! — крикнул Сашка, и его возглас перекрыл треск автоматной очереди. Услышавший Прищепу Ефимов, вскидывая оружие, успел лишь увидеть, как согнувшийся напополам боец рухнул в раздвинувшийся под его весом кустарник. А ствол Ефимовского автомата уже затрясся от вылетающей из него очереди — падая, Сергей продолжал стрелять. Ударившись плечом о валяющуюся на земле ветку, он перекатился влево и добил остатки магазина. Где-то за спиной затарахтел пулемёт Тушина. Ефимов, кажется, услышал, как застонал лежавший неподалёку Прищепа, но оказывать помощь раненому не было ни времени, ни возможности. Даже оттащить Александра в сторону — значило потерять столь необходимые сейчас секунды. В эти мгновенья Сергею вновь, уже в который раз в жизни, приходилось выбирать меньшее и большее.