Я решил послать все к черту, сесть на телефон и решить-таки проблемы с ремонтом.

Для бодрости духа позвонил сначала домой.

– Катя! Я по поводу строителей…

– Не волнуйся, я еще вчера выгнала вторую бригаду.

– Золото ты мое! А почему выгнала?

– Криворукие идиоты.

Подробности я решил не выяснять, но поморщился. Что-то супруга в последнее время стала злоупотреблять бранной и просторечной лексикой. То есть очень зло употреблять.

– А первая бригада?

– То же самое, только еще и по-русски не понимают. Еще и разозлили меня, ублюдки!

Я опять поморщился. Как бы это намекнуть Кате, чтобы она повежливее разговаривала? Все-таки дети кругом. Даже внутри.

– Не волнуйся ты так, – нашелся я, – тебе вредно ругаться.

– А я и не ругаюсь. Если что, с ними Люда ругается.

– Бывшая хозяйка? А этих… работников тоже Люда подбирала?

– Нет, это Петрович. Завтра обещал новых подобрать.

Положив трубку, я навсегда вычеркнул вопящее слово из ежедневника и из своей жизни. Пожалуй, в браке есть некоторые преимущества. Вот Катя – взяла и сама организовала ремонт квартиры!

Подумал и улыбнулся. Ну да, «сама». Деньги нашел я, строителей ищет Петрович, а ругается с ними Людмила. А в целом, конечно, «сама». Идеальный менеджер.

Может, мне жену после декретного забрать к себе руководителем проектов?

**

Главным событием следующей недели стала очередная бригада рабочих. Бригадир мне понравился – немногословен и деловит. На вопрос, когда они могут начать работать, ответил: «Сегодня».

– Вот и чудесно! – согласилась я. – Давайте я вам все покажу, вы начинайте, а мы с Машей поедем в шко-

лу на собеседование. Значит так, вот эти обои в эту комнату, эти в эту, а вот эти вот сюда, это детская. Кухню пока не трогайте. Понятно?

Бригадир кивнул. Что-то в его кивке мне показалось подозрительным.

– Давайте еще раз. Вы сегодня, наверное, клеить еще не будете?

Кивок.

– Тогда вы сдирайте старые обои, а мы поедем. Да? Кивок.

Мы с Машкой отправились к двери, уже у порога нас остановило жалобное:

– Э-э-э…

– Что? – обернулась я.

– Так а чего делать-то?

– В смысле?

Я смотрела в абсолютно прозрачные глаза рабочего и у меня в сердце поселялась страшная тоска.

– Ремонт делать где? – повторил бригадир.

– Ремонт делать везде.

– А-а-а…

– Вы обои клеить умеете? Кивок.

– Так вот. Нужно переклеить обои во всех комнатах. Это понятно?

Кивок.

– Что тогда непонятно? Молчание.

– Так мы пойдем?

Молчание. Рабочий угрюмо переминается с ноги на ногу.

– Так вы скажите, что делать, и идите.

На меня напал спортивный азарт. Интересно, смогу я ему объяснить или нет?

– Нужно взять вот эти обои и наклеить их на вот эти стены. Понятно?

– Ну что вы так говорите, как будто я тупой! Действительно, чего это я?

– Повторяю еще раз. Кухню не трогайте, в комнатах переклеиваете обои. Старые снимаете, новые клеите. Давайте разнесем обои по комнатам, чтобы вам было легче. Берите вот эти обои и несите их сюда.

Мужик с просветленным лицом взял и понес. Видимо, я, наконец, дала достаточно четкие инструкции.

– Так. Теперь берите вот эти обои и несите их туда.

Отнес. Вернулся со счастливым выражением лица.

– Начинайте вот с этой комнаты. Понятно? Кивок.

– Понятно.

Пауза. Только я собралась уходить…

– А что в ней делать?

От сумасшествия меня спасло своевременное появление Петровича, который заглянул узнать, как мне понравились новые рабочие.

– Катенька, ты только не волнуйся. Я тебе кафельщика нашел. Русский. Честное слово. Хороший мужик, обстоятельный. Отставной военный. Приедет завтра в девять утра, так что нужно срочно ехать закупать плитку. Маша, поедем плитку покупать?

– Ура! Поехали! А этот дядя тоже поедет?

Я вздрогнула и вспомнила про бригадира, который стоял в том же месте комнаты и ждал дальнейших распоряжений.

– Петрович, объясни ему, что он нам не подходит, а мы тебя на улице подождем, – быстро сориентировалась я и выскочила из квартиры.

Слушая за ужином весело-злую трескотню жены, я вдруг подумал, что теперь мы с ней живем совершенно отдельными жизнями. Она гоняет строителей, а я решаю на работе какие-то финансово-производственные проблемы. До свадьбы оно не так было. Были общие интересы. Цели общие.

– Катя, – перебил я рассказ о чем-то из мира ремонта, – ты меня любишь?

Катя, которая как раз показывала в лицах тупого бригадира, захлопала глазами.

– Что-то случилось? – спросила она. Я замотал головой.

– Любит! – пришла на помощь Машка. – И я люблю. Так что там дальше было, мама, рассказывай!

Я продолжал изображать внимание, а сам пытался понять, что же нас теперь объединяет. Регистрационный штамп? Место жительства? Это, конечно, да, но проблемы-то теперь у каждого автономные. Я за Катю ребенка не выношу, деньги она за меня не заработает…

– А чего там у Наташки с Марашкой? – вспомнил я. – Чем все кончилось?

– Да не кончилось у них, – нахмурилась Катя, – задурил ей твой Марашко голову.

– Ты же сама просила ее взбодрить!

– Взбодрить, а не голову дурить! Что-то у них там серьезное намечается. По-моему.

Я ожил. Вот она, наша общая проблема! Мы ее вместе заварили, нам и расхлебывать. Я набрал Шурин домашний номер. Там было глухо занято. Тогда я перезвонил на мобильник.

– Привет! – заорал поэт. – А мы тут как раз чай пьем, о вас говорим!

– Вы – это кто?

– Мы с моей киской, – Шура перешел на грудное журчание, – с лапушкой моей!

«Действительно,- подумал я, – серьезно у них!»

– И что вы про нас говорите?

– Завидуем. Любовь у вас. Страсть. Ребенок общий. Вторая молодость!

Марашко захихикал.

– У нас вторая молодость, – сказал я, – а у тебя второе детство. Или ты еще из первого не выбрался? Ладно, пока. Наташке привет!

Я положил трубку и собирался доложить свои соображения Кате, но обнаружил только Машку.

– А куда мама делась? – спросил я.

– Пошла тете Наташе звонить. А давай теперь поиграем. А то ску-у-учно.

– А у бабушки Иры весело было?

– У твоей мамы? – не преминула уточнить маленькая ехидина. – Да, там со мной играли, кормили. Там детей много всяких.

– Так чего ж ты там не осталась?

– По маме соскучилась. Давай хотя бы в слова поиграем! Лучше в рифмы.

– Пакля! – тут же вспомнил я Незнайку.

– Спектакля! – по хитрой роже Маши было очевидно, что эту хохму она знает.- Теперь я. Солнце.

– Донце,- на сей раз я процитировал Маяковского.

– Нет такого слова!

– Есть. Даже стихи есть, – я продекламировал фрагмент про «дней последних донце».

Машка набычилась и, не найдя других аргументов, врезала мне по плечу. Пришлось идти врукопашную. На визг появилась хмурая мама. Она быстро навела порядок и со скандалом загнала ребенка в ванную. Действовала Катя при этом сурово, порывами до свирепости.

– Ты чего? – удивился я.

– Я-то ничего. А вот твой поэт… У Наташки ребенок будет!

– Ну и хорошо! Будет дружить с нашим.

– С нашей.

– С нашим ребенком. Трагедия в чем?

– Ты что, не соображаешь? – Катя, как обычно, очень похорошела от ярости. – У Наташки же свой мужик есть. А тут Марашко твой, женатый, между прочим! И что она теперь своему… м-м-м… Андрею скажет?

– Пусть скажет, что это от него.

– Да они не встречались уже черт знает сколько! Я почувствовал, что не в силах вести бессмысленные споры.

– Признаю,- повесил я буйну голову,- моя ошибка. Завтра же пристрелю Марашку, а Наташкиному мужику скажу, что ребенок, например, от тебя.

– Какие все остроумные! – Катя не была расположена шутить. – Прямо сейчас позвони этому уроду и скажи… Сам знаешь что сказать!

Я уже был не рад, что нашел для нас с Катей такую животрепещущую общую проблему.