Он снял рацию с поясного ремня и щелкнул тумблером:

— Говорит Нил Сименс. Мы находимся в четырнадцати километрах от шоссе, у бара. Проверьте два мотоцикла. Первый — Калифорния 694859, второй номер...

Дверь бара распахнулась, полицейский вошел и направился к стойке.

— Привет, Том. Рад тебя видеть. Как дела?

— О'кей. — Бодро ответил Том и несколько раз, одними глазами, показал в сторону столика, где сидели эти проклятые мобстеры (Мобстер (сленг) — бандит). Ну посмотри, посмотри туда.

«Понял», — взглядом ответил Нил и медленно развернулся к столу.

Трое насмешливо глядели на этого желторотого.

Ну иди, иди сюда, щенок!

Нил сделал несколько шагов и очутился у окна.

— Черри Генц. К вашим услугам. — Черри поднялся со стула и стоял, раскачиваясь на носках.

— Уилли Хиккон. — Уилли встал рядом с Черри.

— Не понял... Мы что, знакомимся, ребята? — Что-то странно они себя ведут.

Он потянулся к кобуре, но вытащить оружие уже не успел. «Кольты» Черри и Уилли громыхнули одновременно, и тело полицейского, выбив стекло, вылетело на улицу.

Его напарник выскочил из машины, выхватил «специальный полицейский», но... Было поздно. Прайс оказался проворнее. Несколько пуль свалили полицейского на землю.

Бармен упал. На четвереньках, стараясь быть как можно незаметнее, он полз к телефону. Если бы он только мог врасти в пол, слиться с ним воедино! Дрожащими руками Том схватил трубку и, сидя на полу, начал набирать номер...

— Кому звонишь, друг?

Фигура в черном плаще показалась бедному бармену вышедшей из преисподней, хотя голос звучал спокойно, почти ласково.

— Никому, никому не-не звоню...

— Отчего-то я тебе не верю.

Прайс медленно поднял руку. Черное дуло уставилось Тому в глаза.

— Нет, нет, нет, — повторял он.

«Гнида!» — подумал Прайс и брезгливо плюнул в бармена горячим куском свинца.

Хороший свидетель — мертвый свидетель. Эту аксиому Прайс усвоил давно.

Багрово-красный диск солнца медленно погружался в пелену сумерек. Навстречу ему двигались трое на мотоциклах. Казалось, что тела людей срослись с машинами. Волосы их развевались, как гривы коней. Было что-то нереальное в этих черных силуэтах. Будто порожденные адом мотокентавры вырвались на волю, чтобы мстить людям.

Они направлялись за своей жертвой.

* * *

В баскетбольном зале два тюремщика, стоя у стены, наблюдали, как Рейджи кладет в корзину очередной мяч. Здорово. Красиво играет малый.

Раздался лязг открывающейся двери, и надзиратель пропустил в зал Джека.

— К Хемонду. — Буркнул полицейский, прикрывая за собой дверь.

«Неплохо устроился. Все по камерам, а этот мячом балуется».

— Ты, наверное, очень опасный заключенный. — Громко сказал Джек.

Ни хрена не меняется! Законсервировали его здесь, что ли?

Рейджи повернул голову, и мяч врезался в щит.

— Из-за тебя я промахнулся. — Он поймал мяч, но к Джеку не подошел.

Они так и стояли в нескольких шагах друг от друга. Явился! Даже не поздоровался! Как будто выходил на минуту. Раздолбай!

— А у тебя ничего получается, Рейдж!

Джеку трудно было начать разговор. Все-таки он ощущал какую-то вину перед этим парнем. Когда он был у него в последний раз? Года четыре... Нет... Пять лет назад. Проклятая работа!

А Рейджи продолжал серьезно смотреть на него.

— Сколько лет я тебя не видел, Джек! А думал — ты мой друг.

— Ну извини, я был занят.

— Да я тоже. Наверное, что-то тебе очень понадобилось, раз пришел. Даже подстригся. — В его голосе чувствовалась насмешка.

— Времена изменились. — В тон ему заметил Джек. — А ты похудел на пару фунтов.

— Ты пришел сказать мне это? Или директор снова выбрал тебя, чтобы сообщить, что мне еще пять лет добавили?

— Не волнуйся. Ты выйдешь завтра. А когда ты выйдешь, у нас с тобой будет маленькое дельце.

— Ни черта у нас с тобой не будет. Понял? Когда я выйду, отдашь мои деньги, и я пойду отсюда подальше. Я пробовал уже играть в полицейского, — ни хрена не получилось. Отдашь мне деньги, и я исчезну.

Джек подошел к Рейджи. Голос его звучал доверительно.

— Рейдж, ты не понимаешь. Если ты не поможешь мне в этом деле, я не верну тебе деньги.

Глаза у Рейджи округлились. На минуту он потерял дар речи, а потом заорал:

— Ты меня наколол!

— Нет.

Как это нет? Коп проклятый! Присвоил мои денежки и еще издевается.

— Эй, Джек, я дал тебе эти деньги на хранение. Я тебе доверял!

— Я не просил, чтобы ты мне доверял. От такой наглости Рейджи задохнулся.

— Ты хочешь сказать, что после всего этого дерьма я не могу получить свои деньги?

Джек посмотрел на него с сожалением.

— Для заключенного ты все правильно понял. Заключенного?!

Этого Рейдж вынести уже не смог. Изо всех сил он швырнул мяч в эту наглую рожу. От неожиданности Джек растерялся. И прежде, чем надзиратели схватили Рейджа, он успел еще трижды приложиться к физиономии Джека.

* * *

Полицейские тащили Рейджа по гулкому тюремному коридору. Он уже не сопротивлялся.

Да черт с ними со всеми! Но Джек! Жаль, не успел навешать ему еще!

— Ну, на этот раз ты себе сделал. — Заметил тюремщик.

— Черта с два! Это была самозащита! Ясно? Са-мо-за-щи-та!!!

— Никто в это не поверит. Так что, мотать тебе новый срок, парень.

— Эй, подождите минуточку! — Рейджи остановился. — Два года я отсидел за преступление, которое совершил. Я этого не отрицаю. Но следующие пять лет мне добавили просто так! Я никого не грабил! А теперь вы хотите повесить мне еще срок?

— Остаток дней проведешь в специзоляторе! — Сказал надзиратель и отворил дверь.

Рейдж тут же уселся на кровать и схватил плейер.

Да пошли вы все! Лучше буду слушать Джеймса. Этот парень меня не продаст... А Джек... Такое же дерьмо, как все остальные. Как это он там сказал?..

«Для заключенного ты...» У-у, гад!.. Ну, все, хватит! Не думать об этом! Не думать!

Он натянул наушники. Но мысли о Джеке мешали наслаждаться музыкой. Он снова и снова возвращался к их разговору.

И чтобы заглушить это, он начал подпевать Джеймсу Брауну дурным голосом:

— А-а-а-у-у-у...

Но Брауна никто, кроме Рейджа не слышит, и изолятор наполнился визгом и воем арестованного.

— А-а-у-у, — орет Рейджи, и рот его расплывается в блаженной улыбке.

* * *

Джек очень любил свой город. Любил его улицы. И не только просторные авеню с многоэтажными монстрами в новых кварталах, а и те маленькие узенькие улочки, где дома стоят так близко, что между ними едва может проехать автобус; любил пальмы, которых осталось уже не много, но они так украшали площади; траву на Газонах, голубое прозрачное небо, — оно пробивалось даже среди самых высоких домов; холмы вокруг города — они защищали от бурь; озера в парке, который зеленым языком спускался к океану. Словом, все, что окружало его, Джек любил. Даже людей...

Сегодня город был в тумане. Туман окутал холмы, но не спускался ниже. Солнце едва осветило только вершины, и они казались зелеными островами в молочном океане неба.

На одном из холмов появились три черных пятна мотокентавров. Они двигались в направлении города.

Охота началась.

* * *

Этот огромный бар с дансингом был выстроен из металлических балок и стекла. Светящаяся реклама на фасаде подмигивала прохожим, возвещая: — «Бернсторнз». Вечером, когда он гремел музыкой и переливался разноцветными огнями, множество людей заполняли вместительные залы, чтобы жевать, пить, танцевать, знакомиться, расходиться...

Но сейчас день, и бар полупустой. Музыка звучит негромко. Официантки порхают почти бесшумно: — Ва-шепивосэр, Чтоугодносэр, Благодарюсэр...

Барменша в шикарной блестящем платье наблюдает за работой своих девочек. Оглушительный вырез подчеркивает грудь, а огромные серьги делают лицо еще привлекательней. Ее зовут Кэт.

В центре зала, за отдельным столиком, сидит Тейрон Берроуэ. Он не снял плащ, очевидно, рассчитывает задержаться здесь недолго.