Хелен боязливо поежилась.

– Господи, неужели такое происходит где-то рядом? Знаешь, я часто удивляюсь, как ты все это выдерживаешь.

Как раз к прогнозу погоды позвонил Фрэнкс.

– По поводу девушки, Чарльз. Какая утрата! Она была восхитительна! Ладно, спрашивай, что ты хочешь у меня узнать.

– Для начала: когда наступила смерть?

– Опять ты за старое, Чарльз. Тебе прекрасно известно, что я не могу ответить на этот вопрос.

– Нами установлено, что между четырьмя и пятью часами дня в субботу она была еще жива. Может, это облегчит твою задачу?

– Это всего лишь устанавливает самый ранний предел, но не более того. Дело в том, что я понятия не имею, в каких условиях хранился труп до того, как его сбросили в карьер. Разложение на ранней стадии, но его процесс наверняка замедлился в воде. В этих затопленных каменоломнях вода, как правило, просто ледяная. Местный судебный медик сообщил мне, что измерил температуру – всего семь градусов. Кстати, я согласен с ним в том, что тело едва ли пробыло в воде больше двенадцати часов.

– И что же?

– А то, что если оно лежало в тени или в каком-нибудь сыром сарае, можно сказать, что она вполне могла умереть в субботу, вскоре после того, как пропала. С другой же стороны, если труп подвергался воздействию более высокой температуры, смерть могла наступить в воскресенье или понедельник.

– Так, а причина смерти?

– Тоже трудный вопрос. Здешний врач – Хоскинг – считает, что это – серповидная рана на черепе как раз в районе соединения сагиттального и лямбдавидного швов, но только лишь потому, что ничего другого он не обнаружил. Даже после продолжительного пребывания трупа в воде остались признаки обильного кровотечения, посему Хоскинг заключил, что рана была нанесена при жизни и стала наиболее вероятной причиной наступления смерти. Я не спорю, рана прижизненная, хотя, как ни странно, повреждения в этой области головы, нанесенные post mortem,тоже могут привести к обильным кровотечениям. Но как бы то ни было, я не думаю, что при обычных обстоятельствах такая рана была бы смертельной.

– Чем она могла быть нанесена?

– Я бы предположил, что Хильду ударили по голове молотком, причем не слишком сильно.

– Но удар не случайный, так? Его нанесли намеренно.

– Думаю, что да. Едва ли такое могло произойти случайно.

– Ты можешь приблизительно описать мне молоток?

– Небольшой, цилиндрический, с плоской ударной поверхностью.

– Ты сказал, при обычных обстоятельствах… Что необычного в данном случае?

Всегда такой самоуверенный, Фрэнке некоторое время пребывал в нерешительности.

– Могу только сказать, что если бы ее обнаружили в течение нескольких часов после нападения и доставили в больницу, она, скорее всего, осталась бы в живых.

– Стало быть, ты считаешь, что ее бросили умирать?

– Выходит, так.

– Что ты думаешь о пятнах на ее шее?

– Об этих синяках? Они для меня полнейшая загадка. Кто-то пытался ее душить, но никакого отношения к ее смерти это не имеет.

– А прочие телесные повреждения?

– Все сколько-нибудь значительные были причинены уже после смерти. Скорее всего, когда труп сбросили с обрыва.

– Есть ли вероятность, что она вступила с кем-то в половую связь незадолго до смерти?

– Тебя интересует, была ли она изнасилована? Не могу сказать. Труп пробыл в воде достаточно долго, чтобы любая возможность установить это была смыта. Множественные синяки на бедрах едва ли что-то доказывают. Впрочем, если обратить внимание на тот факт, что ее нашли обнаженной, можно предполагать преступление на сексуальной почве.

– Ты не упомянул о том, что она была беременна.

– Беременность? Да, припоминаю, сегодня за обедом ты толковал о вероятном отце. Но только девушка не была беременна.

Уайклифф почувствовал, что почва уходит у него из-под ног.

– Но ведь в тот самый день, когда она пропели, ей сообщил об этом врач.

– В таком случае, врач ошибся. Она не была беременна, и это совершенно точно.

– Но она сказала своей сестре…

– Я не могу комментировать ее россказни, Чарльз. Моя сфера – факты. Что еще тебя интересует?

Что оставалось Уайклиффу? Он забросил удочку наугад:

– Только не говори мне, что она была девственницей.

– Такого я сказать и не мог бы. У нее, безусловно, имелся некоторый сексуальный опыт.

– Что-нибудь еще?

– Это все. Я пока не занимался микроскопическим анализом, так что нас еще могут ждать какие-то открытия, но я не стал бы рассчитывать на многое.

Уайклифф положил трубку.

Звук телевизора был предусмотрительно отключен, но кадры сменяли на экране друг друга. Уайклифф невидяще созерцал этот калейдоскоп.

– Фрэнке говорит, что она не была беременна. То есть вообще никогда.

– Ты забываешь, дорогой, – сказала Хелен, – что об этом деле мне известно только то, что я вычитала из газет и услышала по радио. Ни о какой беременности там вообще речи не было.

– Верно. Только члены семьи знали или, вернее, думали, что знают. На брифингах для прессы об этом не упоминалось, чтобы не вызвать ненужных кривотолков. Интересно, что об этом знает Хоскинг.

– Кто это?

– Тамошний врач и по совместительству судмедэксперт. Он ее не осматривал, она была на приеме у его временного заместителя, но все равно должна быть запись в медицинской карточке.

Рыжеволосый доктор отнюдь не обрадовался вечернему звонку.

– Вы побеспокоили меня дома, а все записи я, естественно, держу на работе. Что именно вы хотели узнать?

– Утром того дня, когда Хильда Клемо пропала, она побывала на приеме у врача, который вас замещал, чтобы узнать результаты обследования. Она успела рассказать сестре, что анализы подтвердили ее беременность.

– Это совершеннейшая чепуха! – взвился Хоскинг. – Я просмотрел медицинскую карту. Ни о какой беременности там вообще не идет речь.

– А не могло случиться, что ваш заместитель ввел ее в заблуждение?

– Нет, не могло, черт побери! Хит рассказал мне о ее визитах, когда передавал дела. У нее была задержка месячных, и она испугалась. Конечно, девочка она была странная…

– В каком смысле?

– Я помню ее буквально со дня ее рождения, но не знаю о ней практически ничего. В четыре года она лишилась матери, и это вряд ли положительно сказалось на ее характере. Все говорят, что она была очень умна, но я-то от нее слышал только «да» или «нет», если вообще удостаивался ответа.

После этого разговора Уайклифф вернулся в свое кресло и допил успевший остыть кофе.

– Зачем девочке понадобилось уверять свою семью, что она беременна, хотя на самом деле она беременна не была и знала об этом?

Хелен выключила телевизор и взялась за книгу.

– Чтобы эпатировать. Чтобы привлечь к себе внимание. Чтобы заполучить оружие против кого-то, наконец.

– Или просто из чистой стервозности.

– И это не исключено, хотя все могло обстоять совершенно иначе. Помню, когда я была девчонкой, то пыталась фантазировать, что случится, если я взбрыкну и выкину какой-нибудь фортель. Как на это посмотрит моя семья? Как прореагируют подруги? В молодости каждый из нас размышляет о том, какое впечатление производит на окружающих. Конечно, в большей степени это касается девочек. Одновременно познаешь жизненные законы и правила и проходишь через искушение проверить, насколько строги их рамки.

Уайклифф решил поддразнить ее:

– Когда мы познакомились, тебе было семнадцать, но я что-то не помню, чтобы ты хотела тогда выйти за рамки.

– Наверное, но это не мешало мне воображать, что бы случилось, если бы я из них вышла, – она сказала это с легкой усмешкой, и Уайклифф на мгновение снова увидел перед собой ту русоволосую девочку, в которую влюбился когда-то. На него нахлынула волна нежности к ней.

– Значит, Хильда просто бросила в воду камешек, чтобы посмотреть, далеко ли разбегутся круги?

– Вполне вероятно, что так, правда?

– Быть может, но какие бы причины ни побудили ее солгать, в тот же самый день она пропала, а еще через четыре дня ее нашли мертвой, точнее – убитой. Не потому ли с ней случилась такая беда, что она наболтала о своей беременности? Маловероятно, верно? Но, с другой стороны, странное получается совпадение, если вообразить, что ее смерть и новости о ее беременности никак между собой не связаны.