Джейн выдвинула ящик кухонного стола, достала очки и водрузила их себе на нос. Эта деталь неожиданным образом изменила ее лицо, сделав его почти интеллигентным. Она поочередно рассмотрела репродукции и ткнула затем пальцем в одну из них.

– Вот эту я знаю.

Это был вид на Понтуаз.

– Вы уверены?

Она кивнула.

– Вообще-то я редко обращаю внимания на всякие картинки, но эта мне понравилась, потому что она… Просто потому, что красивая. Она долго висела над кроватью Агнес. И рама была роскошная, в точности как здесь, в вашем журнале.

– Что сталось с картиной?

Джейн Рул развела руками.

– А мне-то откуда знать? Я ж вам уже говорила, что она все любила менять местами. Надо поискать в старой маслобойне, где еще?

– Давно ли вы видели картину на стене в спальне?

Она сняла очки.

– Больше года назад. Еще до того, как она помешалась.

Из маслобойни доносились звуки передвигаемой мебели.

– Раз уж я здесь, – сказал Уайклифф, – есть смысл поговорить с оценщиком.

Джейн помотала головой.

– Их там аж трое. Двое работают, третий командует. И еще один из ваших. Пройдите туда через кухню, если хотите.

Он так и поступил, отметив про себя попутно грязный прямоугольник на полу, где прежде стоял морозильник. Теперь этот предмет бытовой техники находился у криминалистов, хотя не совсем понятно, для какой надобности.

Оценщик – мистер Тресиддер – оказался крепышом-корнуольцем, достаточно добродушным, чтобы получать от своего занятия некоторое удовольствие.

– Здесь попадаются недурные вещи, – сказал он. – Хорошо, что помещение сухое.

Двое его помощников двигали мебель, как фигуры на шахматной доске переставляли, чтобы добраться до остального. Наружу ничего нельзя было выносить из-за дождя. За всем этим молча наблюдал полицейский.

– Вы уже просмотрели картины? – спросил Уайклифф оценщика.

– Да, но ничего примечательного не обнаружил. Кое-какие деньги можно будет выручить за рамы.

– Подлинников импрессионистов не попадалось?

Тресиддер вежливо хихикнул.

– Боюсь, что везение Джейн не столь безгранично. Ведь все переходит к ней, как я понял?

– Дальнейшая судьба этого имущества мне не известна. Покажите, пожалуйста, как хранятся картины.

Если оценщик и был удивлен просьбой Уайклиффа, то вида не подал. Он указал сыщику на два ящика с откинутыми крышками – один большой, другой поменьше. Картины в ящиках располагались вертикально, каждая была проложена слоем войлока.

– Угодно будет взглянуть на опись? – спросил Тресиддер, доставая из папки и протягивая Уайклиффу два листка бумаги. – Вполне заурядный эдвардианский набор для украшения стен. Он клюнул, мне кажется, на позолоту рам.

Электронные часы в штабе расследования показывали 16.45. Прошло почти ровно пять дней с того момента, как Хильда сбежала с «Прибоя», пока Ральф Мартин высаживал своих пассажиров для чаепития на берегу. Сегодня ни одно прогулочное судно в море не вышло. На пирсах и в гавани не было никакого движения, лишь несколько шкиперов спешили переставить свои посудины с внешнего рейда на внутренний, опасаясь, что разыграется настоящий шторм.

Уайклифф поднялся наверх к Керси.

– Мне кажется, мы пока исчерпали свои возможности. А что, Люси не вернулась?

– Нет еще. Когда мы начнем действовать?

– Завтра утром. Нужно, чтобы группа экспертов-криминалистов была под рукой, а здешнему аквалангисту велите еще раз обследовать дно затопленной каменоломни. На этот раз пусть ищет то, на чем перевозили труп.

Вскоре их разговор прервало появление Люси Лэйн, вернувшейся из больницы.

– Бедняга, ему крепко досталось. Говорит, налетел на изгородь, испугавшись невесть откуда вышедшей на дорогу коровы.

– Это он пусть кому другому рассказывает, – Керси был верен себе.

– Он сообщил мне немного, но история странная, – продолжала Люси невозмутимо. – Он пешком направлялся в сторону скал: мимо фермы и дальше к тропинке. У бунгало Иннесов он увидел, как Хильда, которую он знает в лицо, подошла к открытой входной двери. Из дома выбежала собака и принялась радостно на нее кидаться. Потом Хильда взяла пса за ошейник и зашла с ним внутрь.

– Он утверждает, что она была одна?

– Да.

– И она не постучала?

– По его словам, нет.

– В котором часу это было?

– Точно он не запомнил, но говорит, что около пяти.

– «Ситроен» стоял на месте?

– Боюсь, об этом я не спросила.

– Тогда позвони старшей медсестре. Пусть она задаст ему этот вопрос.

Времени на это ушло порядочно, потому что у медсестры своих забот хватало, чтобы еще выполнять поручения полиции, но в конце концов ответ был получен:

– «Ситроена» не было. Эту машину он привык там видеть. Поэтому уверенно заявляет, что обратил внимание на ее отсутствие.

Ночью разыгралась буря. Уайклифф даже несколько раз просыпался, когда особо сильный порыв штормового ветра заставлял буквально содрогаться все здание маленькой гостиницы. К рассвету погода немного улучшилась, но когда в семь часов утра он выглянул из окна своего номера, дождь все еще лил, небо свинцово нависало, а море казалось сплошь покрытым перекатывавшейся белой пеной. Огромные валы разбивались о южный волнорез, опадая мириадами брызг.

В самом начале рабочего дня Уайклифф устроил инструктаж для Керси, Люси Лэйн и Диксона. В минуты откровенности многие ученые признают, как трудно им далось решение сделать результаты своих исследований достоянием гласности: достаточно ли собрано данных, чтобы выводы выдержали проверку критикой? Сыщик, расследующий уголовное преступление, терзается такими же сомнениями. Необходима твердая уверенность, что огласка, во-первых, не подскажет преступнику спасительной лазейки, и, во-вторых, не станет нарушением норм следственной работы, чего может быть достаточно для оправдания подозреваемого в суде. Следователь чувствует себя при этом как актер, которого недовольная публика забросала тухлыми яйцами.

Потом все четверо уселись в машину, Керси – за руль, и отправились в кемпинг. Юго-восточный ветер свирепствовал по-прежнему. Серый ветер, лишивший всяких красок и сушу и море. Вероятно, будут еще ясные теплые дни, но уже осенние. С летом природа распрощалась на год.

В девять утра постояльцы кемпинга вовсю сновали между своими палатками или домиками на колесах и туалетами. Некоторые мучались с зонтами, вырывавшимися из рук, другие накрывались полиэтиленовой пленкой. Трава и дорожки были усеяны опавшими листьями и даже ветками, сорванными с деревьев бурей.

Уайклифф зашел в службу размещения и обнаружил за стойкой совсем молоденькую девицу. Она оказалась застенчива, что плохо вязалось с толстым слоем косметики на лице и замысловатой прической.

– Могу я видеть мистера Харви?

– А вы, простите?…

– Я – старший инспектор Уайклифф.

– Берти у себя в конторе при складе спортинвентаря. Я разговаривала с ним по телефону только что.

– А миссис Харви?

– Она тоже звонила, сказала, что задержится, – девушка понизила голос. – По-моему, она поссорилась с отцом. Он Хильду просто боготворил, баловал по-всякому. А теперь просто в жутком состоянии.

Сыщики проехали по территории кемпинга и действительно застали Берти в конторе, что располагалась дверь в дверь с пунктом проката спортивного инвентаря. Для Уайклиффа то была первая встреча с Берти.

– Мистер Харви? Мистер Альберт Харви?

– Собственной персоной! – шутливый возглас прозвучал довольно вяло. Его обычно желтоватое лицо было сегодня неестественно бледным, под глазами пролегли круги усталости. Он сидел за рабочим столом, заваленным бумагами, но Уайклифф не сомневался, что застали они его не за просмотром счетов, а за невеселыми раздумьями.

– Нам нужно с вами побеседовать, мистер Харви.