Лондон, 1896

Один из безликих кабинетов на верхнем этаже Министерства обороны в Лондоне был превращен в нервный центр Британской империи. Вся обстановка комнаты, из двух небольших окон которой открывался вид на столичные крыши, состояла из потертого ковра, выцветшего портрета королевы Виктории над скромным камином, видавшей виды конторки и заляпанного чернилами стола.

Но именно из этого ничем не примечательного помещения осуществлялось руководство величайшим передвижением военных сил, подобного которому мир еще не видывал. Десятки тысяч солдат и кавалеристов пускались в плавание вокруг света по приказу, рожденному на этом бюрократическом командном пункте.

Именно здесь располагался Штаб по проведению парада в честь бриллиантового юбилея владычицы империи королевы Виктории, который должен был состояться 22 июня 1887 года — то есть через год с четвертью. Предполагалось, что парад превзойдет величием все торжества, какие видел мир прежде, включая триумфальные шествия римлян по улицам Вечного города, случавшиеся две тысячи лет назад. На этот раз не было нужды украшать процессию плененными вождями и закованными в цепи восточными деспотами. Было вполне достаточно подданных королевы Виктории, живущих на просторах ее необъятной империи. На торжество должны были прибыть гусары из Канады и карабинеры из Натала, китайские полицейские из Гонконга и заптии [1]с Кипра, охотники за головами с Северного Борнео, малайцы и гаузы, сингалезцы и маори, индийские уланы и южноафриканские стрелки-буры, кавалеристы из Нового Южного Уэльса и ослепительные ямайцы в белых гетрах. Было намечено, что пятидесятитысячное войско прошествует через Лондон к собору Святого Павла, где состоится благодарственный молебен. Это будет ослепительное зрелище — яркий взрыв красок на фоне серых столичных зданий, отравляющий и кружащий голову глоток романтики, призванный поразить миллионы горожан, которые будут наблюдать шествие.

Ответственность за это грандиозное мероприятие была возложена на генерала Хьюго Арбутнота. Старый служака, он провел всю жизнь в повседневных хлопотах военного планирования и управления. Ему неведом был блеск кавалерийских атак и героическая стойкость в обороне, которыми славилась британская армия. Он вел сражения не боевым оружием, а пером и чернилами, воевал на бумаге — на заседаниях комитетов и в бесконечной скуке штабной работы. Но эту невыгодную позицию он превратил в свою собственную империю. Когда кто-то из генералов заходил в тупик, решая недостойную его талантов тыловую задачу, на выручку приходил Арбутнот. Когда армии требовался офицер, обладающий незаурядными организаторскими способностями — за дело брался Арбутнот. У него была репутация человека, на которого можно положиться.

Однако был у него в жизни и свой крест, на что он постоянно жаловался жене, когда после ежедневных схваток с судоходными компаниями и почти неразрешимых проблем кормления верблюдов на реквизированных пароходах возвращался в свой аккуратный дом в Хэмпшире, с неизменно ухоженной лужайкой и своевременно подстриженными розами. Генерал Арбутнот отвечал за обеспечение безопасности во время юбилея. Безопасность, повторял он, это вам не винтовки и амуниция, с ними-то он умеет управляться. Она скользкая. Она неуловимая. Да и люди, которые за нее отвечают и с которыми ему приходится иметь дело, под стать — тоже скользкие и неуловимые.

Этим утром Арбутнот собрал на совещание в своем кабинете главных обитателей джунглей Уайтхолла, чье мнение ему необходимо было узнать. Слева от него сидел достопочтенный Джон Флаерти из Министерства иностранных дел — изысканно одетый молодой человек, нарочитая дипломатическая сдержанность облика которого нарушалась превосходными золотыми часами. Флаерти прославился среди коллег благодаря своей изысканной манере выражаться и регулярности интрижек с дипломатическими женами. Справа от Ароутнота сидел встревоженный помощник комиссара столичной полиции, за ним — Доминик Кнокс из Департамента по делам Ирландии, коротенький жилистый человек с бородкой и тайным пристрастием к игральным столам. У Кнокса не было официального служебного звания, и он странствовал по бюрократическому лабиринту как старший сотрудник секретариата Дублинского замка. Все собравшиеся за столом знали, что он слывет лучшим в Британии экспертом по терроризму, а также ведению разведки и контрразведки в Ирландии.

— Не могли бы вы, мистер Флаерти, сообщить нам позицию Министерства иностранных дел?

Генерал Арбутнот не хотел тратить лишнее время на Министерство иностранных дел, где, по его мнению, работали никчемные пустобрехи, занимавшиеся одной говорильней.

— Благодарю вас, генерал, благодарю вас, — отозвался Флаерти со снисходительной улыбкой. — Я мог бы обременить вас отчетами, которые мы получили из наших посольств в разных странах, джентльмены. — Флаерти помахал пачкой телеграмм, словно неудачными картами в висте. — Но я не стану этого делать. Суть дела, джентльмены, вот в чем. Политические убийства со времен Юлия Цезаря и даже до него всегда были внутригосударственным делом. Брут и Кассий закололи своего друга накануне Мартовских ид. Римлянин поднял руку на римлянина. Джон Уилкс застрелил президента Авраама Линкольна в ложе вашингтонского театра. Американец застрелил американца. Русские швырнули бомбу в царя Александра II, когда тот пятнадцать лет назад проезжал по Санкт-Петербургу в своей карете. Русские взорвали русского. На Балканах и Ближнем Востоке правители чаще гибнут от рук наемных убийц, чем умирают в своей постели.

Поэтому с большой долей вероятности можно предположить, что человеком, задумавшим покушение на королеву Викторию, будет житель Британских островов, британец, убивающий британца. Конечно, нельзя исключать и того, что им окажется какой-нибудь безумец или фанатик из другой части света, но против невменяемых людей законодательство бессильно.

— Совершенно справедливо, — согласился генерал, оторвавшись от своих записей. — Позвольте теперь предложить вам выслушать точку зрения столичной полиции. Мистер Тейлор.

Уильям Тейлор, помощник комиссара, отбросил назад со лба остатки волос. Он чувствовал себя не в своей тарелке: бывалый полицейский-служака, он поднимался по служебной лестнице, переходя из одного полицейского участка в другой: в Клеркенвелле и Саутворке, Хоктоне и Хаммерсмите. И вот теперь ему предстояло готовить циркуляр о поддержании общественного порядка и разрабатывать план мер для своих подразделений по обеспечению этого самого порядка в день юбилейного шествия. Исторический экскурс, представленный Министерством иностранных дел, оставил его равнодушным.

— Наша позиция, генерал, чрезвычайно проста. Мы усилили наше присутствие в различных подрывных организациях, которые действуют в столице. Вы помните, что нам были выделены дополнительные средства на эти нужды. Мы разрабатываем стратегию, которая бы обеспечила безопасность на протяжении всей юбилейной недели. Изначально мы предполагали не пускать зевак на крыши высоких домов, расположенных по пути следования процессии к собору Святого Павла, но Министерство внутренних дел сочло, что по политическим мотивам это невозможно.

Уильям Тейлор чуть поморщился, вспомнив ответ министра внутренних дел: «Абсолютно, совершенно, полностью невозможно! Невозможно! Мы же собираемся праздновать величие и славу Британской империи! Неужели мы настолько напуганы, что на каждой крыше нам нужны плоскостопые констебли, высматривающие злоумышленников? И что они будут делать, если увидят негодяя? В свистки свистеть?»

— Пока, генерал, — продолжал Тейлор, — мы наблюдаем и ждем. Как вы знаете, мы поддерживаем самый тесный контакт с нашими коллегами из Департамента по делам Ирландии.

В соседней комнате настойчиво звонил телефон. Шум большого города, бурлившего за окнами, проникал в здание Министерства обороны: звон колоколов, грохот транспорта, крики разносчиков. Генерал Арбутнот на миг перевел взгляд на свою любимую картину, на которой был изображен военный парад в Алдершоте: бесконечный поток военных отрядов двигался к бледно-голубому горизонту. Каждая пуговица, каждый плюмаж были на месте. Вот так и должно быть. Этот парад генерал Арбутнот организовывал лично.