Отец поселился во Франкфурте и три года проработал мусорщиком, пока его не сбил почтовый автомобиль. Меня определили в приют, откуда я, к моему великому счастью, попал в немецкую семью, которая и усыновила меня. Я получил германское гражданство. У супругов Хольцхаймов был еще один усыновленный ребенок, пятилетний мальчик, мой так называемый братец Фриц. Он был на год старше меня. Макс Хольцхайм работал учителем математики и физкультуры в начальной школе, Аннелизе Хольцхайм три дня в неделю трудилась в детском саду. Они усыновляли детей по убеждению.

Таким образом, я воспитывался в сугубо немецкой атмосфере и лишь спустя много лет стал интересоваться своими кровными родителями. Когда мне исполнилось семнадцать, я впервые побывал в Турции, но ничего сверх того, что было записано в документах, полученных из детского дома, не смог узнать о своей семье.

Я окончил школу с удовлетворительными оценками в аттестате, продолжил обучение, потом бросил, занимался чем придется, а три года тому назад подал заявку на получение лицензии частного детектива. К моему большому удивлению, лицензию я получил. Иногда эта работа даже доставляет мне удовольствие.

Купленный торт я поставил в холодильник, в котором пахло прогорклой томатной пастой. Подняв жалюзи, я открыл окно и некоторое время глазел на прохожих, провожая взглядом хорошо одетых и ухоженных женщин. С улицы меня обдало зноем, зато в помещении стало светлее. Включив чайник, я снова облокотился на подоконник. Улица почему-то опустела. «С днем рождения!» — сказал я себе и сплюнул, стараясь попасть в домашнюю туфлю, валявшуюся на балконе этажом ниже. Некоторое время я тупо смотрел на эти шлепанцы, как вдруг пронзительно засвистел чайник. Я залил кофе кипятком, соскреб с тарелки остатки вчерашнего спагетти, вынул торт из холодильника, сменил обсиженную мухами липучку, зажег ароматизированную свечу и уселся наконец за письменный стол. Залетевшая в комнату оса жужжала и кружила мелкими кругами над плитой. Я схватил газету, собираясь разделаться с назойливой тварью. В дверь позвонили.

— Открыто, — прорычал я, успев прихлопнуть осу.

Дверь медленно отворилась, и в комнату вплыло существо в черном, окидывая беспокойным взором меня и пространство вокруг.

— Доброе утро, — пробормотал я.

Посетительницей оказалась женщина-турчанка небольшого роста, в траурной накидке, с массивными золотыми серьгами в ушах. Волосы были заплетены в строгую косу, а под глазами явственно проступали темные круги.

Я отшвырнул газету в сторону и уже более приветливым тоном сказал:

— Доброе утро.

Наступила пауза.

— Не хотите ли присесть?

Она безмолвно продолжала стоять, обводя глазами комнату.

— Мм-м, — помедлил я, — вы по личному делу или требуется помощь частного детектива?

Она пробормотала что-то по-турецки. Но даже если бы посетительница говорила громко и четко, я не понял бы ни единого слова. Пришлось объяснить ей, что хотя я ее соотечественник, но в силу ряда обстоятельств не говорю и не понимаю по-турецки. Она переменилась в лице, прошептала: «До свидания» — и попятилась к двери.

— Подождите же, — остановил я ее. — Мы сможем как-то объясниться, не так ли? Присаживайтесь и спокойно расскажите все по порядку. Что привело вас ко мне? Договорились?

Серьги подозрительно колыхнулись.

— Я как раз только что заварил кофе… Не хотите ли кофе с тортом? Почему бы нам не выпить по чашечке, а?

Я почувствовал, что мое терпение на пределе. Наконец она открыла рот и прошептала:

— Хорошо.

— Устраивайтесь поудобнее. Я сейчас принесу вторую тарелку.

Над моим офисом располагается весьма сомнительное заведение — какая-то кредитная контора с подозрительным источником доходов. Кассир этой лавочки, смурной тип с лысиной, иногда спускается вниз поболтать со случайным собеседником. Чаще всего я видел его с бутылочкой вишневки за пазухой.

Размышляя о возможной причине визита моей турецкой молчуньи, я поднялся этажом выше и постучал в дверь, на которой висела табличка:

Дверь скрипнула, пропуская меня в приемную. За письменным столом сидел кассир и лениво листал футбольное обозрение.

— Что случилось, Мустафа?

— Мне нужны тарелка и вилка. Найдется в твоей конторе что-то в этом роде?

— А что там у тебя вкусненького? Кебаб, наверное?

— Хм… возможно, — уклончиво ответил я.

— Ну что ж, посмотрим, что тут есть.

Он пыхтя выполз из своего кресла, прошлепал к двери и исчез в соседней комнате. От него пахнуло чем-то приторно-сладким. Я обошел письменный стол и выдвинул верхний ящик. Из его глубин выкатилась полупустая бутылка ликера. Когда я отвинчивал пробку, чтобы отхлебнуть из нее сладкого пойла, в соседней комнате раздалось громкое звяканье. Вскоре, ругаясь и сердито сопя, появился и сам кассир с тарелкой и вилкой в руках.

— Вот тебе твоя сервировка, Мустафа.

Увидев в моих руках бутылку, он недовольно поморщился.

— Не забывай, что ты находишься в цивилизованной стране, где не принято шарить по чужим столам!

Я поставил бутылку на стол.

— Ну и козел же ты! Недаром жена твоя на тебя жаловалась. Знай, что все дело в твоем пьянстве.

Он тупо уставился на меня.

— Ладно, не принимай все всерьез. Я тоже не подарок, — утешил я его, взял тарелку с вилкой и вышел из конторы.

Моя турецкая визитерша сидела на гостевом стуле и грызла сигарету. Когда я вошел, она в испуге вздрогнула.

— Извините, что задержался. Не желаете снять накидку? Сегодня так жарко.

Она промолчала.

Я разделил торт и кофе на две порции и сел за стол напротив нее.

— Ну что ж, приступим к делу. Надеюсь, вы любите торт «Захер».

Ее серьги вновь качнулись, что, по всей вероятности, выражало согласие. Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. Наконец она начала свой рассказ. Я зажег сигарету, откинулся в кресле и стал слушать ее историю. Она говорила на ломаном немецком и часто повторялась. Суть ее рассказа заключалась в следующем: ее мужу, Ахмеду Хамулу, несколько дней назад недалеко от вокзала всадили в спину нож. Полиция, которая вела расследование, не предприняла, по мнению Ильтер Хамул, вдовы убитого, сидевшей передо мной с кусочком торта, необходимых действий, чтобы найти убийцу. По словам моей гостьи, мертвый турок не стоит того, чтобы полиция особо копалась в этом деле.

Женщина сообщила, что ее муж перед смертью передал ей уйму денег. Откуда эти деньги у него появились, она не знает. Муж только сказал: «Это на случай, если со мной что-нибудь случится».

Так что ее долг — сделать все возможное, чтобы найти убийцу. Листая телефонную книгу в поисках частного детектива, она обрадовалась, найдя среди всевозможных «мюллеров» и «Гансов» турецкое имя. Вот так она и оказалась здесь. Турчанка ела торт и вопросительно смотрела на меня.

— Ага, — глубокомысленно изрек я, гадая, что же она подразумевает под уймой денег. — Мой гонорар составит двести марок в день плюс накладные расходы. Но дать какие-либо гарантии я не могу.

Она достала из сумочки портмоне, вынула купюру в тысячу марок и протянула ее мне. Многочисленные нули на купюре заманчиво засверкали в солнечном свете.

— Сдачу отдадите, когда найдете убийцу, — добавила она.

Не слишком ли много веры в мои способности проявляла эта женщина?

— Вы живете одна?

— Нет, вместе с матерью, братом и сестрой. Еще у меня трое маленьких детей.

— Дайте мне ваш адрес и постарайтесь сделать так, чтобы сегодня в три часа все были дома.

— Я не знаю… Мой брат работает и…

Она не договорила и отвела взгляд.

— Они не хотели, чтобы я…

— Чтобы вы обращались ко мне?

— Да. Они сказали, что полиция когда-нибудь найдет убийцу. Надо только подождать.

— А почему вы все же пришли сюда?

— В последнее время Ахмед часто отлучался из дома и не говорил, куда и зачем. Я занимаюсь только детьми. Я просто хочу знать, что случилось на самом деле, понимаете?