Мой желудок требовал виски, и по дороге я купил бутылку.

Начало было положено. Я протер уши и смешал виски с содовой.

Теперь я знал, что в деле была замешана проститутка, и стал прикидывать, во сколько тумаков мне обойдутся поиски дальнейшей информации и могу ли потратить полученные от вдовы деньги на посещение борделя. Еще одна порция виски с содовой постепенно успокоила истерзанный желудок. Если мне предстоит искать проститутку, чтобы выяснить что-то об Ахмеде Хамуле, то это будет бесконечный поиск. На адрес Зумпфрайнерштрассе, 24 я не возлагал особых надежд. Футт и его люди там хорошенько пошмонали и наверняка ничего не нашли. Кроме того, я не верил, что Ахмеда Хамула убили под носом у его подружки. Версию случайного убийства я тоже исключал.

Я достал из шкафа свежие носки и парабеллум девятого калибра. Последний раз я пользовался им, когда проходил курс стрельбы. С тех пор он лежал среди белья без всякого применения. Я надел наплечную кобуру и вложил в нее пушку. Скорее всего, она мне не пригодится, но должное впечатление может произвести. Поверх я надел пиджак и посмотрел в зеркало, как он оттопыривается под мышками. Я выглядел нелепо, как неф, задумавший позагорать в солярии. Но иногда иметь под рукой артиллерию совсем неплохо. Я выпил глоток чистого виски и вышел из дому.

Уже во второй раз за сегодня я трясся в вагоне метро, направляясь к вокзалу. Эскалатор вынес меня на одну из улиц красных фонарей, которые мне предстояло прочесать в поисках проститутки. Улица пестрела ослепительным неоном, по обеим ее сторонам вдоль стен тянулись ряды дамочек зазывного вида, с выпирающими килограммовыми бюстами и обтянутыми розовым атласом пышными задницами. Перед входами в красные плюшевые салоны топтались бледнолицые занюханные сутенеры, заманивая прохожих пошлыми призывами посетить их заведение. Из крошечных дребезжащих динамиков струились на улицу постанывания, сопровождаемые сладенькими мелодиями в стиле диско. Здесь же кучковались группки похотливых пареньков из провинции, с разинутыми от неподдельного интереса ртами и вылупленными глазами. Старички с морщинистыми лицами, облизываясь, заглядывали внутрь залапанных тысячами рук входных дверей. Женатые бюргеры, прежде чем войти в храм любви, воровато озирались по сторонам, а покидая его, быстро исчезали в переулках. Я остановился и выкурил сигарету. Вокруг меня кишело месиво из бледных, стертых лиц, напряженных от ожидания чего-то неизвестного. Я разглядывал потрепанных жизнью женщин и спрашивал себя, что же заставило проститутку бежать на вокзал и настойчиво интересоваться Ахмедом Хамулом.

Я почувствовал на себе остекленевший взгляд, пронизывающий меня насквозь.

— Эй, парень, не найдется хоть одной марки для голодающего. Купить пожрать чего-нибудь.

Я отошел метров на двести к киоску с бургерами, купил одну упаковку с рубленым бифштексом, вернулся и сунул пакет парню в руки, наблюдая, как он его распаковывает. Его рубашка сразу же покрылась пятнами горчицы и кетчупа. Я присел рядом с ним прямо на асфальт.

— Слушай, ты тут, я вижу, всех знаешь?

Он повернул ко мне мрачную физиономию.

— А ты не легавый?

— Нет, я турок.

Он смерил меня скептическим взглядом.

— Ну и что? В легавые всяких берут.

— Послушай, если бы я был легавым и хотел бы тебя спросить о чем-то, я не стал бы бегать тебе за гамбургером, а просто отправил бы в каталажку. Через пару дней ты бы раскололся и продал мать родную.

Он дурашливо хихикнул.

— В последнюю пятницу тут человека закололи ножом. Звали его Ахмед Хамул, не слыхал ничего?

— Х-мм, может, и слыхал.

— Так вот. Меня интересует, кто загнал ему в спину нож.

— Понял.

— Я разыскиваю одну девицу, которая его знала. Не исключено, что она замешана в деле и, как и ты, ошивается в этом квартале. Может, расскажешь, как ее найти?

В задумчивости он жевал булочку, не закрывая рта, из которого частично сыпалось то, что он жевал. Мой желудок сразу же отреагировал на это зрелище. Я отвернулся, глядя на прохожих, смотревших в нашу сторону.

— Закурить не дашь?

Я достал сигарету и дал ему прикурить. Он жадно затянулся и закашлялся.

— А ты нормальный парень. Помогу тебе найти эту телку. Хотя таких тут пруд пруди. Будет непросто.

— Так что ты знаешь об Ахмеде Хамуле?

Он покачал головой, многозначительно сдвинул брови и пробормотал:

— Ничего, брат.

В кармане брюк у меня лежали две купюры по пятьдесят марок. Я вынул одну и поднес ее к свету фонаря, слегка похрустев ею. На эти деньги он мог спокойно достать хороший косячок.

Моментально просветлев, он стал рассматривать мои пальцы.

— Кое-что я, конечно, знаю. Может, даже побольше… — Он прикусил губу. — А купюры побольше не найдется?

Я закурил сигарету, выждал, пока ее кончик не раскалился, и поджег банкноту. Когда уголок отвалился, он хлопнул меня по руке.

— Все, кончай дурить, давай сюда бумажку, все расскажу.

Я сунул подкопченную купюру обратно в карман.

— Сначала расскажи!

— Гони сперва бабки, понял?

— Нет, не понял. Не знаю, что ты мне тут наплетешь. Давай, выкладывай. Если будешь складно рассказывать, получишь свои бабки.

— Ах ты говнюк. Я сразу просек, что ты говнюк. Кругом одни говнюки, весь этот говенный мир — одни говнюки. Я думал, что ты нормальный парень, а ты говнюк!

В чем-то он был, конечно, прав. Я испугался, что он начнет сейчас вопить. Лучше всего было бы встать и смыться отсюда. Платить за фуфло я не собирался.

— Не распускай сопли, я эти деньги не на дороге нашел.

Он что-то пробормотал про себя. Потом сказал:

— Ладно, много не расскажу, но кое-что слышал про это дело. Этот убитый чучмек имел дело с наркотой. Сильно увяз с торговлей, но точно ничего не знаю. На улице товар не толкал, по крайней мере здесь. Тут есть один тип, с которым я видел Хамула — они о чем-то шушукались. Когда Ахмеда кокнули, кто-то сказал умную вещь, что, дескать, не стоит ворочать делами в одиночку. Крыша должна быть. Что-то вроде этого. Ну вот, больше ничего не знаю и не хочу знать — меньше знаешь, крепче спишь.

Я задумался, насколько крепко спит он сам.

— А как звали того типа, кто шушукался с Хамулом?

— Даже если ты дашь мне в два раза больше…

— Ладно, — прервал я его, — о девчонке небось тоже ничего не скажешь?

— Нет, тут завязаны многие. Можешь спросить про нее в других домах — тут, по соседству. Но интервью там тебе вряд ли дадут.

Я сунул ему в руку слегка обгоревшую банкноту, поднялся и пошел вниз по улице. Ночная жизнь била ключом. В глаза мне бросился сияющий лиловыми огнями бар.

С чего-то надо начинать. Это был секс-бар Милли. Буква «а» в слове «бар» беспокойно подрагивала. Окно с табличкой «Кайф до 4-х утра», занавешенное шторой, отгораживало бар от любопытных взоров.

Я толкнул дверь и очутился в лиловом раю. Все было лиловым — обои, ковры, стулья, стойка, стаканы, картины, подушки, абажуры и даже сами обитатели этого рая. Народу было немного. Половину присутствующих явно составлял персонал. В темных уголках поодаль сидело несколько потных мужчин со сбившимися набок галстуками, в обществе легко одетых женщин в лиловом. Полумрак бара дополнялся гитарным перебором.

По мягкому ковру я добрался до одного из столиков и устроился на поролоновых подушках, обтянутых шелком. За стойкой стояла Милли. Я определил ее по виду. Много лет тому назад она наверняка была секс-бомбой. Сейчас даже толстый слой штукатурки на лице не мог скрыть глубоких морщин. Выкрашенные перекисью водорода волосы висели, как и ее двойной подбородок. Кусок леопардовой шкуры подчеркивал складки жира на том месте, где раньше находилась талия, поддерживал обвисшие груди и создавал впечатление, что дама ошиблась с размером одежды. Но здесь она была несомненно боссом и грозно покрикивала на девочек.

Я уселся на лиловый плюш и чувствовал в голове легкий дурман. Потом повеяло сквознячком. Я ощутил на лбу чьи-то черные локоны и запах дешевых сладковатых духов. Полуголая грешница местного гессенского разлива подсела ко мне и кокетливо заморгала накладными ресницами.