Да! Неужто? — изумилась женщина. — А это случайно не самолет авиакомпании «Вижен»?

Да.

Боже мой! Какой ужас! Каким чудовищем надо быть, чтобы, убивая себя, лишить жизни стольких ни в чем неповинных людей!

Кэтрин промолчала.

Я не знала, что сын миссис Райс был на борту того самолета, — продолжал свой монолог молодой женский голос в телефонной трубке. — Вы хотите, чтобы я сказала ей о смерти сына. Извините, но вы, вероятно, не понимаете, что миссис Райс не вполне адекватна…

Я хочу, чтобы вы сделали это, — ледяным тоном заявила Кэтрин.

Ну… Сперва мне нужно поговорить со своим начальством… Спасибо, конечно, что позвонили. Я очень надеюсь, что на том злосчастном рейсе не летели близкие вам люди.

Вообще-то летели.

Боже мой! Я вам так сочувствую.

Мой муж был пилотом разбившегося авиалайнера.

В последующие дни они часто встречались. Отец Пол дважды ездил поговорить с Кэтрин в доме ее бабушки. Еще во время их первой встречи в доме священника Роберт убедил отца Пола в необходимости соблюдать строгую секретность. Кэтрин ограничивалась осторожными разговорами об оказании последних почестей покойному мужу, а священник шел ей навстречу.

Если бы не твердость и рассудительность отца Пола, то вся затея с поминальной службой закончилась бы полным фиаско.

Они выехали на час раньше, чтобы избежать вероятных дорожных пробок. На Мэтти была длинная серая шелковая юбка и свободный черный жакет. На Кэтрин и Джулии — строгие темные костюмы. Они крепко держались за руки, словно делясь друг с другом физическими и душевными силами, помогая справиться со стрессом. Вернее, Джулия держалась за руку Кэтрин, а та — за руку дочери.

Служба закончилась. Кэтрин поднялась со скамьи и повернулась. Перед ней сидели летчики в темных костюмах. Все они были из разных авиакомпаний. Большинство из них и понятия не имели о Джеке Лайонзе до его гибели. А за ними поднимались со своих мест одноклассники Мэтти. Кэтрин споткнулась, покачнулась, но, поддержанная заботливой рукой дочери, удержалась на ногах. Они поменялись ролями. Теперь Мэтти стала опорой для своей матери. Две женщины и девушка-подросток медленно шли по длинному проходу. Кэтрин казалось, что ему не будет конца. В ее голове, как старая грампластинка, крутилась мысль: «Когда я дойду до двери церкви и сяду в машину, ожидающую меня у крыльца, в нашей с Джеком совместной жизни будет поставлена жирная точка».

На следующий день в газетах появилась фотография Кэтрин, выходящей из дверей церкви Святого Иосифа. Весь стеллаж с прессой в «Ингербретсоне» был уставлен газетами, с первых страниц которых на Кэтрин взирало ее собственное лицо, искаженное горем до неузнаваемости: глубокие борозды морщин на лбу, впалый рот, печальные глаза… На фотографии она опиралась на руку дочери. Скорбь состарила ее лицо лет на десять. Оно застыло в гримасе боли.

Впрочем, не эта фотография вызвала у Кэтрин настоящее раздражение. Куда хуже был снимок, который настырный папарацци сделал на берегу моря, когда застукал вдову и Роберта в их убежище из валунов. Снимок запечатлел их оторопелые лица, кажущиеся испуганными и даже виноватыми. Какая чушь! На самом деле Роберт пришел в ярость от беспардонности папарацци и долго гнался за ним по берегу, ругая его на чем свет стоит. Неистовство спутника, перескакивающего с валуна на валун с грацией горного козла, передалось и Кэтрин. Преисполнившись праведного гнева и решимости, она вернулась в дом и сделала заявление, а потом… потом Сомерс посадил ее в лужу, сообщив о том, что мать Джека жива.

После того дня в «Ингербретсоне» Кэтрин перестала читать газеты и смотреть новости по телевизору. Первоначально планировалось, что Кэтрин и Мэтти лишь переночуют в доме Джулии после поминальной службы, но они задержались на все рождественские праздники. Ни матери, ни дочери не хотелось возвращаться в их полный горьких воспоминаний дом. Только однажды, находясь в доме бабушки, Кэтрин неосторожно переключила телевизор на канал новостей. Еще не успев понять, что к чему, она как завороженная уставилась на компьютерную анимацию, воспроизводящую взрыв рейса № 384. Первый взрыв оторвал кабину экипажа, второй разнес авиалайнер вдребезги. Компьютерная анимация воспроизводила предполагаемые траектории падения в океан различных частей самолета. Согласно комментариям появившегося на экране журналиста, падение не заняло и полутора минут. Кэтрин не могла оторвать глаз от телевизора.

Погруженная в безрадостные мысли, Кэтрин и не заметила, как небо заволокло густой пеленой облаков, солнце померкло и в комнате стало темно.

«Надо приниматься за работу», — нехотя отрывая голову от подушки, подумала она.

Услышав шаги в коридоре, женщина опустила ноги с кушетки и привстала. Первые секунды ей показалось, что это Джулия, передумав, все же решила помочь ей с генеральной уборкой. Но это оказалась не бабушка, а Роберт Харт.

Остановившись на пороге комнаты, он, не тратя времени на пустые формальности, сказал:

Я был у вашей бабушки, и она послала меня сюда.

Его руки, как обычно, были засунуты в карманы спортивной куртки светло-коричневого цвета. В джинсах Роберт выглядел как-то по-другому, чем в брюках, не столь официально. Прежде тщательно уложенные волосы растрепались. У Кэтрин возникло ощущение, что он только что поправлял прическу всей пятерней.

Я здесь как частное лицо, — сказал Роберт. — У меня появилось несколько свободных дней, вот я и решил проведать вас.

Женщину несколько удивило то, что она не слышала ни звонка, ни стука в дверь. А может, ее собеседник не стал утруждать себя излишними, по его мнению, формальностями? Вслух она этого не произнесла.

Я рада вас видеть, — улыбнулась Кэтрин.

Ей и впрямь стало немного легче на душе. Как будто часть груза спала с ее плеч.

Как Мэтти? — подойдя к окну и сев на красный лакированный стул, спросил Роберт.

В уме Кэтрин промелькнула шальная мысль — сфотографировать его на фоне светло-зеленой стены. Красивое, мужественное лицо. Импозантная фигура. Небрежно зачесанные назад волосы пепельного цвета. Роберт сидел, чуть ссутулившись, не вынимая рук из карманов куртки. Чем-то он был похож на героя британских фильмов о Второй мировой войне — на шифровальщика или разведчика.

Тихий ужас, — ответила она, радуясь, что у нее появился собеседник, которому можно излить накопившееся на душе.

С бабушкой, которой и так приходилось несладко, Кэтрин старалась не разговаривать на тревожащие ее темы, не делиться страхами относительно душевного состояния Мэтти. Она боялась, что для семидесятивосьмилетней женщины события последних недель могут иметь роковые последствия.

Такой нервной я ее еще никогда не видела, — откровенно призналась Кэтрин. — Каждую минуту как на иголках. Не может ни на чем сосредоточиться. Пытается смотреть телевизор, но каждый раз это заканчивается плачем. Даже малейшая ассоциация с авиацией напоминает Мэтти о погибшем отце. Вчера она ездила к Тейлор развеяться, а вернулась вся в слезах. Один идиот спросил ее: «Будет ли суд?» У Мэтти случилась истерика. Старшему брату Тейлор пришлось срочно везти ее обратно к Джулии.

Роберт с интересом разглядывал лицо Кэтрин.

Я не знаю, что делать, Роберт. Я беспокоюсь за Мэтти, очень сильно беспокоюсь. Ей плохо. Она почти ничего не ест. Временами у нее случаются приступы истерического смеха, а чаще она плачет. Моя дочь ведет себя, прямо скажу, неадекватно. Вчера я сказала ей, что жизнь, несмотря на все, продолжается, поэтому ей следует подчиняться правилам поведения, существующим в обществе. Мэтти пришла в ярость и заявила мне, что для нее больше не существует никаких правил.

Роберт закинул ногу на ногу.

Как прошли рождественские праздники? — спросил он.

Грустно и, я бы сказала, жалко. Тяжелее всего было видеть, как Мэтти старалась показать, что ей весело и она рада празднику. Я понимаю, она делала это ради меня и Джулии, ради памяти Джека, но лучше бы мы вообще ничего не праздновали. Ну а вы? Как вы отпраздновали Рождество?