Я сложила письма и обвязала лентой, жалея, что вообще нашла их. Прочту оставшиеся, потом и решу что делать

Я вскочила и выбежала из комнаты. Я спрячу письма в своей спальне, а затем закончу осмотр.

Час спустя я изучила план Хаксбури, но так и не нашла ни единой подсказки которая бы подтвердила мою теорию о неправдоподобности происходящего.

Я про то, что у них даже нет водопровода. Тут ночные горшки в большинстве спален. Реально. А ещё мне кажется, я нашла прачечную, если учесть что они не пользуются стиральными машинами. Забудьте о кухне. Там было душно из-за того, что там и правда готовили на огне, а прислуга посмотрела на меня с такими ошарашенными лицами, что мне пришлось дать задний ход, пока они не начала возмущаться из-за моего прихода.

Блин, 1815 год, и правда, отстой. В моём веке девушка получает детское пособие, если парень вроде Алекса делает что-то такое. Или крупный фонд колледжа, в моём случае, думаю, я бы предпочла настоящего отца. Такого, который бы не уехал на восточное побережье, чтобы завести другую семью три года назад, а потом пригласить меня, как будто это не самое неловкое лето в моей жизни.

Я потрясла головой в надежде, что это поможет отбросить воспоминания назад в глубины сознания, где они и должны быть. Мой отец хотя бы звонит дважды в неделю и платит алименты вовремя.

Алекс подонок, жить вот так и иметь ребёнка на стороне. Серьёзно, ему девятнадцать. Это просто неправильно.

Я спустилась по лестнице и направилась в восточное крыло.

Харксбери казалось было сделано в дань прямоугольной моде, вокруг внутреннего двора, который я уже видела раннее. Два главных крыла смыкались в большое фойе и огромную лестницу, а потом расходились в противоположные стороны, пару сотен футов или больше, каждый коридор, где за дверью выстроились двери за дверями. Это бы заняло у меня дни, открыть их все, но не думаю, что стоит попробовать, потому что ничто из того, что я нашла, не было полезным.

Внизу много гостиных, столовых и несколько небольших спален.

Наверху библиотека и еще больше спален, но эти больше, некоторые со встроенными гостиными.

Паркет только в некоторых частях дома. Остальные устланы коврами. Всё больше чем обычно, величественно и грациозно. Двери подошли бы трёхметровому человеку, а потолок так высоко, что я могла бы встать на стул и подпрыгнуть, но так и не коснуться его.

Но от этой грандиозности веет холодом. Трём людям не нужен дом такого размера. Особенно учитывая, что слуги занимают нижний этаж, кроме тех случаев, когда прибирают.

А они много прибирают. Они везде, вытирают пыль, подметают, выбивают ковры.

Каждый раз, когда я находила еще одну комнату, причудливую картину или предмет мебели значительно больше обычного размера, я думала о пачке писем запихнутых под матрац. Как он может жить так, когда его дочь неизвестно где.

Презираю его. Он отвратительный. Ненавижу.

Я бормотала про себя пока выходила из дома и блуждала сквозь сад. Они всё еще могут прятать где-то тут личный самолёт.

Я замедлилась, проходя мимо амбаров. Какой-то ритмичный звук звучал изнутри. Почти музыкальный.

Когда я завернула за угол, увидела мужчину с перевернутой корзинкой, по которой он бил двумя палочками, как барабанщик. Двое мальчишек младше тринадцати лет танцевали самый смешной риверденс[3] из всех, что я видела, прыгая туда–сюда, как маленькие счастливые лепреконы, они махали локтями, и их ноги почти не касались земли.

Я не смогла сдержать смех. Зажала рот рукой, но было уже поздно, они его услышали. Один из мальчиков остановился так быстро, что упал и покраснел как буряк.

И мне стало по-настоящему жаль, потому что я знаю каково это, когда щёки пылают.

Последнее что я должна это смеяться над другими.

– Извините, я не должна была смеяться. Просто, э-э, никогда раньше не видела такого танца.

Мальчик помладше, с рыжими волосами, поднялся с земли и широко распахнул глаза.

– Вы американка, – сказал он, будто я мифическое существо.

Я кивнула.

– Да, там, откуда я, танцуют по-другому.

– Можете показать нам как? – второй мальчик, с тёмными волосами заинтересовался и сделал шаг вперёд.

Я подавила смешок.

– Эм, нет, я ужасно танцую.

– Пожалуйста? – попросил рыжий, – я никогда не видел американский танец.

Тридцать секунд назад я над ними смеялась. Не будет ли слишком жестоко, если я еще и одурачу их?

– Сомневаюсь, что вы захотели бы увидеть эти танцы, – сказала я увиливая. Я чувствовала себя плохо. Но я, и правда, не могу танцевать. Выставлю себя дурой.

– Но я хочу. Несомненно.

– Ох, – тогда ладно.

Я могу попробовать, верно? Что-то одно?

Но чем мне поделиться? «MC Hammer»? «The Running Man»? «The Electric Slide»? Немного макарены?

– Эх, – сказала я и шагнула вперед, – как на счет, э-э, робота?

– Робота? – спросили оба мальчика хором.

В 1815 году вообще существовало слово «робот»?

– Ага. Вы, эм, держите свои руки вот так, – я начала рассказывать, демонстрируя как встать в позе пугала. Не верится, что я это делаю, – а потом расслабьте локти и позвольте рукам болтаться. Вот так.

У меня и правда получается не очень, но судя по их глазам, я только что исполнила танцевальный номер с Джастином Тимберлейком. Они повторили мои манёвры, делая их непринуждёнными.

Барабанщик тоже встал и присоединился к действию, свободно размахивая руками. Парень лучше меня после двухсекундной демонстрации. Решено.

– Окей, потом, э-э, вы вроде как идёте, но все ваши движения прерывистые и, хм, неестественные, – я показала им свою лучшую походку робота, механические движения руками.

Мальчишки и барабанщик мгновенно скопировали меня, а через четыре или пять шагов они, и правда, выглядели как роботы.

Они моментально сымпровизировали, и их смех зазвучал под крышей амбара.

Да. Это был знак для меня уйти, пока вдохновение не накатило, и я не попыталась показать им брейк-данс, свернув себе шею.

Я ускользнула незамеченной, улыбаясь себе, пока шла по дорожке из гравия по направлению к дому, мои юбки собрали всю грязь.

Хоть где-то я не «Неуклюжая Кэлли». Даже если это какой-то старый вонючий амбар.

Для меня ещё есть надежда.

Вернувшись к себе в комнату, я легла на кровать и уставилась в потолок.

Знаю, надо прочесть письма, засунутые под матрац, но я не могла заставить себя вытащить их.

Они сильно напоминают о доме.

Маленькая бедная девочка вырастет без своего отца. По крайней мере, она не знает что теряет. Я, у меня был отец 12 лет. И он не был таким плохим отцом. Почти всё время занят, но он не был плохим.

А потом, неожиданно, он бросил мою маму. И с тех пор нас было двое. Я почти уверена, что она позволила мне поехать в Лондон только потому, что это удобный предлог не ездить к отцу в Лонг-Айленд. У меня не было времени поразмыслить об этом до того как вошла горничная, половицы заскрипели у неё под ногами.

– Я пришла помочь вам переодеться к ужину.

Я села и посмотрела на свою одежду. Она чистая и относительно не помялась, что для меня уже достижение. Я из тех, кто вечно роняет еду на себя.

– Уверена, что это подойдёт, – ответила я.

Её рот дёрнулся, как будто она пыталась не улыбаться.

– Утреннее платье не подходит к званому ужину.

– Званый ужин? – мне не нравится, как это звучит.

Она кивнула и усадила меня на стул возле гардероба.

– Да, Её Светлость пригласила соседей на ужин, чтобы отпраздновать ваш приезд. Вы не можете пойти в повседневной одежде.

Повседневная? Эта и повседневная? Сравнить с её черным платьем, так я одета для светской вечеринки.

Она бросала одежду в мою сторону, и я не знала, что должна делать, так что просто ловила их, и охапка в моих руках всё росла. А потом я увидела, что поймала последним и замерла, держа это на вытянутых руках, будто тифозное одеяло.