— И вправду нетрадиционный подход, — заметила Кэнди.

— Он утверждает, что нормальные сексуальные отношения, — продолжала медсестра, — приводят к психозам и умственному расстройству, а его способ — это гарантия душевного равновесия. И он остановит войну!

Кэнди вспомнилось серьезное лицо молодого доктора и очевидная искренность в его темных умоляющих глазах… Да, он был искренним… И глубоко преданным своему делу… И еще — таким милым и славным…

— Ну, — задумчиво проговорила она, — может быть, миру и нужно какое-нибудь потрясение, какая-нибудь новая, ошеломительная идея, чтобы люди перестали воевать друг с другом.

— Может быть, — пожала плечами медсестра, потом развернулась и пошла прочь. — Регистратура вон там, — проговорила она на ходу. — До конца коридора, потом направо. — Она указала в том направлении, откуда пришла сама.

Кэнди пошла туда и оказалась в приемной для посетителей и «амбулаторных больных».

Когда Кэнди вошла, немногочисленные посетители, дожидавшиеся в приемной, разом опустили свои журналы-газеты — это те, кто читал, а те, кто беседовали в полголоса, прервали беседу, — и уставились на нее. Кэнди немного смутилась, прошла прямо к стойке регистратуры и показала женщине за стойкой телеграмму, полученную сегодня. Женщина была миниатюрной, похожей на птичку, и звали ее миссис Приппет — так было написано на табличке на стойке.

— Садитесь, — сказала она. Она едва взглянула на телеграмму, зато очень пристально изучила Кэнди, как будто в этой красивой молоденькой девочке было что-то донельзя любопытное.

Кэнди замялась в нерешительность.

— Ее принесли сегодня. Утром, — сказала она, указав на телеграмму. Она умолкла, и миссис Приппет и посетители в приемной выжидающе уставились на нее. — Я подумала, может быть, вы мне подскажите… — она умолкла на полуслове. Все, кто был в приемной, очень внимательно ее слушали, и это как-то смущало — а особенно ее смущала миссис Приппет, которая смотрела на нее с напряженным, страдальческим выражением, как будто Кэнди обращалась к ней на ломаном английском, и та силилась ее понять.

— Вы Кэнди Кристиан?

— Ну, да, я…

— Садитесь, пожалуйста, — проговорила миссис Приппет ледяным тоном. — Доктор Данлэп примет вас сразу, как освободится.

Кэнди обернулась и наткнулась на заградительный огонь испытующих, молчаливых взглядов.

И только когда она села на стул, посетители, дожидавшиеся в приемной, вновь вернулись к своим журналам и прерванным разговорам вполголоса. И теперь, благополучно избавившись от их пристального внимания, Кэнди начала изучать уже их, то и дело ловя на себе потаенные любопытные взгляды и быстро отводя глаза, когда она видела, что на нее кто-то смотрит…

Прямо напротив нее сидела толстая девочка примерно ее возраста, с ужасным зобом на шее. Секунд пять Кэнди, как завороженная, смотрела на этот кошмарный зоб, и только потом до нее дошло, что она «пялится». Она быстро отвела взгляд, злясь на себя за такую бестактность. Господи, сказала она себе, эта штука — всего лишь видимость, необычное состояние желез; и оно никак не отражает истинной сущности этой девочки. Быть может, она обладает обостренным чувством Прекрасного… может быть, она скульптор… или певица с обворожительным оперным голосом… скажем, контральто… хотя нет… контральто, наверное, нет…

Она продолжала рассматривать людей в приемной. Там были две монашки; пожилая и совсем молоденькая, но обе — бледные и в очках в серебристой оправе. Время от времени молодая монашка что-то шептала своей старшей спутнице, но та, даже если ее и слышала, никак это не проявляла. Рядом с ними сидела молоденькая парочка. Наверное, муж и жена. Женщина была беременной. И был еще какой-то дядька в шортах-бермудах и спортивной куртке, но его лица Кэнди не видела, потому что он прятался за «National Geographic». Кэнди задержала взгляд на голых дядечкиных коленях и икрах, которые были, на ее взгляд, слегка полноваты, и только потом поняла, что он тоже на нее смотрит — украдкой поглядывает сквозь пальцы, держащие журнал, и видит, как она разглядывает его коленки…

Она быстро отвела глаза, и ее взгляд снова уперся в зоб девочки, что сидела напротив. Только теперь девочка тоже заметила, что Кэнди на нее смотрит, и тоже уставилась на нее — злобно и яростно. Кэнди уже и не знала, куда повернуться, и решила, что проще всего будет закрыть глаза, но тут в приемную вышел мужчина, с козлиной бородкой и весь седой.

Он был такой элегантный… и манеры у него были такие… чуть ли не рыцарские, подумала Кэнди. Он грациозно склонился, будто отвешивая поклон всем присутствующим.

А потом он резко выпрямился, и Кэнди вдруг поняла, что он смотрит прямо на нее! Потом он снова склонился, теперь уже над стойкой регистрации, и что-то быстро шепнул миссис Приппет… та посмотрела на Кэнди и молча кивнула…

— Мисс Кристиан, — позвала она громко.

Кэнди быстро поднялась и подошла к стойке. Все, кто сидели в приемной, снова уставились на нее, и она вновь покраснела. С одной стороны, это приятно, когда все на тебя смотрят, но с другой стороны… это как-то смущает. Она встала рядом с седым мужчиной, грациозно опершись рукой о стойку.

Миссис Приппет откашлялась, прочищая горло, и произнесла громким шепотом, который слышали все, кто был в комнате:

— Доктор Данлэп хотел бы задать вам пару вопросов, мисс Кристиан, — и грозно добавила: — Доктор Данлэп — директор нашей больницы.

Кэнди думала, что этот учтивый и обходительный джентльмен сейчас пригласит ее к себе в кабинет, но он просто стоял и смотрел на нее в упор, так что ей даже стало неловко.

— Да, — сказал он, наконец, режущим ухо скрежещущим шепотом, тщательно выговаривая слова, — я, безусловно, хотел бы задать мисс Кристиан «пару вопросов».

Наверное, незачем и говорить, что его непонятная горячность еще больше смутила Кэнди.

Потом была долгая пауза, во время которой импозантный доктор буравил Кэнди суровым взглядом, словно проверяя, посмеет она сказать что-нибудь или нет. Пауза явно затягивалась; все, кто были в приемной, подались вперед, затаив дыхание, и даже уже не пытались скрывать своего бесстыжего любопытства…

Наверное, это был подходящий момент, чтобы Кэнди сама предложила доктору Данлэпу пойти к нему в кабинет, но она вдруг поняла, что не может вымолвить ни слова. Она беспомощно оглядела комнату и собравшихся там людей, что таращились на нее, и обернулась обратно к доктору с немой мольбой во взгляде…

Но доктор Данлэп то ли не понял этой мольбы, то ли ему было просто до лампочки. Он так и стоял, заложив руки за спину и широко расставив ноги, и, прежде чем обратиться к Кэнди, он пару раз приподнялся и опустился на носках — в точности, как Чарльз Лотон в «Мятеже на „Баунти“».

— Мисс Кристиан, — проскрежетал он все тем же режущим ухо шепотом, — два дня назад ваш отец поступил к нам в больницу с очень серьезной травмой черепа, он пережил шок, потерял много крови, и, вероятно, был сильно контужен… Ему нанесли страшный удар, задета передняя доля мозга — этот удар каким-то чудом не стал фатальным, но тем не менее теперь ваш отец может остаться умственно неполноценным до конца своих дней. — Доктор Данлэп умолк, сделал три глубоких вдоха, приподнимаясь при этом на носках, и продолжил, теперь уже — медленнее, но не менее высокопарно: — Вчера вечером, мисс Кристиан, в то время как ваш отец лежал почти при смерти, так что любое волнение, любое расстройство могло бы стать для него роковым, одна из наших медсестер, услышав шум, вошла в палату и обнаружила вас… полностью голой, и вы катались по полу, и корчились самым что ни на есть непристойным образом, и… и… и… СОВОКУПЛЯЛИСЬ С КАКИМ-ТО МУЖЧИНОЙ ПРЯМО ТАМ, НА ПОЛУ, В ПАЛАТЕ БОЛЬНОГО!

Услышав это разоблачение, люди, которые были в приемной, разом вздохнули — этак победно, чуть ли не с облегчением. А девочка с зобом даже хлопнула себя по бедру, как бы давая понять, что она с самого начала подозревала что-то подобное.

Последнюю фразу этого кошмарного обвинения доктор Данлэп выкрикнул в полный голос; его буквально трясло от переполнявших его бурных чувств, а именно — праведного негодования.