— Что ты здесь делаешь? — резко спросил Калеб.
Дилан разжал кулаки и заставил себя говорить спокойно.
— Я пришел сюда по следу демона. Если она у них, я ее найду.
Если они схватили ее… Он старался не думать о том, что демоны могут сделать с ее гладкой кожей, с ее силой духа.
— Что может быть нужно демонам от двадцатидевятилетней кухарки? — скептически заметил Калеб.
Дилан задумчиво покачал головой.
— Не знаю. Они не должны были ее трогать. Она под защитой.
— Под защитой?
— У нее на запястье трискелион — знак хранителей. Он должен был защитить ее.
— От демонов — возможно, — сказал Калеб. — Но человека, похищающего людей, татуировка не остановит. Ее мог схватить этот тип, Джонс.
— Ты уже нашел его? Допросил?
— Пока нет.
— Тогда это сделаю я.
— Забудь об этом, — сказал Калеб. — Это полицейское расследование. И ты не должен вмешиваться.
Дилан подавил рычание и опустил глаза.
— Если он одержим дьяволом, ты помочь не сможешь.
Тебе нужен я, малыш.
Калебу это не нравилось. Но Дилан умел убеждать. Тем хуже.
— Все правильно, — наконец сказал он. — Пойдем.
Дилан последовал за ним за угол этого крысиного логова.
И остановился. Полдюжины людей, собравшихся вокруг костра, его не беспокоили. А вот женщина с ружьем возле джипа Калеба могла представлять собой серьезную проблему. Она направила в его сторону ствол дробовика.
— Кто это?
— Молчи, — шепнул Калеб Дилану.
Не вопрос. За последние две недели с него было достаточно и людей, и разговоров. Но здесь было это ружье…
— Детектив Холл, — сказал Калеб. — Мой брат Дилан.
Дилан встретился с ней глазами и медленно, осторожно улыбнулся, с удовлетворением отметив, что ствол дробовика качнулся и опустился. Хотя и не до конца.
— Что он здесь делает? — спросила она.
— Помогает нам в расследовании, — ответил Калеб.
По форме, в которую была одета женщина, Дилан понял, что она является офицером органов правопорядка. Будет ли детектив Холл придерживаться всего этого официального бреда? Или она не одобряет его?
Он продолжал улыбаться, концентрируя свою энергию, пока не заметил, что зрачки ее расширились, а напряженные плечи расслабились.
— О, — сказала она мягко, едва слышно. — Что ж, тогда… Дилан, говоришь?
Дилан кивнул, продолжая слабо улыбаться.
— Рада познакомиться, Дилан, — сказала Холл и улыбнулась.
Калеб бросил на него удивленный взгляд.
— Черт… Что ты с ней сделал? — пробормотал он.
Дилан пожал плечами. Она была человеком, женщиной, и поэтому была впечатлительной. Вероятно, даже более впечатлительной, чем большинство других, никакого сравнения с…
При мысли о Реджине он испытал что-то очень похожее на панику.
— Мы ищем Иерихона, — сказал он.
— Да. Нам сюда, — кивнул головой Калеб.
Люди вокруг костра — кто с любопытством, кто с хищным интересом, кто безразлично — следили за тем, как Дилан с Калебом шли через беспорядочно разбросанный лагерь.
Калеб остановился перед сооружением с ржавой металлической крышей. Вход был загорожен листом картона. Он наклонился и отстегнул от пояса фонарик.
— Оставайся здесь.
И вошел в это мрачное жилище. Дилан подождал, пока луч света исчезнет, нагнулся и отправился за ним.
В ноздри ударила тяжелая вонь. Но это был не демон. Не только демон. Человеческая рвота, моча и пот. Прогнившее мясо. Обуглившееся мясо. Дилан зажал нос рукой.
Калеб, склонившийся над кучей какого-то тряпья в задней части пристройки, казалось, был к этому равнодушен. Что это, слабость человеческого восприятия или сила самоконтроля?
Дилан сжал зубы и сделал неглубокий вдох.
Куча тряпья пошевелилась. Застонала. Дилан разглядел ботинок, очертание ноги под тонким зеленым армейским одеялом, край рукава, руку. Он нахмурился. Его внимание привлекло что-то другое, не запах и не увиденное. Эта рука…
Он шагнул вперед.
— Стой! — приказал Калеб.
— Кто это?
— Джонс. — Луч от фонаря Калеба играл на блестящем от пота худом лице. — Где Реджина Бароне?
Человек конвульсивно вздрогнул и отвернулся.
— Реджина, — непреклонно повторил Калеб. — Где она?
Иерихон какое-то мгновение смотрел на него, губы его шевелились. Потом глаза его закатились.
— Проклятье! — вырвалось у Калеба. — Джонс? Джонс!
Тот не отвечал.
— Он пьян, — с раздражением сказал Калеб.
На лбу у Дилана выступил пот. Перед глазами возникло серое, опустошенное лицо отца. Вот откуда он пришел, с отвращением подумал Дилан, вот что породило его, вот куда он мог вернуться, если бы был втянут в дела людские: смертная плоть, распад личности.
Усилием воли он заставил себя рассуждать логически. Оценивать происходящее бесстрастно. В конце концов, здесь дело было в другом.
В отличие от отца, этот человек не был пьян.
— Нет, — сказал Дилан.
Калеб обернулся к нему.
— Ты думаешь, он одержим?
— Я…
Дилан снова вдохнул зловонный воздух. Смрад был вязким, как поднимающаяся волна нечистот, заполняющая собой все, удушающая… Он откашлялся. Он различал запах углей, едкая вонь обжигала слизистую. Демон — да, нечетко, но вне всяких сомнений. И еще…
— Я думаю, он сожжен.
— Сожжен? Что ты имеешь в виду?
Дилан не мог этого объяснить. Он просто знал. Он обвел взглядом тело человека под одеялом. Потом взялся за худое запястье и перевернул его руку.
— Боже праведный… — прошептал Калеб.
Темень была еще хуже, чем холод.
Согреться — хоть как-то — Реджина могла только двигаясь. Но ничто не могло помочь ей рассмотреть хотя бы что-нибудь, и эта слепота пугала ее. Через каждые несколько шагов она падала или на что-то натыкалась. Камни… Стены… Она не могла разогнуться, в какую бы сторону ни двигалась. Она попала в подземную ловушку. Погребена заживо. Темнота угнетала, давила, сжимала грудь, поглощала ее. Она обливалась потом, сердце бешено билось, горло сжимал ужас. Сбивая в кровь руки о холодный камень стен в полной темноте, она делала длинные медленные вдохи, чтобы не закричать, не заплакать. Выдох. Вдох.
Где- то был вход. Ведь каким-то образом она сюда попала.
Еще вдох.
Значит, должен быть и выход.
Она просто должна его отыскать. На четвереньках. В темноте. Сердце ее билось глухо и тревожно.
Она обследовала темницу на ощупь, медленно продвигаясь ползком и прижимаясь к шершавой каменной стене справа от себя, чтобы не потеряться. Потеряться…Она сглотнула, чтобы не заплакать. Какая несмешная шутка…
Она вспомнила давнюю поездку за покупками во Фрипорт, торговый комплекс с толпами покупателей, вспомнила, как, выйдя из магазина, нагнулась, чтобы расстегнуть на Нике пальто. «Я хочу, чтобы ты, если вдруг потеряешься, оставался на месте, хорошо? Никуда не уходи, и мама обязательно тебя найдет».
Чтобы найти его, она могла бы порвать весь этот торговый комплекс в клочья.
Но кто станет искать ее? Как они узнают, где начать поиски? Прости меня, Ник! Мама, прости меня!Ее левая рука уже превратилась в синяк, потому что она постоянно на нее опиралась. Колени болели. Пальцы на правой руке были разбиты и кровоточили. Но она все же выяснила, что находится в каком-то туннеле — или камере? — который одной стороной выходит к воде. Она потянула воздух носом. От воды поднимался свежий запах. Она осторожно поднесла мокрый палец к губам. Влага была прохладной и такой приятной для пересохшего рта и горящего горла. Но после нее остался соленый привкус, предупреждавший, что вода эта морская. Вздохнув, она не стала пить и поползла в другую сторону.
Проход поднимался и опускался, переваливался через валуны и менял направление, постепенно становясь все более узким. И тесным. Она обдирала колени, билась головой, ползла вперед на животе, пока не оказалась зажатой между скал, словно таракан в щели.
Она положила голову на холодный мокрый гравий и заплакала. Она что-то бормотала и всхлипывала, пока в горле не начало гореть. Вода… Ей необходима вода. Она хотела выбраться отсюда. Она хотела домой.К Нику. К маме.