Впрочем, не совсем беззащитная, подумал он, вспомнив ее силу воли и острый язык. Тем не менее она оставалась всего лишь человеком и была совсем одна.

Он надеялся, что она одна. Потому что если она в руках демона…

— Это связующее звено, — объяснил он, чувствуя, как по жилам, передаваясь голосу, волнами пульсирует нетерпение. — Я могу использовать крестик, чтобы найти ее. Дайте цепочку мне.

— Не могу, — с сожалением сказал Калеб. — Это вещественное доказательство. Мы пошлем цепочку в криминалистическую лабораторию на обследование, и тогда…

— Цепочка не скажет вам больше того, что вы уже знаете, — сказал Дилан.

Калеб скептически приподнял бровь.

— А тебе скажет?

Дилан выдержал его взгляд и протянул руку.

— Да.

— Нет, — возразил Рейнолдс. — Мы не можем пользоваться услугами какого-то сумасшедшего, даже если он твой брат. Выведи его отсюда к чертовой матери!

Дилан не обратил на его слова внимания. Взгляд его был прикован к брату, в ушах тяжело стучал пульс.

— Хорошо, — сказал Калеб.

И уронил цепочку на ладонь Дилана.

Реджина сжалась в комочек в своей безмолвной темнице внутри скалы. Темнота все-таки не былахуже холода. Темнота не могла убить ее. А холод мог.

Время не стояло на месте. Сколько уже прошло? Несколько минут? Несколько часов?

Вода по- прежнему пропитывала ее волосы, футболку, джинсы. Холод пронизывал ее одежду. Ее кровь. Ее кости.

Гнетущая тишина и безжалостная пустота высасывали из нее энергию. Подавляли дух. Путали мысли.

Она задремала. Иногда она видела сны — лицо сына, голос матери, ребенок внутри нее — и просыпалась со слезами. И снова одна. Одна, как всегда.

Прости меня, мама. Я не хотела, чтобы ты одна воспитывала еще одного ребенка.

Все в порядке. Это неважно.

Но это было важно. Очень важно.

Услышав звук капающей воды, она подняла голову. По крайней мере, сейчас она уже не так сильно дрожала. Ей хотелось видеть в этом добрый знак. Ее тело, однако, считало иначе. Дыхание стало свистящим. Суставы болели. Голова казалась свинцовым шаром — такой же тяжелой и пустой. Так легко снова опустить лицо в колени и провалиться в сон… Ей даже не нужно будет закрывать глаза. Здесь так темно…

Реджина резко подняла голову и выругалась. Пора вставать. Пора двигаться.

Она услышала, как шум капель превратился в бульканье, которое переросло в журчание, и в ней снова вспыхнула искорка надежды. Должно быть, наступил отлив. Время еще раз попробовать найти выход.

Как холодно! Она заставила себя пошевелиться, и тело протестующе задрожало. Все болело, но она встала. И тут же закусила губу, испытывая боль от покалывания в затекших руках и ногах. Она не видела своих ног, не чувствовала пальцев на ногах…

Она медленно двинулась вперед, опираясь о стену.

Всплеск.

Сбитая с толку, она замерла. Ее вялое сознание боролось с информацией, которую посылали ноги. Она уже достигла воды. Но это был не отлив. Вода текла не в ту сторону.

Вода поднималась!

Начинался прилив. Дилан стоял на краю мыса, где суша обрывалась в беспорядочное нагромождение камней и брызги прибоя. Под ним была темная полоса елей, потом начинался берег, пенистая вода, разбивающаяся о черные скалы. А дальше до самого горизонта тянулся океан — белые гребни волн, бегущие по воле ветра, словно кони Ллира.

Ветер свистел у Дилана в ушах. Сердце его терзало сомнение.

Ему никто не поручал восстать против власти Ада. Он должен был вызвать хранителя и попросить совета.

Допустим, Конн услышит его и ответит.

Допустим, помощь подоспеет вовремя.

Ветер, теребя одежду и волосы Дилана, смеялся над ним. Волны бились в такт ударам его сердца.

Это было ему не нужно. И она ему не нужна! Он сам стал свидетелем распада брака родителей, запутанной сети из любви, одержимости и обид, которая вытащила из моря его мать. Он никогда не даст ни одной женщине такой власти над собой.

Но это не означало, что он не может воспользоваться своим могуществом, чтобы найти Реджину. Чтобы ее спасти.

Он всегда был специалистом в области малой магии. Он мог вызвать волну, женщину, бриз. Для удобства, для развлечения, из чувства обиды. Но это не имело существенных последствий, никогда ранее ничего от его умений не зависело.

Попробуй взять на себя ответственность за кого-нибудь, кроме самого себя, тогда и поговорим.

Действительно.

Крестик лежал у него на ладони. Он протянул руки навстречу ветру, с досадой отметив, что они дрожат.

Он посмотрел на покрытую рябью гладь моря, напоминавшую лист кованого серебра. Внутри него текли воды океана, кровь его матери, ее дар ему. Магия океана принадлежала ему по праву рождения.

Он покрепче уперся ногами в скалу, раскинул руки, отворил сознание и пригласил море войти в себя.

Мощь росла, как туман с поверхности воды, влажная и тяжелая. Он чувствовал, как она огибает его, течет над ним и в него, вливается ему в горло, как вино, и заполняет его чресла, словно вожделение. По мере нарастания силы сознание его раскручивалось, ища выход. Наконец сила переполнила его, вырвавшись через горло отчаянным криком:

— Реджина!

Он звал ее по имени, взывал к такой, какой знал ее, к ее плоти и духу, к могуществу тотема в своей руке.

— Реджина!

Ему ответил ветер в верхушках деревьев. Откликнулись птицы, парящие над водой. Учащенным биением отозвалось его собственное сердце.

Сжав в ладони горящий золотом крестик, Дилан бросился с освещенного солнцем холма в тень деревьев. Когда он подбегал к берегу, то уже расстегивал ремень.

Реджину гнал вперед ужас и все поднимавшаяся вода, но силы ее были на пределе. Холодное течение, шипя у колен, тянуло ее, пропитывало джинсы, наливало тяжестью кеды. Если она разуется, то может поранить ноги. Если не сделает этого, может утонуть.

Она больше не плакала. Губы ее были решительно сжаты. Она не может утонуть! Она должна вернуться домой, к Нику. Мама, прости меня! Ник…

Она должна держать голову над водой. Она должна найти самую высокую точку в этой пещере. Если бы только она могла видеть…Она била руками по ледяной воде, тыча в каменный свод окоченевшими пальцами, напоминавшими замороженные сосиски.

Дальше от стены свод уходил вверх. Она двинулась вдоль этого уклона, оцепеневшая от холода, потерявшая ориентировку в темноте. Ее пальцы ощупывали камень, скользили по нему… И вдруг — пустота.

Она едва сдержалась, чтобы не закричать. Дыра над головой! Она подняла руки. Это оказался проход наподобие печной трубы внутри скалы, достаточно широкий, чтобы она могла в него протиснуться. Сердце Реджины готово было выскочить из груди. Если бы она смогла подтянуться, если бы смогла вскарабкаться туда…

Она цеплялась за края проема, отчаянно скребла ногтями скалу. Камни сдвигались под ее руками, осыпались, били ее по голове и плечам. Вода хватала ее за ноги и тянула вниз.

Она подпрыгивала, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь, и снова соскальзывала. Подпрыгивала и соскальзывала. Наконец ей удалось ухватиться за выступ над головой.

Руки ее кричали от боли. Плечи протестовали. Несколько долгих мгновений она висела на избитых, кровоточащих пальцах, чувствуя, как вода, такая холодная, пенится у ног и все ближе подбирается к ней. Рыдания мешали ей дышать.

Ну давай же, давай! Подумай о маме, подумай о Нике…

Она пыталась оттолкнуться ногами, извивалась, как ребенок на турнике в спортзале.

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

Есть! Оцарапав локти, она сумела подтянуться и упала грудью на край проема. Кровь лихорадочно пульсировала в ушах. Она сделала это! Она смогла! Она задыхалась и обливалась потом, не в силах пошевелить пальцами и не чувствуя ног. Она втянула живот, попыталась приподняться…

И упала.

Крик вырвался из ее изуродованного демоном горла, вопль ярости и отчаяния. Нет!