Дилан почувствовал, как маленькая сильная рука потянула его за собой. Ему нравилось прикосновение ее ладони. И он ненавидел себя за это.
— Итак, насчет твоей сестры… — продолжила она.
— А что, собственно?
— С ее стороны было очень любезно выручить нас.
— Почему любезно? Ты же ей платишь.
— Да, но…
— Эй, Реджина! — окликнул ее рыжий круглолицый мужчина с каской и ящиком с инструментом. — Там у тебя вчера был какой-то шум. У вас все в порядке?
Мимо них медленно проезжали машины. Люди останавливались, чтобы поглазеть на них. Дилан с трудом терпел эти чужие запахи и давление человеческих тел.
— Все хорошо. Спасибо, Дуг.
Тот перевел взгляд на Дилана.
— А ты и есть тот парень, который нашел ее?
Дилан опустил глаза.
— Да. А вы?…
— Дуг занимается ремонтом проводки у нас на острове, — пояснила Реджина. — И два-три раза в неделю заходит в ресторан к Антонии.
— Верно. — Дуг переступил с ноги на ногу. — Кстати, и сегодня днем собираюсь там перекусить.
— До вечера мы не откроемся, — сказала Реджина. — Но если вы заглянете к нам завтра утром, я бы могла…
С Дилана было достаточно.
— Извините нас, — сказал он и пошел дальше.
Поскольку он крепко прижимал ладонь Реджины, лежавшую у него на руке, у нее просто не было другого выхода, как последовать за ним.
Ему не хватало свободного пространства. Ему не хватало моря. Ему хотелось увести Реджину подальше от людей, толкавшихся вокруг, и обстоятельств, которые его сдерживали. Он хотел ее. По-прежнему. Снова.
Поскольку Дилан не мог получить то, чего хотел, он нашел ближайшую лазейку — поворот с главной дороги, который вел к единственной на острове церкви и кладбищу, дремавшему на склоне холма.
Дилан остановился среди покосившихся могильных плит и нестриженой травы, с наслаждением вдыхая тишину и аромат можжевельника.
— М-да… — запыхавшись, сказала Реджина. — Это было невежливо.
Он хотел ее раздеть. А она этого не понимала.
— Не более невежливо, чем ведут себя они. И вдвое вежливее, чем мне хотелось бы выглядеть на самом деле. Как ты можешь это выносить? — спросил он. — Как ты можешь выносить всех их? Всех этих людей. Все, что их интересует, — это сплетни и собственная выгода. Всем им нет до тебя ни малейшего дела.
Ее подбородок воинственно задрался.
— Ну да! А тебе — есть.
— Я… — открыл было рот Дилан и нахмурился.
А разве сам он не был похож на ее легкомысленного приятеля, ее голодного клиента, думавшего только о своих интересах и аппетите? Разве не так? И почему это должно его заботить? Ее, например, это не заботило прошлой ночью. Или в ночь свадьбы его брата. Он закрыл рот на полуслове.
Реджина улыбнулась — необычный легкий изгиб губ, от которого у него все переворачивалось внутри.
— Да, я так и думала.
Она вздохнула и прислонилась к низкому каменному забору, огораживавшему кладбище.
— Расскажи мне о своих отношениях с сестрой.
О чем это она?
— Люси? Я ее почти не знаю.
— Ты это уже говорил. — Реджина склонила голову на бок. — Вот только не сказал почему.
— Я… — Он пнул ногой пучок травы. — Когда я уехал, ей был год.
— Да, но с тех пор она стала взрослой. И ты должен был стать взрослым тоже. И то, что тебя оторвали от семьи в тринадцать лет, — не повод для того, чтобы остаток жизни провести в состоянии эмоциональной подавленности.
Эмоциональной подавленности…
Он сжал зубы так, что они скрипнули. Но по глазам Реджины он понял, что она неправильно его поняла, и вся его злость и возражения сразу исчезли.
— Я не вижу смысла завязывать какие-то отношения с ней сейчас, — сдержанно сказал он.
— Потому что она тебе не нужна.
Он не мог позволить себе в ком-то нуждаться.
— Не нужна.
Реджина встретилась с ним взглядом, и он с удивлением прочел сочувствие в ее темных выразительных глазах.
— А тебе никогда не приходило в голову, что, может быть, ты ей нужен?
В висках у него стучало.
— У нее есть Калеб. И наш отец.
— И этого достаточно, — насмешливо сказала она.
Это больше, чем было у него самого. Но он не мог, не должен был позволять себе признавать это. «Я селки», — почти с отчаянием подумал он. Он сделал свой выбор более двадцати лет назад.
— Не похоже, чтобы она от этого страдала, — сказал он.
— Откуда ты знаешь? В кухне ты даже не смотрел в ее сторону.
Дилан нахмурился. Действительно, не смотрел. Все его внимание было сосредоточено на Маргред. Когда он смотрел на сестру, когда он только пытался посмотреть на нее, его взгляд тут же уходил в сторону. Она была словно ледяная скульптура, тусклая и бесцветная.
— Она мне не интересна.
— А тебе не кажется, что это несколько странно?
— Только по человеческим меркам. — Хотя на брата он мог смотреть. — Когда я вижу ее… а иногда когда только думаю о ней, у меня начинает болеть голова, — признался он. Он и сейчас чувствовал это — странное давление, нарастающее внутри черепа, как головная боль, заставлявшая его отвести взгляд, сфокусировать его на чем-то другом. — Это почти как волшебство.
— Что?
— Это можно назвать магией. — Во рту у него пересохло. — Которая заставляет тебя смотреть в сторону. Но здесь — что-то другое.
Реджина наморщила лоб.
— А может быть, что твоя сестра — селки?
Внутри у него все переворачивалось. В висках гулко пульсировала кровь. Все в нем возмущалось при одной только мысли об этом.
— Нет, — уверенно сказал он.
— А почему нет?
Он откинул голову назад, как загарпуненный зверь.
— Я бы знал. Мой народ знал бы об этом.
— Но ты ведь сам только что сказал, что почти не знаешь ее, — рассудительно заметила Реджина. — Возможно, пока ты здесь, ты мог бы часть времени проводить с…
— Нет.
— Почему нет? — снова спросила она.
Упрямая. Сильная. Оптимистичная. Человек.При виде ее Дилан чувствовал, как в груди разрастается трещина, такая же глубокая и болезненная, как и диссонанс в его голове.
— Потому что мы здесь надолго не задержимся. — Он повернулся к ней лицом, и губы его превратились в тонкую суровую линию. — Я забираю тебя в Убежище.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Реджина смотрела на жесткий разрез рта мужчины, которого любила, и чувствовала, как в ней нарастает злость. Хотя выбор сделала его мать, когда ему было всего лишь тринадцать.
— Бегство — это не выход, — сказала она.
— Я не убегаю. — Голос его был бесстрастным, но в глазах бушевала буря. — Я просто увожу тебя туда, где ты будешь в безопасности.
— В Убежище, — сказала она.
В ответ он просто кивнул, словно не был уверен, что сможет сказать это словами или что она сможет его услышать. В животе у Реджины что-то кольнуло, словно предупреждая ее. Он не должен был давать ей чего-то такого, о чем она не просила. Ни информации, ни чего-либо еще. Даже прошлой ночью она фактически уговорила его заняться любовью.
Что ж, это нужно менять. Возможно, он и не любит ее, но он ее хочет. А у нее, в конце концов, есть своя гордость.
Она сжала зубы.
— Где это?
— Это остров, относящийся к Гебридам. У берегов Шотландии, — объяснил он. — Там ты будешь в безопасности. И ты, и ребенок.
— Его зовут Ник.
На его жестко очерченных скулах выступил румянец, и ей это понравилось.
— Я имею в виду ребенка, которого ты носишь.
Правильно. Тот ребенок — потенциальный суперселки.
Она вдруг ощутила обиду. Реджина не могла позволить растущему к Дилану чувству ослепить себя в отношении его истинных приоритетов.
— Я не могу уехать просто так, — возразила она. — У меня есть… — В голове пронесся вихрь разных образов и повседневных забот: Ник, ее мать, ресторан. — …своя жизнь.
— Я бы хотел, чтобы она у тебя осталась.
Страх тонким перышком щекотал ее нервы, мешал дышать. Она тряхнула головой, чтобы прогнать его.