Аргументы. Контраргументы. Да сколько тех греков то было?! Деревня большая… Тяжелый разговор. Алексей насупился, теребя пуговицу камзола. Духовник его, демонической наружности, вообще непонятную позицию занял, вроде как и согласен со мной, но Алексею не перечит. Наркоманы. Кольнулись иглой древних идей и теперь в облаках витают. Розовые слоны им глаза закрыли. Да какой выбор у крестьянина?! Что он знает о людях, лезущих в центральную власть? Либо плюнет на все эти дурацкие выборы, либо отдаст голос за того, за кого боярин укажет. В связи с тем, что голосовать по новым законам надо рублем — скорее всего, плюнет. Старосту еще выберут, но с более высокими должностями конфузия выйдет, к гадалке не ходи.

Еще во льды не вошли, а уже разругаться успели. Надо было прыгать за борт — правильно мне таракан советовал. Все меньше бы мучился.

Хорошо на Вайгаче. По северному хорошо. Суровое небо, серое море, ветер шипит в камнях, споря с прибоем. Рыбой сегодня позавтракали свеженькой. Морпехи песца выше по ручью подняли, похожего на щенка собаки, но странной расцветки, лапы и морда темные, хвост и тело грязно белые. Кто за кем гонялся, и кто на кого тявкал — так и не понял, много там голосов звучало, в том числе и тявканье подозрительно грубыми глотками, но мои конвоиры время проводили неплохо. Их тяжелые мысли не беспокоят — резвятся как великовозрастные дети. Мне бы так. Махнул рукой разбредшемуся капральству — надо возвращаться к стройплощадке. Буду считать, что пар сбросил.

На следующий день Авось, в гордом одиночестве, входил в Карские ворота — широкий пролив разделяющий Вайгач и Новую Землю. Штурмана пользовались хорошей погодой и лихорадочно накидывали карты, шумя на весь мостик и споря о показаниях дальномеров. Штурманам в этой экспедиции приходилось совсем кисло, и их оживление в связи с очередным окном на небесные ориентиры было понятно. Хоть немного приведут карты к божескому виду.

Пока народ собирал форт, планировал обойти Вайгач и попробовать на форштевень льды Карского моря. Ожидалось, что вокруг острова мы обойдем дня за два, аккурат к окончанию стройки.

Западная часть пролива никаких неприятностей не принесла, а вот в восточной части скопились льды, громоздившиеся друг на друга серьезными торосами. Врубались в них с опаской и нетерпением. Вот тут ледокол начал «скакать», вскидывая нос, заползая на льдину, и кланяясь торосам, когда льдины его нехотя пропускали. Неприятное, доложу вам, ощущение. Будто на лифте, который дергают за тросы. При этом вокруг стоял хруст, изредка разбавляемый глухими ударами льдин по корпусу. Бог его знает, так оно должно быть или нет. Делал вид, что все идет как надо — ведь на меня периодически опасливо оглядывались все офицеры рубки, включая Алексея, пожелавшего участвовать в маленькой, пробной, кругосветке.

Вибрации корпуса то усиливались, то ослаблялись. Бегал на корму, смотрел на наполненность фарватера битым льдом. Позади ледокола всплывали здоровенные, колотые льдины, явно великоватые для кочей. Буксировать наших купцов сразу за ледоколом явно нельзя. По уму надо пустить за нами транспорт, чтоб он крошил эти льдины, за ним канонерку для окончательного размельчения, и уже на буксире канонерки можно повесить часть кочей. И никаких коллегиальных решений. Все одно тут ни у кого опыта нет.

Выяснили неприятный момент — расход топлива больше расчетного. Мы так до пролива, пока безымянного, но в перспективе, имени нашего капитана — можем не доплыть.

Рубились сквозь лед, обозревая каменистые, изрезанные берега Вайгача по правому борту. Остров красивый, но идем тяжело. Не ожидал. Ближе к вечеру поймали первую неприятность. После очередного бумканья льдины по корпусу ледокол завибрировал как замерзший во льдах человек. Такого точно быть не должно. Нажал кнопку электрического звонка, соединяющего рубку и машинное отделение. Труба переговорника захрипела обрывками слов, теряющимися в гуле. Вслушиваясь, крикнул рулевому, минуя капитана

— Левая машина стоп! Правая средний ход.

После чего, извиняясь, глянул на капитана и кинулся в машинное отделение. Ну не бывает, чтоб все хорошо шло. Раз погода стоит замечательная, значит, лед нам напакостит. Лучше бы ливень вымачивал!

Разговор в машинном отсеке с Дедом только усилил подозрения. Похоже, нам загнуло левый винт. Вот уж, не ожидал. Винты на ледоколе защищены продольными килями, от всплывающих льдин. Да и сами винты сделаны существенно массивнее обычных. Бронзы на них не жалели, особенно в свете получения своего олова с Ладоги. И все равно вляпались.

Дальнейший ход ледокола можно было назвать авральным, но льды стали отпускать нас восвояси, взяв причитающуюся им дань. Лед становился тоньше, а к южной части острова стал вообще распадаться на разрозненные ледовые поля. Повезло.

Утром вошли в южный пролив, Югорский Шар. Шарами поморы называли проливы, и таких «шаров» по северному побережью полно. Подозреваю, что от этого слова пошло современное мне понятие «шариться», рыскать по проливу. Но это уже мои домыслы. Югорский шар просто разделял остров Вайгач и Югорию, полуостров материка. Льдами в проливе оказалась заполнена только восточная треть, дальше пролив шел на юг, плавно заворачивая к западу, и льдины в нем попадались все реже. Хотя нашему подранку тяжело дался даже прорыв через нагонные льды восточной части пролива. Но проводить конвой все одно стоит через южный проход, а не через Карские ворота.

На следующий день, в бухте, ставшей рейдом экспедиции, началась неприятная работа, по замене винта ледокола. Перекачали топливо для канонерок с кормовых танков в носовые, выгрузили на понтоны кормовой груз. К вечеру винты вылезли из воды по ступицу. Выше было никак. Всю ночь, в свете прожектора канонерки, крутили гайки со шлюпок, заводили тали с кормовых балок и плескались в ледяной воде. Если мы во льдах такую операцию проводить будем — точно половина экипажа сляжет.

Утром затягивали и контрили гайки на новом винте. Положа руку на сердце — отделались малой кровью. Загнутую лопасть на поднятом винте осматривал с придирчивой скрупулезностью, выискивая раковины в отливке или трещины. Не нашел. И это было очень плохо. Будь винт дефектный — мне было бы спокойнее. Но если это недоработка конструкции, нам всем мало во льдах не покажется.

Провожал загрузку ледокола хмурым взглядом. На сердце поселились скребущие кошки. Только их там, для полного счастья, не хватало. Какую дань с нас еще возьмет ледовый путь?

Конвой выходил в дорогу после обеда. Построение пересмотрели, согласно моим рекомендациям, и теперь за ледоколом шел транспорт, а кочи повисли гирляндами за канонерками. Острой необходимости в таком построении пока не имелось, но пускай экипажи тренируются. На ночь встали посреди пролива, в удобной бухточке. Раз льды нам намекнули, что дело серьезное, не будем лезть в них ночью.

Нарождающийся день корабли встретили церковной службой, после которой стальные монстры зашипели котлами, готовясь начать свою основную работу. Смотрел на маневры конвоя из гнезда на фок-мачте. Погода нас ныне не баловала, посчитав вполне достаточными прошедшую пару ясных дней. Сильные порывы ветра кидали в застекленное гнездо мелкие дождевые капли, снижая и без того отвратительную видимость. В гнезде стало тесно. Мы с наблюдателем, да еще акустик над нами. Душно и муторно. Гнездо раскачивало с приличной амплитудой, и завтрак у меня в желудке явно был лишний. В очередной раз инструктировал наблюдателя.

— Тебе надо трещины во льду высматривать, которые в нужную нам сторону идут. Лучше вильнуть несколько раз на курсе и идти по трещине, чем давить цельный лед. От твоей зоркости зависит, пройдем мы или застрянем. Не дичись, все как есть, капитану докладывай, он сам решит, как пойдем.

— Кн… господин граф, а коли не видно, куды трещины ведут? Вона как сыплет!

— По компасу смотри, на восход мы идем, вот и выбирай те, что в ту сторону ведут. Только таблицу поправок к компасу у штурмана спроси, врут на севере наши компасы. Сильно врут.