Часто и мелко кланяясь в палаты пробралась моя травница — бабка Миланья. Вот кого тот ожидал меньше всего увидеть, так это ее. Оригинально они с Таей отреагировали на мою просьбу тысячелетия назад — обеспечить архиепископу долгую и здоровую жизнь. А кто же теперь мне в Вавчуге лечебные чаи заваривать будет? А у меня ведь ударное лето намечается!

Вгляделся в довольное и даже вроде помолодевшее лицо Афанасия, и подумал, бог с ним, с чаем.

Скороговорку Миланьи разбирал только Афанасий, у меня, за годы отсутствия пропал навык. Но и так все было понятно — соколики засиделись, а отвар остыл и вообще …

Стали прощаться. Моим флотским завтра с утра принимать школу и вносить в нее самодержавный дух, а мне лететь в Вавчуг. Была мысль выйти в ночь, но архиепископ уперся. Ему же хуже — у меня еще несколько идей дозрело, буду пережигать ему свечи — в следующий раз десять раз подумает, прежде чем стоять между одержимым и его игрушками.

А идея всплыла простая — газогенераторы. Пока у меня нет нефти, могу и на газу запустить пробные двигатели. Да и цементировать сталь будет проще, а то цементирование в угле уж очень много времени у нас отнимает. И проблему с опилками и щепой решу, прессуя их в топливные брикеты. А в перспективе так и солому прессовать можно будет, а ее сотни тонн только на моих артелях наберется! Переведу топки на биотопливо, чего зря леса жечь. Вот только вспомнить бы устройство — а то самым ярким воспоминанием на эту тему был эпизод фильма про Штирлица, когда он дровишки в бак газогенератора своего автомобиля подбрасывал. Собственно, бабка и навела на ассоциацию с разведчиком, майором Исаевым. Ночка предстоит интересная.

Утром дождь кончился. С постели меня буквально стаскивали — видимо некому было порекомендовать пригласить для этой цели два капральства семеновских будильников.

Зато вышли в Вавчуг спозаранку, отстояв только положенную заутреню и отдав должное церемонии прощания. Можно подумать, меня еще на пару лет провожают. Не дождетесь! Теперь в Холмогорах буду частым гостем.

Весла плеснули Двинской водой, разгоняя струг, на который перегрузили наши вещи, в том числе и особо ценные, в сторону Вавчуга. Форштевень струга закрутил усы, разбежавшиеся от него чередой волн, и довольно зажурчал. К обеду будем дома.

Спустился под палубу, поговорить с Ермолаем. Надо бы еще извиниться, что весь поход сидел за бумагами и уделял ему слишком мало времени. А вот за натравливание на него царевича — извиняться не буду, в конце концов, он защитник веры, а значит должны быть и нападающие. Выходит, это ему мне надо спасибо говорить, за предоставленные испытания. Но, только скатившись по трапу, точнее по бревну с зарубками, которое тут его заменяет, понял, что благодарности от Ермолая не дождусь. Интересно что его больше расстраивает, мое невнимание к выздоравливающему, отсутствие привычных бесед или масса новых эскизов, которые прошли мимо него. Оказалось, второе и третье. А на первое Ермолай плевал, со всем положенным ему по сану смирением. Ладно. Прямо сейчас и наверстаем. Его мнение по нескольким вопросам меня сильно интересует. Но строить храм и на канонерке не дам! Просто негде.

Струг шел к солнцу, поднимающемуся из-за холмов и небольших рощ. Омытая вчерашним дождем земля прихорашивалась весенним нарядом и кокетливо стреляла в нас бликами, отражающимися от мелкой волны, гоняемой по Двине легким ветерком. Благодать. Только холодно.

Ермолай выбрался на палубу вместе со мной и наслаждался весенним днем, подставляя низкому солнцу лицо с прикрытыми глазами. Все же ранение на нем сильно сказалось, хотя, прежняя живость к нему постепенно возвращалась. А язвительность, так не просто вернулась, а привела своего дружка — сарказм — и объявила, что теперь они будут тут жить вместе.

Вывернув за поворот Двины — вышли на финишную примую, до дома меньше пяти километров, и деревня, да какое там деревня, уже скорее маленький городок — заявила о себе дымами, поднимающимися прозрачной дымкой на востоке.

Начал нервничать, как перед боем. Вроде домой иду, где все хорошо, судя по отчетам — но сердце стучит чаще и живот поджимает. Пробило на говорливость.

Начал, уж незнаю по какому кругу, советоваться с Ермолаем, что делаем в первую очередь, что во вторую и кому что поручаем.

— Князь, отложи труды. Давай просто дойдем домой ноне. О делах назавтра поговорим

Ермолай даже глаз не открыл.

Кого бы еще потероризировать? Мои морпехи благоразумно отступили на корму, а экипаж струга был полностью новый, отправленный в этот переход Афанасием. Оставалось только присесть рядом, закрыть глаза, по примеру Ермолая подставляя лицо солнцу, и сбежать от мандража в мысли. Мыслей было много, они толкались локтями и подпрыгивали, пытаясь обратить на себя внимание. Обозрел эту бесконечную толпу и окончательно приуныл. И это все мне реализовывать? Ну, вот эти, что поближе и прорисованы рельефно еще ладно. А вон те полупрозрачные? С ними то как? Они ведь теперь развоплотиться отказываются, и требуют к себе внимания. А если присмотреться, то многие мысли уже держат на ручках младенцев — зря я такую толпу оставил на несколько месяцев без присмотра.

Мысленно сел на крепостной стене своего форта разума, который ограждал мою, не особо крепкую, психику от затопления гомонящей толпой мыслей, простирающейся везде, куда хватало взгляда, и тяжело вздохнул. Сидеть в осаде — не мой стиль, да только один в поле не воин. А мои воины еще не скоро подрастут. Хотя, часть мыслей могу перебросить своим мастерам — пусть они мучаются. Надо только эту толпу рассортировать.

Приказал стражникам на воротах опустить подъемный мост и открыть калиточку в воротах, пропуская мысли по одной, ну или с младенцами, коль уж нагрешить успели. Часик посортирую и сбегу.

Очередная мысль жарко доказывала, что если прямо сейчас не начну заниматься ледоколами, то Северного морского пути мне не видать. И при этом пихала меня в бок. Потом просто откровенно стукнула, так, что глаза сами распахнулись, уколовшись о лучи солнца.

— Подходим князь!

Рядом стоял морпех, помогающий подняться Ермолаю.

Вскочил на ноги, сердце опять застучало. Прямо по носу лежал Вавчуг, подросший и возмужавший. Гордо демонстрирующий новые корпуса цехов, еще светящиеся свежим лесом и старые корпуса, глядящие на реку новыми, застекленными окнами. Над цехами поднимались дымки, и трепыхались на ветру подобно платочкам, встречающей толпы вавчугцев, высыпавшей на несколько причалов у складов. Сердце застучало чаще. Вторя ему ударили стаккато пушечных залпов из пары береговых башен. При этом в звуке выстреллов отчетливо различил шелест снаряда, прошедшего где-то рядом. Они что? Решили под торжественный случай потренировать пушкарей по настоящей цели? Губы сами расползлись в улыбке от уха до уха. Дома! И вокруг такие же безбашенные. Надеюсь, хоть болванками стреляли.

Ткнуться стругу в причал не дали. Толпа встречающих поймала борт лодки, многорукой гидрой, еще за метр до настила, и плавно повела струг, передавая борт из одних рук в другие, пока не добрались до начинки, трусливо сбежавшей в корму.

Хотел толкнуть речь, но никто не спрашивал моего мнения. Несколько мужиков просто запрыгнули на борт и деловито передали меня встречающим.

Плыл над толпой в сторону эллингов. Похоже, новая традиция появляется. Есть смысл преобразовать один эллинг в городской клуб. И с музыкой, и со светотехникой и … Новая мысль радостно присоединилась к огромной толпе мыслей осаждавших форт моего разума. Ей пожимали руки и хлопали по плечам. Несколько хорошеньких мыслей строили глазки, боюсь, и у этой мысли скоро будет пополнение. Пришлось быстро объяснять новичку правила, и отправлять дожидаться своей очереди. Не скорой.

Речь все же толкнул. Хорошая речь, продумывал ее ночью, а на заутрени в Холмогорах надергал от святых отцов божьего промысла и вставил в речь, судя по реакции народа — удачно. Покаялся, за потерю «Орла» — обещал поднять его и поставить на пьедестал в Константинополе на главной площади перед храмом. Не врал, у меня это стало идеей фикс.