— Бедный парень!

— Должно быть, он даже не знает, что делать с женщиной!

В толпе сдержанно захихикали.

Эти слова рассердили Туво Авзония — он гордился своей принадлежностью к «одинаковым». Однако высокомерие этих людей иногда оказывало им плохую услугу, «их даже считали сумасшедшими. Это слегка раздражало. Но самое важное, Туво Авзоний уже не был так уверен в своей „одинаковости“, как вчера вечером. А что, если быть „одинаковым“ — не самое лучшее в жизни? Что, если действительно существуют два совершенно разных пола? Он не забыл, как выглядела женщина у его ног, закутанная в алый шелк. Такое нелегко забыть. Иногда Туво Авзоний представлял себе, что значит быть мужчиной, но поспешно отгонял от себя эти чудовищно непристойные мысли. Однако до сих пор ему не случалось видеть женщину в алом шелке у своих ног. Такую женщину, да и других, наверное, трудно забыть сразу.

— Тише, — зашипели в толпе. — Он из хонестори! Туво Авзоний предположил, что из такой женщины могла получиться хорошая служанка.

Кое-кто из «одинаковых» держал в доме подобную прислугу, конечно, одевая ее в привычную одежду. Туво Авзоний пока не мог себе этого позволить. Такие служанки были рабынями, и, как свободные женщины Митона, они не занимались тяжелой работой — им была уготована лучшая участь. Туво Авзоний иногда представлял, что делают с такими служанками по ночам, при запертых дверях — несомненно, ничего особенного, но все же любопытно. И он сам, если заведет такую служанку, не посмеет плохо обращаться с ней.

Туво Авзоний прогнал эти ужасные мысли: как-никак, он принадлежал к «одинаковым».

Вероятно, не следовало позволять себе смотреть, как она сидит у его ног в одежде из алого шелка…

Он вновь напомнил себе, кто он такой.

Верхняя пуговица ее воротника была расстегнута, оголив шею.

Сейчас на этой шее была веревка.

Она наклонилась над его креслом на корабле. Теперь красоту ее тела скрывала грубая мешковина. Потом, в кабине, она сдернула пилотку, открывая свои чудесные волосы. Теперь же они были распущенными, спутанными, рассыпавшимися по плечам, по веревке — в таком виде эту женщину можно было принять за рабыню.

Правильно, что теперь она оказалась в таком виде! Что за отвратительная женщина, она полностью заслуживает наказания. Он был бы рад этому. Офицер потянул за веревку, и женщина в испуге повернулась к нему. Она попыталась отодвинуться.

В этот момент на улице рядом с толпой оказались три человека. По виду этих людей было непохоже, чтобы они решили присоединиться к зевакам, и толпа расступилась, пропуская их. Один из мужчин был в мундире имперского флота, другой, белокурый голубоглазый великан, был облачен в шкуры. Третьей шла обнаженная рабыня. Ее волосы были коротко и грубо подстрижены, руки связаны за спиной.

— Пропустите, пропустите, — приговаривал офицер флота.

— Дорогу! — крикнул полицейский, держащий арестованную женщину. — Дорогу!

— Спасибо, — поблагодарил его офицер флота.

Он снял с плеча пурпурные шнуры, чтобы привлекать поменьше внимания на улицах. Пурпурный цвет имели право носить только патриции, а три шнура обозначали высочайший из рангов, сравнимый разве что с рангом императорского рода.

Рабыня вскрикнула, когда толпа обступила ее. Офицер флота и его спутник моментально обернулись.

— Меня задели! — закричала рабыня и попыталась высвободить крепко связанные за спиной руки.

Великан оглядел толпу. Мужчины отступали под его взглядом.

— Ты! — указал великан на одного из них. — Ты задел эту рабыню?

— Нет! — быстро вскрикнул мужчина.

— Значит, ты? — указал великан на другого.

— Нет-нет, не я!

— Не сердитесь, приятель, — миролюбиво сказал полицейский офицер.

— Нельзя вести рабыню по улицам голой и надеется, что к ней никто не попытается прикоснуться, — объяснил мужчина из толпы.

— Особенно к такой красавице, — добавил другой.

Рабыня выпрямилась, внезапно покраснев. Как она была рада тому, что ее похвалили! Пока она была свободной женщиной, ее никогда не удостаивали столь искренней похвалы.

И все же они не имели права трогать ее. Она принадлежала другому.

— Я не сержусь, — ответил голубоглазый великан.

— Она так соблазнительна, — признался один из мужчин.

— Она твоя? — спросил другой.

— Да, — кивнул великан.

— Да, я принадлежу ему! Я его рабыня! — внезапно выпалила женщина.

Великан с удивлением взглянул на нее.

— Это был он, господин! — рабыня указала на парня в толпе. — Это он! Я уверена!

— Это и вправду был ты? — спросил великан.

— Ты ведешь по улицам обнаженную рабыню, проталкиваешься через толпу, — объяснил полицейский офицер. — Чего еще можно ждать, если здесь мужчины?

Кое-кто с любопытством поглядывал на Туво Авзония, и тот покраснел от гнева.

— Так это сделал ты? — спросил великан у парня, на которого показала рабыня.

— Да, я, — признался тот.

— Да-да, он! — крикнула рабыня. — Он еще пожалеет об этом!

— Иди к нему, — приказал великан.

— Что, господин? — удивилась рабыня.

— Иди к нему сейчас же.

Рабыня встала рядом с парнем. Великан махнул ему рукой.

— Господин! — запротестовала рабыня.

— Спасибо, — кивнул парень и решительно взял рабыню за руку.

Она вскрикнула.

Через несколько мгновений по знаку великана рабыня была отпущена. Покрасневшая, дрожащая, с широко открытыми глазами, она бросилась к великану и прижалась к его ноге.

— О, господин! — почти простонала она.

На коленях она оказалась на одном уровне с арестованной Сеселлой Гарденер, стюардессой, закутанной в мешковину. Ее держал на привязи полицейский.

— В следующий раз проси моего позволения, — сказал великан парню. — Я часто бываю великодушным.

— Прости, — искренне ответил парень.

— Но вы должны закончить то, что начал он! — умоляла рабыня своего хозяина.

— Как ее зовут? — спросил парень.

— Я еще не дал ей имени, — объяснил великан. — Пока она безымянная рабыня.

— Ты дашь ей имя?

— Не знаю, — пожал плечами великан. — Я еще не решил.

Женщина испуганно взглянула на него. Некоторым рабыням не давали имен, но обычно хозяин все же называл их, как собак, чтобы было удобнее их подзывать. Однако любая кличка была ценной для рабыни.

— Похоже, она недавно стала рабыней, — заметил кто-то.

— Меньше часа назад, — уточнил офицер флота.

— Она быстро научится всему.

— Надеюсь, — кивнул великан.

— А она надеется еще больше! — крикнули в толпе. Послышался смех.

— Господин! — умоляюще прошептала рабыня.

— Тварь! — шипела Сеселла Гарденер. — Ничтожество!

Рабыня удивленно взглянула на нее.

— Разве мы не сестры по несчастью? — спросила она. — Пожалей меня!

— Я — свободная женщина, — возразила Сеселла Гарденер, — а ты всего лишь рабыня!

— Господин, — спросила рабыня, глядя на великана, — что вы позволили ему делать со мной?

— Ты же рабыня, — напомнил великан.

— У меня странные чувства, — пробормотала рабыня, со слезами на глазах прижимаясь к его ноге. — Я еще никогда не испытывала такого… Мне неудобно. Я не знаю, что делать!

В толпе засмеялись. Рабыня заерзала по камням мостовой.

— Я беспомощна. Я во власти мужчины, я прошу милости!

— Нам пора, — сказал офицер флота.

— Вы ведь закончите то, что начал он, господин? — просила рабыня. — Умоляю, коснитесь меня! Прошу вас! Я готова сделать все, что вам угодно!

— Ты обязана делать все, когда тебе прикажут, — напомнил великан.

— Да, господин, — простонала она. — Я беспомощна, я так беспомощна!

— Сука! — выкрикнула Сеселла Гарденер.

— Скоро и ты будешь такой, — сказал полицейский, держащий ее на веревке.

— Нет! — запротестовала Сеселла.

— Да, маленькая шлюха, да, — возразил офицер.

— Нет, я не проститутка! Не проститутка! — крикнула Сеселла Гарденер, и тут же завизжала от боли.

— Ты слишком шумишь, — объяснил ей офицер.