МОСКОВСКОЕ РАДИО. У меня вопрос к вам как к советнику президента. Есть ли у вас расхождения с президентом по военным вопросам? Если есть, то в чем их суть, в чем они заключаются?
(Вопрос показался ведущему настолько неожиданным и щекотливым, что он, пытаясь сгладить его остроту, вслух пошутил: «Да, Сергей Федорович, кажется, это на засыпку…»)
АХРОМЕЕВ. А почему на засыпку? Нормальный и вполне закономерный вопрос. Я таких двух человек не знаю, у которых не было бы расхождений. И у меня с президентом есть расхождения. Только у меня с ним разное положение. Я советник, а он президент. Я могу советовать, могу убеждать его, а решения принимает он. И, кстати, нести за них ответственность. Как вы догадываетесь, у советника сложная работа, но у президента гораздо сложнее.
НЕЗАВИСИМЫЙ ЖУРНАЛИСТ САФОНОВ. Сергей Федорович, вы человек военный, и потому ответить на мой вопрос вам не составит труда. Во многих странах существует порядок, по которому юноши-призывники могут проходить военную службу в армиях других государств. Ну, например, парни из Австрии могут служить в Германии. Или, предположим. юноши из Канады — в войсках Англии и США. Практикуется ли такое у нас? На мой взгляд, это полезное дело, поскольку такой обмен способствовал бы развитию контактов между нашими военными и вооруженными силами других стран.
АХРОМЕЕВ. Товарищ Сафонов, извините мен. я, ради Бога, но, к моему стыду, мне неизвестен порядок, о котором вы говорите. Чтобы канадские юноши служили в британской армии? Не знаю, не знаю… безусловно, бывают случаи, правда, не совсем уж часто, когда курсанты военных училищ или слушатели академий направляются в зарубежные страны на стажировку — в аналогичные учебные заведения. А чтобы служить — таких случаев не припомню! Не о наемниках же, надеюсь, идет речь? Ведь человек дает присягу служить своей родине, в каком же качестве он поедет в чужую страну? Переприсягнет? Но у военных не принято дважды принимать присягу. Мне это не понятно, я бы, например, не поехал.
Иное дело — стажировки. В армии стран — участниц Варшавского договора наши роты уходили иногда на две-три недели. Жили в их казармах, вместе учились, отрабатывали боевое взаимодействие, участвовали в спортивных состязаниях. Но это, безусловно, нельзя считать военной службой в пользу какого-то иностранного государства. Служба для военного человека, по-моему, дело принципа. А он во все времена для честных людей был один: кому присягал, тому и служу.
ТЕЛЕКАНАЛ СИ-БИ-СИ (Канада). Реформа экономики год-полтора назад у вас была представлена таким образом, что это ключ перестройки. Но, похоже, она идет очень медленно, во всяком случае, результатов не видно. Как вы относитесь к этому сегодня?
АХРОМЕЕВ. Здесь я откровенно должен вам сказать, что это выходит за рамки моей компетенции. Вы задали чисто экономический вопрос, хотя, конечно, в какой-то степени его можно считать и военным. Но я не экономист, и поэтому не берусь компетентно ответить на ваш вопрос. Не хотелось бы дилетантскими рассуждениями вводить вас в заблуждение.
ЖУРНАЛ «ТАЙМ». Давайте все же вернемся к генералу Волкогонову. 17 марта в Москве был митинг, на котором звучали определенные нападки в адрес этого человека. Притом не в плане осмысления им истории, а политических и идеологических взглядов. Пожалуйста, прокомментируйте этот вопрос. И второй момент. Вы говорите, что в довоенные годы в СССР в основном был построен социализм. Вы назвали себя антикапиталистом. Но, насколько мне известно, многие депутаты Верховного Совета уже не верят в социализм. Как вы это прокомментируете?
АХРОМЕЕВ. Прокомментирую, разумеется. Вы говорите, что 17 марта на коммунистическом митинге генерал Волкогонов был подвергнут нападкам как политик, а не как историк-исследователь. Что я могу по этому поводу сказать? Только то, что если кто не хочет нападок, пусть не лезет в политику. Я тоже имел несчастье в нее втянуться, и теперь вот получаю каждый день удары — притом со всех сторон. Однако вы у меня не спрашиваете: а почему на вас, Ахромеев, так интенсивно нападают, почему мое имя с завидным постоянством полощут в печати? Если занимаешься политической борьбой, значит, должен уметь дать сдачи. Поэтому я не вижу ничего особенного в том, что политические оппоненты нападают на Волкогонова. Это — нормальное состояние для всякого политика. Однако его вы почему-то выделяете и, как мне представляется, даже защищаете. Вот я задал вам вопрос о себе. Правда, ответа добиваться не буду.
Теперь относительно того, что многие депутаты не верят в социализм. Хочу еще раз обратить ваше внимание на следующее обстоятельство: я ведь свое мнение высказываю, свою позицию излагаю. Конечно, многие утратили эту веру. Первым среди них я бы назвал Бориса Николаевича Ельцина. Российский президент ведь был секретарем ЦК КПСС, кандидатом в члены Политбюро. А сейчас вот открыто говорит, что не верит в социализм и коммунизм и считает неправильным все, что делали коммунисты. И не только один Ельцин на старости лет вдруг «прозрел». Есть и другие. Их, кстати, не так уж и мало. Но вы-то обращаетесь ко мне, и я вам отвечаю: я глубоко убежден в том, что в двадцатые-тридцатые годы у нас были построены основы социализма, и мое поколение защищало их в годы Великой Отечественной войны. И, как имеете возможность убедиться, защитило. Другое дело, что они были деформированы, а нередко и извращены сталинизмом. Ущерб был нанесен крупный, за это нам приходится сейчас расплачиваться.
ИНФОРМАЦИОННАЯ СЛУЖБА СОВЕТСКИХ ПРОФСОЮЗОВ. Сергей Федорович, не скрою, что ваш рассказ о том, как пишется сейчас история Великой Отечественной войны, вызывает достаточно серьезное беспокойство… Не будет ли снова создана заказная история войны? Из вашего объяснения следует, что вы, как советник президента, и маршал Язов, как министр обороны и руководитель главной редакционной комиссии, можете взять и своей властью отменить не понравившуюся вам трактовку целого тома. При всем моем уважении к вам, и вы, и маршал Язов — участники тех событий и, стало быть, ваше мнение не свободно от субъективности и даже, если хотите, предвзятости. Простите меня, это не в упрек вам сказано. Люди в силу определенных обстоятельств подвержены идеализации своего прошлого и того, что с ним связано. В связи с этим не разумнее было бы объявить конкурс на создание такого научного труда? Пускай ученые и группы ученых соперничают между собой. Стимулом могли бы стать хороший гонорар, солидная премия. И тогда лучший вариант получил бы признание народа.
АХРОМЕЕВ. Либо я не совсем четко изложил свою мысль, либо у вас сложилось неполное представление о моем ответе. Однако при любом варианте спасибо вам за поставленный вопрос, он поможет нам устранить недоразумение. Хуже было бы, если бы оно осталось.
Так вот, решение о первом томе истории войны принималось не Язовым и не Ахромеевым. Кстати, Язов выступает не в качестве министра обороны, а в качестве председателя главной редакционной комиссии, назначенного государством. И я являюсь заместителем председателя комиссии отнюдь не как советник президента, а как Маршал Советского Союза и участник войны. Никакого отношения к советничеству это не имеет. Не нами двумя принималось решение об оценке представленной рукописи. В его выработке принимали участие все члены комиссии. А я уже говорил, что их около 50 человек — ученых, общественных деятелей, политиков. И, прежде чем прийти к окончательному заключению, дали год на доработку спорных мест. По — моему, все делалось демократично.
А теперь относительно высказанного предложения объявить конкурс на написание десятитомника. Но ведь это колоссальнейший труд, он не по плечу не только одному человеку, но даже и иному ^коллективу. Притом издание рассчитано на десять лет. Небольшая группа ученых этот труд не вытянет. С подобной задачей может справиться только большой творческий коллектив. Я считаю, что в данном случае метод принят правильный.
ИНФОРМАЦИОННОЕ АГЕНТСТВО «ИНТЕРФАКС». Сергей Федорович, во вступительном слове вы сами как бы поставили вопрос, на который хотелось бы услышать ответ. Как увязывается 1941 год с нынешним, 1991-м? Следует ли это понимать так, что вы проводите аналогию с тем, как Сталин выслушивал советы военных в 1941-м году?