— Пока не стоит, — хмыкнул маг.

— А когда стоит? — с деловой хваткой истинной торговки уточнила женщина. — И сколько?

— Когда ты принесешь мне гарпун своего мужа, я наложу на него заклинание и только после этого мы обго…

— Что?.. — ошарашенно заморгала торговка. — Как я его принесу? Он же… э-э-э… всегда при Мвенае!

Волшебник озадаченно нахмурился:

— И даже когда твой муж на берегу?

— Именно тогда в первую очередь! — жарко выпалила гостья.

— Хм… странный у тебя супруг… Но может… тогда вы придете вместе?

— Он ни за что не согласится! — подскочила матрона. — Он же думает, что я ничего не знаю! Что я слепая, наверное, или бестолковая!

— Не понимаю, как этого можно не видеть… Даже если ты не ходишь с ним в море, то на семейном бюджете это ведь должно отражаться?

— И еще как! — пухлые руки заботливой жены прижались к груди. — Поэтому много заплатить за заклятье я не смогу, говорю сразу! Дела у нас сейчас — не бананы в шоколаде! Креветки разносортные пошли, кальмары — старые, мидии мелкие, крабы кособокие, а тунец вообще раз в неделю попадается!

Анчар подумал, стоит ли сообщить ей, что китодобыча — область для него совершенно незнакомая, и что, скорее всего, даже по книге результат получится таким, что много за него и не возьмешь, даже если отыщется готовое заклинание, но потом поразмыслил, что будет есть сегодня на ужин[11]…

И не стал.

Вздохнув, он подошел к сундуку, в котором лежали его пожитки, порылся и извлек из кучи приспособлений, обуви, компонентов, устройств, одежды, справочников и ингредиентов заклинаний старую хрестоматию, еще в студенческие годы позаимствованную из библиотеки училища, да так и оставшуюся у него в роли сувенира и талисмана.

Покривившись, как перед совершением святотатства в легкой форме, маг оторвал закладку — неширокую серую ленточку, достал из кармашка на крышке пачку бумаги, грифель, и перенес все на стол.

«Надо посмотреть по указателю…» — подумал он, тихонько потея и постанывая от головной боли и возобновившейся тошноты — то ли от нараставшей жары, то ли от невыносимого — хоть топор вешай, хоть самому вешайся — запаху рыбы, то ли от одной мысли о том, что сейчас придется заняться профанацией высокой науки.

«Кит… кит… кит-кит-кит-кит… Нет китов… Кабуча. Тогда… тогда… тогда… будем рассуждать логически… м-м-м-м… голова моя… лежать… уснуть… умереть… и не видеть сны… К-кабуча… Сосредоточься! Кит… Кит — это рыба. Просто рыба есть? Рыба-рыба-ры… Ага. Вот. «Получение румяной корочки на жареной…» Они издеваются. Еще смотреть… Рыба-рыба-ры…ба…ба…башка моя… ох… Проклятый Мокеле… Надеюсь, ему сейчас раз в десять хуже, чем мне… Так. Сосредоточиться. Рыба. Рыба. Рыба. Хм… Нет больше… Ладно… рассуждаем логически… Если про рыбу нет, то к проблеме надо подойти с другого конца. Китобойство — это всё равно, что охота или рыбалка…»

Но про охоту ничего не было тоже, равно как и про рыбалку, разведение голубей, коллекционирование пивных кружек и карточных долгов и даже выведение прыщей: в учебник для подростков мудрые составители не поместили ни единого слова, способного отвлечь студента от освоения наук.

Значит, составлять заклинание попадания рыбы… китов… килек… или чего там куда?.. придется самому и с нуля.

Или все-таки взять за основу получение поджаристой корочки?..

Пасмурно глянув на выжидательно застывшую матрону, Анчар трясущейся рукой взял грифель, подвинул к себе бумагу и принялся писать, и перед мысленным его взором крутились вертлявые селедки, шмыгали тщедушные кильки, и упитанные радужные китихи в безразмерных цветастых платках одиноко уходили в океан головной боли с чужими гарпунами подмышкой.

Пятнадцать минут сопоставлений, вычислений, построений, чесаний в затылке, скорбных мычаний, перекомпоновки и новых расчетов завершились трехминутным речитативом в сопровождении пары замысловатых, но повторяющихся пассов. Сиренево-желтая вспышка, не нужная, но эффектная, была добавлена в самом конце в качестве бонуса за восторженно разинутый рот и безграничное восхищение во взгляде клиентки.

Когда призраки вспышки рассеялись и пыль с потолка осела, Анчар устало ткнул пальцем в затасканную сатиновую полоску:

— Возьми эту ленту. Привяжешь на гарпун — лучше, конечно, как-нибудь незаметно — и жди, что получится. Если что… Ну, ты знаешь, где меня найти. А теперь, пожалуйста, уй…

— Незаметно? На гарпун?.. А?..

Еще полминуты назад он не думал, что человеческий рот может открываться еще шире.

Если бы он посоветовал ей сшить из этой ленточки платье, вряд ли бы она опешила больше, подумал волшебник и ощутил, как после использования магии головная боль с новой силой принялась метаться по непросохшим мозгам, хлюпая убойным узамбарским коктейлем.

— А?.. А?… — повторила торговка — не то в полной растерянности, не то набирая в грудь побольше воздуха перед тем, как осыпать Анчара градом вопросов.

«Только не это!..» — сморщился он и торопливо, пока развитие событий не пошло по наихудшему сценарию, выпалил:

— Ну или хоть на что-нибудь, что всегда при нем! На одежду! На обувь! На шапку!

— Но…

«Она сейчас будет говорить, что и это невозможно!» — возопило загнанное предчувствие чародея, подпинываемое раскалывающейся головой, и тут его осенило:

— Послушай. Ближе всего к твоему мужу — ты. Привяжи эту ленточку на себя!

— А-а… — облегченно выдохнула и расплылась в умильной улыбке матрона. — Так я и сделаю, белый шаман! И да осенит тебя своим мохнатым крылом Большой Полуденный Жираф!

— И тебя туда же… — только и смог выдавить маг, когда ткань с корзины, наконец, была откинута, и на стол, на исписанные черновиками заклинания листы лег присыпанный солью кусок огромного тунца и десяток отборных креветок.

Анчар поискал взглядом, куда убрать нежданно свалившиеся на него продуктовый набор, понял, что кроме постельного белья у него нет еще и посуды, и оставил подарок на столе.

«Белый шаман…»

Если бы атлан был черепахой, то сейчас его голова от стыда втянулась бы в панцирь так далеко, что выглядывала бы с противоположной стороны.

«Белый шарлатан! Позор… Видел бы меня кто-нибудь из училища… Профанация… Падение полное и окончательное… Унижение… Низведение высокой науки до уровня базарных шептунов и деревенских морокунов… Осталось только сделать себе зомби, чтобы готовил еду, давил клопов и выгонял всех, кто еще раз скажет слово «гарпун» или «селедка»… Докатился… Хорошо, что об этом никто и никогда не узнает. «Белый шаман»… Вместо того, чтобы спокойно сесть и обдумать свое положение, решить, что делать…»

Впрочем, как всегда и не только в этом мире, пока спрашивающий не определится риторический у него вопрос или экзистенциальный, ответа на него не получит. Особенно если трещит голова, рвется на волю желудок…

И робко и неуверенно открывается дверь.

— Да пребудет милость Большого Полуденного Жирафа на белом шамане!

— Что?!..

Четыре часа и второй десяток посетителей спустя Анчар начал подозревать, что дело тут нечисто.

Почти недрогнувшей рукой он сдвинул выросшую на столе кучу продуктов и вещей[12], расположил с краю оплату последнего клиента — ритуальный набор вождя: маску, плетеный щит и копье — вышел на улицу и уставился на стену своего дома.

Вернее, на то, что там висело.

Прикрученная травяным жгутом к дверному косяку красовалась доска размером с сиденье табуретки, а на ней, криво выведенные углем — три креста вразброс, но кучно, человечек с огромным бубликом в руках, два окорока, больше смахивающих на лопаты, и то ли леопардовая бабочка с ожирением, то ли пожеванная слоном раскрытая книга.

Для Анчара, прожившего почти всю жизнь в Узамбаре, пиктограмма тайны не составила ни на мгновенье. «Снежный — то есть, белый — шаман, оплата двойная, потому что знает все буквы».

— Мокеле!!! Благодетель!!!.. — прорычал волшебник, яростно сорвал вывеску, огляделся, куда бы ее зашвырнуть[13]…