Пот на верхней губе пощипывал кожу. Через секунду он скатится к ней в рот. Бренди вышла из оцепенения, сковавшего ее, и прижала тыльную сторону ладони к губам.

— Бренди? — Тонкий голосок Дейни прервал ее размышления и снова привлек внимание к делу.

— Что?

— Я спросила, кто это?

Бренди не стала притворяться, что не поняла, о ком говорит Дейни. Они с сестрой были достаточно близки, чтобы понимать настроение друг друга. Стоило заволноваться одной, как другая чувствовала это, словно приближение летней грозы.

— Шериф, — ответила Бренди.

Дейни, возможно, уловила в голосе сестры раздражение и тревогу, потому что бросила быстрый взгляд на высокого незнакомца, ее глаза остановились на его бляхе.

— Ты считаешь, он причинит нам неприятности? — Не ожидая ответа, она добавила: — Господи, я так не люблю, когда это случается.

— Не знаю, — призналась Бренди. — Но что-то говорит мне, что нам не придется долго ждать, чтобы выяснить это.

— Это был последний покупатель.

Бренди оглянулась и увидела, что горожане стали расходиться от платформы. Она поправила бутылки на полках и вместе с Дейни спрыгнула с платформы. Пропущенные сквозь крышу фургона, вниз свисали две веревки, и, потянув за них, сестры могли поднять платформу на место. Небольшие деревянные щеколды удерживали ее на месте.

Отец смастерил эту платформу очень давно, и она исправно служила им. Переделанный оранжево-зеленый ярмарочный фургон видел лучшие дни, но он еще послужит им несколько лет. Что они будут делать потом, Бренди не имела представления.

Бренди подсадила Дейни на сиденье, потом подтянулась сама и отвязала поводья. Она чмокнула старой лошади, которую они обменяли на лекарства несколько лет назад, и та медленно потащила фургон из города по пыльной ухабистой дороге.

Взглянув через улицу, девушка заметила, что место под дубом опустело. Шериф исчез, не подойдя к ним. Может быть, она ошиблась насчет него. Может быть, он и не собирался причинять им неприятности, пока они в городе.

Так она и сказала сестренке, и ее слова успокоили девочку. Сердце Бренди сжалось при виде улыбки Дейни. От своей матери сестры Эштон унаследовали жизнерадостность.

Несмотря на все свои несчастья, они не могли долго предаваться унынию. В последние несколько недель Бренди часто благодарила Бога за это.

Она не представляла, как они смогли бы пережить смерть отца, не говоря уж о неопределенности их будущего, если бы не это их качество.

За городом Бренди свернула с дороги, и фургон прокатился по высокой траве к огромному дубу. Они остановились под его раскидистыми ветвями и с трудом установили древний тормоз. Сестры соскользнули на землю и стали привычно распрягать старую лошадь, кормить и поить ее, а потом стреножили на ночь.

Легкий теплый ветерок ласкал щеки Бренди. На небе проглядывали очертания полной луны, хотя солнце еще не совсем исчезло с бескрайнего неба Оклахомы. Ночь будет прекрасной, и Бренди не могла дождаться, когда после ужина Дейни заснет и ей можно будет выскользнуть из фургона, чтобы насладиться покоем и тишиной.

А сейчас ей предстояло несколько часов работы. В отличие от большинства других коробейников, с которыми она встречалась в своей жизни, Бренди вела подробный учет своего дела. Раньше этим всегда занималась ее мать, и это была только одна из многих обязанностей, которые приняла на себя Бренди после ее смерти. Так что после целого дня торговли ей приходилось стряпать, убирать и вести бухгалтерский учет. Устало вздохнув, она ушла от свежего воздуха и осенней красоты прерии в тускло освещенный тесный фургон.

Дейни уже развела огонь в крошечной печке, стоявшей в углу фургона. Поскольку была только одна конфорка, Бренди научилась искусству в одной кастрюле готовить блюда, которые нравились ей и Дейни.

Запасы продуктов, приправы и лечебные травы, которые Бренди всегда держала под рукой, хранились в небольшом кухонном шкафу, встроенном в заднюю стену фургона. У стены напротив двери отец установил стол с лавками по обеим сторонам. Он смастерил и маленькие койки, на которых спали сестры. В общем, это был уютный, хотя и тесноватый дом.

Пока в тяжелом чугунке с плотно закрытой крышкой поспевал ужин, Бренди занялась своим гроссбухом. Дейни прибрала маленький фургон, нарезала хлеб и стала штопать чулок старшей сестры.

Бренди посмотрела на нее с довольной улыбкой. Из них Дейни была лучшей рукодельницей и никогда не суетилась и не жаловалась на избыток работы, который был всегда. Бренди почувствовала сожаление, что их мать не дожила до того, чтобы увидеть, каким прекрасным ребенком выросла Дейни.

— Что это? — спросила Бренди, заметив, как что-то блеснуло в руке сестры. Дейни вспыхнула и глубоко засунула руки в карманы.

— Н-ничего.

Она несколько раз моргнула — верный признак, что говорится не вся правда, — и Бренди захлестнули разочарование и страх.

— Ох, Дейни, что ты наделала? — Она отложила карандаш и отодвинула гроссбух на край стола. — Подойди ко мне, — тяжело вздохнув, сказала Бренди.

— Правда, н-ничего. Я обещаю, Бренди. — Лицо Дейни прояснилось, и она улыбнулась невинной улыбкой. — Я это нашла.

Бренди простонала и провела пальцами по волосам, вытянув несколько прядей из-под ленты на затылке. На какой-то момент захотелось накричать, более того, просто завопить на свою сестру.

Почему, ну почему должна была Дейни сделать это именно сейчас?

Было бы лучше, если бы она смогла притвориться, что не видела, как Дейни что-то прячет в кармане. Сколько раз уже разыгрывалась подобная сцена?! Она устала от этого. Бренди едва сдерживала свой гнев.

— Я сказала, чтобы ты отдала мне это! Сейчас же! — От волнения голос прозвучал резче, чем ей хотелось, но сейчас ей было не до вежливости.

Губки Дейни задрожали при этом грубом приказе, и большие глаза наполнились слезами. Упрямый подбородок Эштонов вздернулся, и Бренди поняла, что ссора неизбежна. Ей хотелось предвосхитить ее, но было уже слишком поздно.

— Ты мне не мама, Бренди Эштон, — заплакала сестренка. — Ты злая и нехорошая, и я вовсе не должна слушаться тебя.

Дейни бросилась на нижнюю койку и заплакала громче и, как заподозрила Бренди, дольше, чем это требовалось. Не оставалось ничего другого, как переждать эту истерику. Потерпев поражение, Бренди выскользнула наружу. Для ее спокойствия лучше не слышать плач Дейни.

Прохлада вечера намекала на приближение конца мягкой приятной осени. Бренди вытащила ленту из спутанных волос и перевязала их высоко на макушке, чтобы густая грива не касалась шеи. Пуговицы на блузке расстегнулись, и она распахнула тесный лиф, чтобы почувствовать ласковое прикосновение ветра.

Войдя в фургон, она сбросила башмаки и чулки, и теперь ее босые ноги ощущали мягкую густую траву. Бренди пошевелила пальцами ног, наслаждаясь чувством облегчения в усталых ногах. Скольким людям приходится жить под звездами с мягкой травой под ногами и теплым ветерком в волосах? Неважно, какой бы тяжелой ни казалась иногда жизнь, она должна помнить хорошее и быть за него благодарной.

Боже упаси, чтобы она работала где-нибудь швеей, напрягая глаза при плохом освещении, или официанткой, обслуживающей грубых мужчин и высокомерных женщин, носясь взад и вперед из раскаленной кухни. Нет, за многое должна быть благодарна Бренди. Благодаря своему дару, а раньше из-за дара своей матери, она могла жить на воле, как говорится, у Господа на задворках. Крышей для нее было небо, полом — трава, а свечой — яркое солнце. Бренди глубоко вдохнула ароматный воздух и еще раз напомнила себе, как ей повезло в жизни. Потом повернула к ветхому ярмарочному фургону, чувствуя себя в силах противостоять предстоящему столкновению.

Дейни уже вытерла слезы и следила за тушеными овощами.

— Мне кажется, что готово, Бренди, — сказала она. От ее истерики не осталось и следа. — И кажется, очень вкусно.

Бренди потрепала челку сестренки и взяла полотенце из ее рук. Потом поставила чугунок на стол, где Дейни уже выставила миски, столовые приборы и две чашки с лимонадом. Бренди решила, что с разговором можно подождать, пока они не закончат ужин.