— Успокоились, товарищ Жуков? — доброжелательно спросил Сталин. — Теперь вы в состоянии заниматься делами?
— Я занимаюсь делами, товарищ Сталин! А вы мешаете нам изучать обстановку!
Маленков неожиданно громко хрюкнул, не иначе, от изумления. Чтобы оправдать этот странный звук, заговорил:
— Если вам известна обстановка, сообщите и нам! А если неизвестна, то что вы тут изучаете?..
— Катитесь вы с вашими поучениями! — оборвал его Жуков и повернулся к Сталину: — Да и вы тоже!
Сталин, ни с кем не прощаясь за руку, а только кивнув головой, направился к выходу. Не доходя дверей, остановился, сказал Тимошенко:
— Ознакомьте товарища Жукова с принятым решением, — и вышел.
Нарком внутренних дел пошёл за ним. Молотов, без каких-либо эмоций на лице, тоже направился вслед за товарищами. В дверях ему пришлось пропустить вперёд Маленкова. По примеру Сталина, рук военным никто из них не жал.
— Да как он мог послать вас по матушке, товарищ Сталин? — возмущался на лестнице Берия. — Это полный развал дисциплины!
Не реагируя на эту реплику, Сталин негромко сказал ему:
— Из пятнадцати стрелковых дивизий пять формируй в Московском военном округе. Надёжные боевые силы пригодятся нам для обороны Москвы.
— Вы думаете?.. — расслышав эти слова, начал Молотов и замолчал, но Сталин понял и, полуобернувшись к нему, ответил:
— Да, я думаю, они дойдут до Москвы.
Маленков остался в Наркомате обороны, чтобы провести совещание с армейскими политработниками, остальные, выйдя во внутренний двор Наркомата обороны, подошли к машинам. Молотов не садился в свою, ждал, чтобы не уехать раньше Первого секретаря ЦК ВКП(б), а тот у своего «ЗиСа» продолжал говорить с Берией.
— Начинай формировать из пограничников, хорошо знающих горные районы страны, специальные горнострелковые дивизии. Не меньше двух. В полном секрете. Срок исполнения — три недели.
Берия задумался.
— Надо успеть, — сказал ему Сталин.
Молотов смотрел на них с бесстрастным лицом. Каждый из руководителей, близких Сталину, занимался своим конкретным делом. И только Берия ухитрялся влезать во всё. Конечно, он был знающим, дельным, трудолюбивым человеком, но его вездесущность беспокоила Молотова. Бывшие чекисты работали всюду. Они занимались разведкой, дипломатией, наукой, курировали промышленность, жилкомхоз, литературу и искусство. Теперь начинают подменять армию…
Между тем Берия что-то возбуждённо доказывал Сталину, оглядываясь по сторонам и поблёскивая стёклами очков. По долетавшим обрывкам фраз Молотову показалось, что глава НКВД говорит о возможности этой ночью военного переворота. Сталин слушал молча. Потом медленно кивнул. Подозвал Молотова. Сказал сразу обоим:
— В том, что говорил Жуков, есть и правда. Она в том, что со связью в армии плохо. И это кажется странным. Мы умеем тянуть проволоку. Мы научились производить искусственный каучук, чтобы делать кабель. Но кабеля нет! Мы просили товарища Вознесенского подготовить доклад, какие проблемы у промышленности в этом вопросе. Товарищ Вознесенский, мне кажется, затрудняется ответить. Вы, товарищ Берия, отправьте к нему опытного следователя, пусть поможет разобраться. А ты, Вячеслав, озадачь внешнюю торговлю.
Не заезжая в Кремль, Сталин поехал на Кунцевскую дачу.
Молотов и Берия отправились каждый в свой наркомат.
Приехав на Лубянку, нарком внутренних дел вызвал к себе высших сотрудников. Через час он подписал подготовленный ими приказ № 00837 о формировании пятнадцати стрелковых дивизий НКВД для дальнейшей передачи их в действующую армию. Среди пунктов этого приказа был и такой: «К формированию дивизий приступить немедленно».
Ещё через час была подписана директива НКВД СССР, первый пункт которой требовал: «В целях предупреждения уголовной преступности и пресечения паники при возможных воздушных и химических тревогах усилить круглосуточное патрулирование по городу, особенно в вечернее и ночное время».
На другой день, 30 июня, система власти в стране изменилась.
Сталин приехал в Кремль рано утром. Вызвал Молотова, предложил ознакомиться с проектом совместного постановления Президиума Верховного Совета СССР, Совнаркома СССР и ЦК партии о создании Государственного комитета обороны. Он написал этот проект ночью, сразу по возвращении из Наркомата обороны. На вопросительный взгляд Молотова буркнул:
— Беру на себя всё.
Молотов согласился:
— Пора кончать с бардаком.
ГКО стал высшим органом руководства в СССР. Все советские, государственные, партийные, военные, хозяйственные и профсоюзные органы были обязаны беспрекословно выполнять его распоряжения.
Возглавили комитет Сталин и его заместитель Молотов.
Около полудня 30 июня Сталин позвонил начальнику Генштаба Жукову, приказал вызвать в Москву командующего Западным фронтом Павлова. Вместо него командовать фронтом был отправлен в Смоленск нарком обороны, председатель Ставки Тимошенко. Первый заместитель начальника Генштаба Ватутин тоже покинул Москву: его Сталин отправил начальником штаба на Северо-Западный фронт.
Через несколько дней Ставку Главного Командования, чтобы не обижать Тимошенко увольнением, ликвидировали, а взамен создали Ставку Верховного Командования. Сталин возглавил её, но не как председатель Ставки, а как Верховный Главнокомандующий, превратившись ещё и в военного вождя СССР. Товарищ Берия мог быть спокоен: отныне ни один генерал не посмел бы послать товарища Сталина по матушке…
Теперь он чувствовал себя готовым к тому, чтобы говорить с народом.
В 5 часов утра 3 июля нарком связи Иван Пересыпкин и диктор Юрий Левитан были уже в Кремле. В 6 часов пришёл Сталин. Поздоровался, спросил: «Ну как, готово?» — «Да, всё готово». Сел за небольшой столик, на котором стояли микрофоны, бутылка воды «Боржоми» и стаканы. Левитан объявил о выступлении председателя ГКО.
«Товарищи, граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои…» — так начал Сталин. Рядом со словом «товарищ», главным обращением к советскому человеку, поставил православное «братья и сестры».
«Что выиграли мы, заключив с Германией пакт о ненападении? Мы обеспечили нашей стране мир в течение полутора годов и возможность подготовки своих сил для отпора, если фашистская Германия рискнула бы напасть на нашу страну вопреки пакту. Это определённый выигрыш для нас и проигрыш для фашистской Германии.
Что выиграла и что проиграла фашистская Германия, вероломно разорвав пакт и совершив нападение на СССР? Она добилась этим некоторого выигрышного положения для своих войск в течение короткого срока, но она проиграла политически, разоблачив себя в глазах всего мира как кровавого агрессора. Не может быть сомнения, что этот непродолжительный военный выигрыш для Германии является лишь эпизодом, а громадный политический выигрыш для СССР является серьёзным и длительным фактором, на основе которого должны развернуться решительные военные успехи Красной Армии в войне с фашистской Германией…»
Глава девятая
Село Кузьминка. Тишина. Неделю не было такой тишины… Для них, побывавших в боях и уже отступавших, это показалось подозрительным. Не к добру такие подарки в боевом охранении. После тишины немцы обязательно устроят какой-нибудь тарарам… Точно! Началось: сначала обстреляли из пушек их окопавшееся отделение, потом перенесли огонь дальше: бууу-бууу-бууу, из пулемётов — ду-ду-ду. Пули посвистывают.
А они в персональных окопах лежат, перекрикиваются:
— Васька, живой?
— Сейчас посмотрю…
— Эгей, вы тут? Аль уже сбежали?
— Тут мы, тут. Как бы нам тут и не остаться навеки…
— Щас пойдут! — заполошно закричал красноармеец Иваниди. Он вообще нормальный, но — хоть и грек по паспорту, и возраст уже солидный, под тридцать — перед боем на него «накатывает», начинается бесконечная болтовня, будто он, сыпля словами, выкидывает вместе с ними свой страх. — Щас пойдут!