— Симптом чего?

   Арианит смотрел сквозь дым без всякого выражения.

   — Изменения, — сказал он. — Как говорил кто-то из древних учителей: мы не умрем, а изменимся. Здесь, в Галактике, у людей зашевелились душевные структуры, которые на Земле дремали. Вот простой пример. Пока человечество жило только на Земле, в нем преобладали монотеистические религии. Язычество было исключением. Сейчас — точно наоборот. В коллективных слоях психики смещаются какие-то пласты. Идут течения. Мы постепенно становимся другими. И встречаем богов.

   — Богов?

   Арианит пожал плечами.

   — Удобное название для любого узла, к которому сходится множество прямых и обратных информационных связей. Люди создают богов, да. Но и боги создают людей... Когда-то люди надеялись, что в Галактике нас ждет Христос: грустный, добрый... сочувствующий... А если это не Христос? Если это Кали? Пока что мы наткнулись именно на нее. Прямо лицом к лицу, если вы не заметили... Ну, а если дальше будет еще страшнее?

   Андрей вдохнул и выдохнул.

   — Значит, по-вашему, Ангел был орудием Кали?

   — Это гипотеза, — напомнил Арианит. — Не более чем. Проверить ее невозможно, поскольку тело Ангела разнесено на элементарные частицы. Я о другом. Мы надеялись встретить в Пространстве если не Христа, то уж хотя бы Аполлона: пусть равнодушного, но прекрасного. А встретили Кали. И вы все равно хотите идти дальше?..

   Андрей грустно улыбнулся.

   — Плыть необходимо, — сказал он.

   Руди Бертольд остановил автомобиль у Тремонт-хауса. Солнце жгло. Стеклянные террасы верхних этажей отсвечивали алым. К машине сразу же подошел солдат в синем доломане, с карабином. Опознал своего и вернулся на пост, не сказав ни слова.

   Миновав стеклянные двери, Руди покосился на дежурного — тот лишь кивнул. В лицо его знали.

   Теперь предстоял путь на самый верх.

   В лифте Рудольф молчал. Ответил кивком какому-то полузнакомому полковнику; проводил взглядом девушку с погончиками службы связи. А когда они вышли, он остался один.

   Последний этаж.

   В приемной навстречу Рудольфу встал дворцовый препозит — высокий, худой, седой человек в необычном красном мундире.

   — Входите, — только и сказал он.

   Руди кивнул и сам открыл высокую дверь.

   — Рад вас видеть, Рудольф...

   Кабинет был залит светом из огромного окна. Руди вышел на середину.

   — Я тоже. Я тоже рад вас видеть, ваша вечность.

   Аттик Флавий встал и прошел ему навстречу.

   — Садитесь, пожалуйста... Будем пить кофе?

   — Да... Пожалуй.

   Аттик Флавий подошел к столу и запустил кофейный автомат. Поймав взгляд Рудольфа, он улыбнулся.

   — Как видите, я до сих пор предпочитаю это делать сам. Не могу отрицать, что власть меняет человека... но это можно контролировать. Наверняка по себе знаете.

   — Знаю, — подтвердил Руди. — Давайте к делу. Вас, наверное, интересует — как идет сбор транспортов на Равенну. С этим все нормально. После здешних событий возникло как-то неожиданно много желающих переселиться.

   Флавий кивнул.

   — Да. Я-то как раз этого ожидал. И, кроме того, я думал, что, издав указ о частичной отмене на Равенне сословного деления, мы проведем некий отбор. Туда пойдут те, кто хочет новой жизни. И прекрасно. Вы же знаете лучше меня, как тут пора все менять...

   — Насколько я понимаю, вас для этого и выбрали, — сказал Рудольф.

   Флавий добродушно усмехнулся.

   — Можно сказать и так... Последний транспорт на Равенну ушел позавчера?

   — Да.

   — Никаких волнений вокруг этого не было? Тревожных сигналов?

   Рудольф подумал.

   — Волнения были. Мелкие. Вагоны с провизией пытались грабить. А вас беспокоит что-то конкретное?

   — Нет, — сказал Флавий. — Не конкретное. Просто заботы и предчувствия. Вы знаете, что предстоит перенос столицы?

   — Знаю, — сказал Рудольф. — И правильно. Не Икарию же столицей делать... Хотя здесь неплохо.

   Флавий покосился в сторону окна.

   — Красиво, — сказал он. — На Ираклии тоже красиво, но иначе. А на Равенну я уже сам хочу посмотреть. А вы хотите?

   — Пожалуй, нет... То есть, если будет нужно, я перееду. А так — мое место здесь.

   Флавий сочувственно посмотрел на Рудольфа.

   — Устали?

   — Немного.

   — С Хризодраконом отношения поддерживаете?

   Руди насторожился.

   — Уже неделю его не видел. А надо?

   — Ну... — Флавий вздохнул. — Как хотите, а получается, что внутренние дела — сейчас ваша область. Если вам нужен красивый титул, вроде протоспафария, например, — только скажите. А что касается Хризодракона... Он полезный человек. Полезный и опасный. Сами знаете.

   Руди наклонил голову.

   — Вы собираетесь расформировать корпус кавалергардов?

   — Нет... Не сразу. И не расформировать. Просто забрать у них постепенно карательные полномочия. Есть полно других задач. И для них, и для вас... Рудольф, я же знаю, что у вас есть собственная разведка. Вы ее начали создавать сразу по прибытии сюда — на всякий случай. Уж поверьте, я вас в этом целиком поддерживаю. Во-первых, это противовес кавалергардам, во-вторых — надеюсь, вы поделитесь какой-то информацией и со мной, если будет нужно. Только у меня просьба: за кавалергардами приглядывать потщательней. Не светясь, конечно. Вроде бы вы этому уже научились. Не то что я жду от них каких-то особых подлостей. Но когда верхи кавалергардов, все эти полковники и бригадные генералы, поймут ситуацию — их может повести. И я не уверен, что у Хризодракона хватит сил их остановить. Понимаете? Мы должны быть готовы к такому повороту.

   — Да, я понимаю. У меня в Корпусе кавалергардов уже есть агенты.

   Флавий одобрительно кивнул.

   — Потоки информации — главное, с чем, сидя в этом кабинете, приходится иметь дело, — сказал он. — Очень скучно, знаете ли. Хотите еще кофе?

   — Хочу.

   Флавий встал и принялся что-то сыпать в чашки.

   — Хотелось бы заниматься чем-то мирным, — сказал он. — Очень я надеюсь, что серьезных войн больше не будет. Не при нашей жизни, по крайней мере...

   — А шалостей со стороны адмиралов вы не боитесь? Они-то к войне привыкли, им без нее трудно.

   — Не преувеличивайте. Они тоже устали... Хотя я знаю, что вы не любите военных, — с этими словами Флавий поставил перед Рудольфом дымящуюся чашку.

   — Да не то что не люблю. Просто не понимал их никогда... И кстати, раз уж мы заговорили о военных. Я понимаю, что это чисто ваша компетенция, но мне любопытно.

   — Да?

   — Альянс. Мне интересно, как идет наше сотрудничество с Северным альянсом. С их стороны вы проблем не ожидаете?

   Лицо Флавия просветлело.

   — Пожалуй, что не ожидаю, — сказал он. — Вас это удивляет? У представителей Альянса, по крайней мере у тех, с кем я имел дело, есть одна прекрасная особенность. Их логика — прозрачна. Они могут быть совершенно безжалостными, но всегда понимают, ради какой выгоды совершается то или иное действие. И стараются себя не обманывать. Таких штучек, как у нас, когда человек, свихиваясь на борьбе за власть, забывает о цели и начинает крушить то самое, что по уму следовало бы сохранить для себя... ну, вы сами знаете, как подобное бывает. И хуже еще бывает... Так вот, Альянсу это свойственно менее всего. Сейчас мы сотрудничаем, потому что нам есть чем обменяться. "Тристан" — действительно совместный проект. Конструкция корабля ведь почти целиком наша, вы знаете это? Она просто не пригождалась, пока шла война...

   Флавий помолчал.

   — Ваша вечность... Вы позвали меня, чтобы поговорить о кавалергардах? Или... о "Тристане"?

   Флавий внимательно посмотрел на собеседника.

   — У вас есть чутье, — сказал он. — Да. Я позвал вас, чтобы поговорить о "Тристане". Вы знаете, когда его старт?

   — Точно — нет. По косвенным данным — думаю, что дня через три-четыре.