На следующее утро июньское солнце вновь с усердием, достойным лучшего применения, поджаривало окрестности. Холли быстро добралась до управления, там она прежде всего смазала дверь и, взяв из шкафа необходимые на сегодня карты своих пациентов, направилась было к выходу, когда ее вызвал доктор Флойд. Она скривилась, стараясь, однако, не выдать своей досады оттого, что не сумела сегодня улизнуть пораньше. Холли нехотя прошла в его кабинет. Необычайно улыбчивый и приветливый, он бодро спросил ее:

— Есть трудности?

Она покачала головой.

— Никаких. По-моему, и пациенты, и их родственники довольны мной. — И, помолчав, добавила: — Все, кроме Фредди Лоуренса. Он не то чтобы недоволен, он просто очень замкнулся в себе. Его мать сказала, что он вообще теперь мало разговаривает, только сидит и подолгу смотрит в окно.

Доктор Флойд в раздумьи потер подбородок.

— Я бы посоветовал ей проконсультироваться у психолога: возможно, мальчику надо принимать какие-нибудь таблетки, повышающие жизненный тонус. А как вы считаете, Холли?

Она даже рот открыла от изумления, но тут же справилась с собой. Наверняка это ловушка. Такая перемена в отношении к ней дока не могла произойти всего лишь из-за починки кондиционера в его квартире.

— Пока не могу сказать, — ответила она наконец. — Я знаю только, что в семье Фредди тяжелое материальное положение, служба страхования ничего им не платит, и они не могут позволить себе платное медицинское обслуживание. Боюсь, дополнительные расходы им не по карману. Просто Фредди все еще не может привыкнуть к своему состоянию. Всего три месяца назад он был веселым здоровым широкоплечим футболистом, и весь мир лежал у его ног. И вдруг после несчастного случая на тренировке все это словно испарилось. На его месте любой стал бы немного не в себе; по крайней мере, пока бы как-нибудь не адаптировался к такой жизни. Я думаю, мальчику нужно время — может быть, очень скоро он станет разговаривать с нами.

Док пожал плечами.

— Хмм… Возможно. Как часто вы должны его осматривать?

— Раз в неделю. Но у меня в том районе есть и другие пациенты, так что я могу иногда заглядывать к нему просто так, не в качестве рабочего визита.

Арнольд Флойд шутливо погрозил ей пальцем.

— Вы хотите сказать, не в качестве платного визита? — и, не дав ей ответить, продолжил: — Теперь расскажите мне о Флоре Беннет.

— Все примерно так, как написано в заключении врача из больницы — гипертония. Когда я вчера уходила от нее, давление было уже ниже, сто шестьдесят на сто.

— А вы видели ее внука? — от любопытства он даже наклонился вперед.

Холли кивнула. Теперь она поняла, где собака зарыта.

— Да. Только он ей правнук.

Неожиданно доктор рассмеялся, его узкое худое лицо даже просветлело.

— Когда вчера Харви Пэннел рассказал мне, я ему не поверил. Надо же, Ник Браун прямо здесь, у нас под боком! Потрясающе, правда?

— Да уж… — тихо проговорила она.

— Вы случайно его не встретили?

— Так, мимоходом.

Арнольд Флойд снова засмеялся.

— Ну и как вы его находите?

— Он большой, — усмехнулась она. — Ну очень большой!

Флойд довольно потер руки.

— Значит, так. Я буду сегодня за городом, так что смогу заехать и к миссис Беннет. Собственно говоря, я считаю, будет лучше, если я сам стану лечить эту пациентку. Вы должны были навещать ее каждый день?

Холли кивнула.

— Именно так.

— Хорошо. Я сам возьмусь за это. Хотите сообщить мне о ней что-нибудь еще?

Она глубоко вздохнула.

— Проследите, чтобы миссис Беннет принимала таблетки. Ник… мистер Браун будет смотреть за этим по утрам, а я собиралась днём. Вроде бы больше ничего.

Он нетерпеливо кивнул.

— Хорошо. Съезжу днем.

Холли вернулась вечером домой измученная и расстроенная. Она и вообразить себе не могла, что ей так захочется снова увидеть Ника Брауна — пока не лишилась такой возможности. Словно для того, чтобы подсыпать соли на рану, доктор Флойд взвалил на нее еще нескольких пациентов. Казалось, что она теперь отвечает за весь округ. За сегодняшний день Холли перенесла все мыслимые и немыслимые физические и душевные муки: ей чуть не открутил правое ухо сумасшедший семидесятилетний старик, когда она наклонилась, чтобы прослушать его легкие, а шестилетний пациент, не желавший раздеваться, так стукнул ее ногой в живот, что у Холли потемнело в глазах. Но все-таки она вышла из всех этих передряг с честью. А главное — осталась жива.

Холли погрузилась в теплую ванну с пеной по самый подбородок. Вода сразу потемнела — ведь за целый день Холли с ног до головы покрылась красноватой дорожной пылью. Вздохнув, она подумала о том, что если ей снова придется столько мотаться, она больше не поедет на мотоцикле. Лучше возьмет машину. «А еще лучше — танк», — подумала она и засмеялась собственным мыслям. Хорошее настроение, кажется, возвращалось к ней.

Холли с удовольствием смотрела, как ее грудь поднимается и опускается, колебля пенное покрывало. Внезапно ее охватило странное возбуждение: она видела, как ритмично вздымается ее грудь, и даже слышала биение собственного сердца. Ей вспомнился вопрос Райна: «Где же твое сердце?». Она улыбнулась. Да вот же оно. Здесь. Живое, сильное, оно билось — она посчитала свой пульс — семьдесят два ровных удара в минуту.

Холли снова взглянула на свою пышную грудь, ощущая, как живительно на нее действует теплая вода. Казалось, эта чувствительная часть ее тела живет какой-то отдельной жизнью. Холли лежала спокойно, не двигаясь и думала о том, что с нею будет, если Ник Браун нежно дотронется до этой груди. От такой мысли по телу пробежала дрожь и, похоже, участился пульс. Она вновь посчитала — восемьдесят четких ударов! На целых восемь больше! Холли тихо засмеялась: «Пожалуй, если он действительно дотронется до меня, со мной наверняка случится сердечный приступ».

Вдоволь нанежившись в теплой воде, она вылезла из ванны, вытерлась пушистым полотенцем и посмотрела на себя в зеркало. В нем отражалась, может быть, и не королева красоты, но очень симпатичная мордашка. Холли осталась довольна обзором: все при ней и вид у нее здоровый, цветущий. Все родственники на семейных празднествах обычно говорили ей: «Холли, ты просто цветешь!». В юности ей ужасно хотелось выглядеть изнуренной, болезненной, со впалыми щеками, как другие девчонки. Уже с двенадцати лет она стала вытягиваться, стремительно худеть и в то же время приобретать заметные формы. Она не была в тринадцать лет в полном смысле секс-бомбой, но, во всяком случае, первой из подруг надела бюстгальтер. Этакая безусловная кандидатка на титул «Мисс Америка» в юношеском разряде.

Через несколько лет Холли стала необычайно привлекательной женщиной — возможно, не потрясающе красивой, но все же хорошенькой и пользующейся большим успехом у мужчин благодаря своим округлым формам. Хотя, пожалуй, все они считали главным ее достоинством ярко-голубые глаза. Еще первый ее постоянный парень как-то сказал ей: «Холли, твои голубые глаза добьются всего, чего захотят».

Причесывая поскрипывающие, влажные, чуть выгоревшие волосы, она снова пристально поглядела на себя в зеркало и провела язычком по верхней губе: «Ммм, посмотрим, Ник Браун, запомнил ли и ты мои голубые глаза».

В дверь неожиданно постучали. Холли быстро надела халат, плотно завязала его, подбежала к входной двери и крикнула:

— Кто там?

— Холли Гамильтон?

Услышав этот голос, она остолбенела. Ник Браун! Она не знала, открывать ему или нет. Внезапно ей пришло в голову, что что-то случилось с его прабабушкой: иначе что ему здесь делать? Она распахнула дверь и увидела его безмятежное улыбающееся лицо.

— А я уж начал думать, что не туда постучал.

— Что-нибудь случилось? — с тревогой спросила она.

Ник покачал головой.

— Да нет вроде… А что?

— А как твоя прабабушка?

— Прекрасно. С ней тетя Лили. Когда доктор уходил, ее давление было в норме. — Он усмехнулся и добавил: — Не знаю, как там его зовут, но бабуля задала ему хорошего перцу!