Ее руки гладили его плечи, волосы, шею. Ее губы стали очень сухими. Голова кружилась. Сейчас она и любила, и ненавидела его. Любила за нежность, за эти ласки, которые доводили ее до исступления; ненавидела за то, что он делал ее абсолютно безрассудной, пробуждал в ней какие-то животные чувства, заставляя ее желать большего.

Его губы двигались все ниже по ее гладкому телу и дошли до джинсов. Он отпустил ее и одним неуловимым движением освободился от рубашки. В следующий миг он так сильно обнял ее, что ее обнаженная грудь прижалась к его груди, и она обхватила ногами его бедра. Она не заметила, в какой момент он успел откинуть назад сиденье.

Его руки опустились ей на талию, расстегивая ее потертые джинсы, и наконец отбросили их; ее обнаженные бедра сияли белизной, освещенные луной, которая вышла из-за облаков, будто для того, чтобы изгнать мрак из прибежища страсти.

Блаэр словно пробудили мощные содрогания его тела, словно что-то спрятанное под одеждой страстно желало вырваться на волю. Она крепко прижала его к себе, и для него началась сладкая пытка — она будто гипнотизировала его, как огонь мотылька. Дикое желание превратило его слова в набор нечленораздельных звуков, улетавших в ночь. Уверенно, медленно она начала двигать бедрами, склонившись над ним, не ослабляя хватки, словно сковав его; безжалостно, со всей силой сжимая его бедра, совершенно подминая под себя. В какой-то миг она почувствовала упоение своей властью, властью пламени, сжигающего мотылька, превращающего мужчину в покорного раба. Он ничего не мог сделать.

Блаэр провела руками по его шее и обхватила его спину, подминая его. Он дышал часто и хрипло. Митч приоткрыл рот, и она стала неистово целовать рот, играя с его зубами языком, нежно покусывая его губы. Он весь был словно камень, раскаленный камень, и она со свирепой силой прильнула к нему, покрывая поцелуями его лицо, губы.

Митч неожиданно выпрямился и одним безошибочным движением увлек ее под себя. Она услышала где-то в темноте, далеко в горах, одинокий вой дикого зверя. Его обнаженные ноги, обнаженная грудь с плоскими темными сосками мелькнули перед ее глазами в свете луны, пробивающемся сквозь деревья.

Митч медленно склонился над ней, опускаясь. Блаэр услышала единственное слово, сорвавшееся с ее губ: «Митч…» И тут он вошел в нее. Это было непередаваемое чувство, не похожее ни на какое другое, и когда ее охватило всеистребляющее пламя, она поняла, что в какой-то миг она сама стала мотыльком.

Она долго лежала в его объятиях, ничего не говоря, бесчувственная, раскинув руки и ноги, ее тело постепенно восстанавливало силы, отнятые страстью. Голова Блаэр покоилась на плече Митча, а его лицо погрузилось в ее мягкие, взмокшие волосы.

Внезапно ее исступленный восторг сменился гневом. Она почему-то ужасно разозлилась на него. Она сама удивилась силе этих чувств.

— Теперь наверняка сбылось то, о чем ты мечтал в семнадцать лет. Ты доволен? — хрипло проговорила она.

— М-м, — нежно простонал он ей на ухо. — Сбылись все мои мечты, — приподняв голову, он поцеловал ее плечо. — И я ужасно счастлив, если хочешь знать.

Она попыталась вырваться из его объятий. Она до сих пор ощущала разрушительную силу, исходящую от него.

— Отпусти меня, пожалуйста. Я хочу одеться.

Он сел, с тревогой глядя ей в лицо.

— Блаэр, я обожаю тебя, — сказал он дрожащим голосом. — Ты ведь не будешь вести себя так, как будто я злоупотребил своей силой?

Оттолкнув его, она поднялась. Гнев придал ей небывалые силы. Злясь на себя, но больше на Митча, она вспыхнула:

— Митч, пойми, ради Бога, я всего лишь человек, ты пытался доказать мне это с первой же нашей встречи, и теперь тебе это удалось. Я рада, что ты доволен — я счастлива.

Он отодвинулся, и Блаэр стала одеваться, еле слышно бормоча:

— Не могу поверить, что мы… это была просто детская безответственность, вот что. Нет, даже хуже, два взрослых человека бросались друг на друга, сидя в этой проклятой машинке… о… — она глубоко вздохнула. — Просто не могу поверить!

Она раздраженно нажала кнопку на дверце, и стекло поднялось вверх. Наклонившись, она стянула с ног носки и швырнула ему.

— Если хочешь знать, моим ногам не было холодно. Но если ты думаешь, что это снова произойдет, ты очень ошибаешься!

Его улыбка была широкой и спокойной, он поднял носки с пола и положил ей на колено.

— Тогда наверняка они тебе пригодятся.

Ее глаза сверкнули от злости.

— А ты бы, наконец, прекратил все это и отвез меня домой. Я знаю, что ты думаешь, раз это случилось, то случится и еще раз. А я тебе говорю: нет, Митч.

Она отвернулась к окну и тяжело вздохнула. Ее глаза расширились от ужаса, когда она за низеньким каменным ограждением далеко внизу увидела долину, которую заливал бледный лунный свет. Она стремительно обернулась к нему и взвизгнула.

— Мы же миль на сорок от земли!

— Блаэр, милая, — успокаивающе произнес он, заводя мотор. — Мы на высоте шесть тысяч футов. Не надо так волноваться, — он пожурил ее с легким смешком: — Ты ведь теперь знаешь, что происходит, когда ты возбуждена.

Он выехал на дорогу, пытаясь правой рукой, не глядя, нащупать ее пальцы.

Она резко отстранилась, сплела пальцы и сжала руки между колен.

— О нет, — сурово заявила она. — Ты опять примешься болтать чепуху, как только дотронешься до меня.

Через пять минут Митч свернул на узкую каменистую дорогу, ведущую на другой склон горы. А еще через минуту остановил машину перед маленьким бунгало, сложенном из камней и бревен. Блаэр прикрыла рот рукой и испуганно прошептала:

— Это он?

— Да, — тихо ответил он. — Нравится?

— Ты… ты идиот! — воскликнула она, окончательно выходя из себя. — Значит, мы занимались любовью там, на краю пропасти, когда до бунгало было рукой подать! — Она закрыла глаза и покачала головой, сдавленно приговаривая: — Нет, ты ненормальный. Ни один психически здоровый человек не додумался бы до такого.

Своими длинными пальцами он взялся за ручку дверцы и обернулся к ней.

— Я люблю тебя, Блаэр, и ни то, что ты говорила, ни то, что еще скажешь, не в силах этого изменить. Я люблю тебя.

Она открыла дверцы, вышла и взглянула на него поверх машины.

— Я ожидала, что ты скажешь именно это. Теперь, когда мы вдвоем на этой забытой Богом горе, в этой забытой Богом хижине, что ты еще мог сказать?

Митч мгновение стоял неподвижно, улыбка то появлялась, то сходила с его лица.

— Я бы мог сказать: может, ты все-таки войдешь в дом или так и будешь стоять здесь, вопя и визжа, пока все медведи не разбегутся? — наконец проговорил он.

Ее подбородок дрогнул, и она тихо прошептала, широко раскрыв глаза:

— Здесь, правда, водятся медведи?

Он обошел машину, обнял ее, взял на руки и прорычал, прижавшись губами к ее щеке: «Гр-р-р».

— Ну с этим медведем я уже знакома, — насмешливо заметила она.

В городе, у подножия горы, даже ночью было тепло, но в бунгало, в нескольких тысячах футов над уровнем моря царил ужасный холод. Когда Митч опустил ее на каменный пол, Блаэр мгновение постояла, а потом кинулась к толстому ковру, лежавшему на середине комнаты.

— Сейчас будет тепло, — успокоил ее Митч, но в его глазах запрыгали веселые огоньки.

Она медленно посмотрела на него и обхватила себя руками. Потом стала осматриваться. Бунгало было просто комнатой прямоугольной формы, которая служила одновременно гостиной, кухней и спальней. Справа, рядом с ней, были плита, холодильник, стол и раковина. Прямо напротив стояли сдвинутые вместе две двуспальные кровати.

Она подозрительно взглянула на Митча.

— Вот это и есть две спальни? — спросила она, указывая рукой в сторону кроватей.

Он оглянулся, стоя на коленях у камина.

— Да, одна — моя, другая — твоя, — он поднял брови, изображая невинное удивление. — А в чем дело, тебе они не нравятся? — Он продолжал разжигать огонь. — Можешь выбрать ту, которая тебе больше нравится.