Официально Пандора считалась жрицей[1] при храме Гестии, но не официально имела гораздо более широкие полномочия. Когда восемнадцатилетнюю Пандору назначили Верховной Хранительницей священного огня Гестии – никто не удивился. Пандора не только была любимицей богини, но и обладала всеми необходимыми знаниями и качествами для Великой Хранительницы. Позже став еще и Верховной Судьей при храме Афины – Пандора закрепила за собой Статус – самой влиятельной и почтенной особы во всей Греции.

К облегчению Пандоры, статус жрицы  не только делал ее особу священной, но и оберегал от навязчивых поклонников. А желающих заполучить в жены любимицу Афины и Гестии – было слишком много. Ее неувядающая красота подтверждала догадку греков о ее божественном происхождении и потому ее достаточно «серьезный» возраст не отпугивал даже семнадцатилетних кандидатов в женихи. Пандора нахмурилась своим воспоминаниям. Но был среди ее поклонников один, который совершенно не понимал слова нет. Он не был смертным, он был отпрыском древних титанов. Однако, он тщательно скрывал как тайну своего рождения, так и имена своих родителей. И он считал, что это делает ее единственным существом во Вселенной, способной понять его. Его ухаживания становились все навязчивее и навязчивее. Он преследовал ее повсюду, давая всем понять, что имеет какие-то права на нее. Сначала это забавляло Пандору, потом злило, затем пришел момент, когда это начало ее откровенно пугать. Приближался день ее тридцати трехлетия, что означало окончание ее тридцатилетней службы хранительницы огня. Это также означало, что теперь она могла выйти замуж, не нарушая обета безбрачия данного богине. Керт откровенно и прямо заявил ей, что ее обет – это единственное, что его удерживает. Он не хотел стать изгоем женившись на жрице, связанной обетом. Он понимал, что есть традиции, которые нарушать нельзя. И не хотел восстановить против себя пантеон богов. Но, как только срок ее службы закончиться – нет такой силы во Вселенной, которая помешала бы ему жениться на Пандоре и меньше всего его интересовало ее согласие. Пандора не сомневалась, что это так и есть. «В общем, если быть до конца с собой честной, то именно Керт был тем, от кого она сбегала, тем, кого она так боялась – а не Зевса или Геру» - со вздохом подумала Пандора и попыталась выкинуть дурные мысли из головы.

* * *

Ганимед ворочался в постели, напрасно пытаясь уснуть. Он так привык к тому, что люди видят его иллюзию, что совсем отвык контролировать выражение лица себя настоящего. Пандора, к его раздражению, видела его настоящего, и с этим вряд ли, что-то получиться сделать. Теперь придется контролировать не только иллюзии, но и себя. Как будто ему и так мало проблем? Но она была совершенно права в том, что он не хочет, чтобы тот, чье присутствие он почувствовал в доме Изабелл – оказался убийцей, с которым они имеют дело. Он скорее бы предпочел иметь дело со всеми демонами Мглы, Эреба и Хаоса – сразу, чем с одним Кертом. Память услужливо подкинула ему часть их разговора, состоявшегося при первой встрече. Это был не первый и не последний раз, когда Ганимед сталкивался с тем, что кого-то можно ненавидеть всей душой просто за то, что он оказался более удачливым, по мнению менее удачливого, но ненависть Керта – все же была особенной.

- Если бы у тебя был выбор: прожить всю свою жизнь презренным рабом и пресмыкающимся или обрести власть, величие и поклонение. Какой был бы твой выбор? Я был рожден ползать, но мне предложили возможность летать? Смог бы ты отказаться?

- Если бы в обмен на величие мне предстояло стать бездушным чудовищем и убийцей – легко, – Ганимед ответил не задумываясь.

- Кого я спрашиваю! Тебе, никогда, не понять! Смертный, наделенный такой красотой, что даже Зевс не устоял, если бы только Зевс, но и сама Афродита, получивший величие, созвездие и вечную юность просто так. Я же был рожден уродцем, получив змеиное тело матери и смертность отца. И если бы она хотя бы выбрала себе в любовники любого из царьков или какого-нибудь божка, нет, она выбрала КОНЮХА, служившего в конюшне твоего отца. Каково было мне слышать от своего родного отца восхищение в голосе, когда он говорил о тебе и омерзение во взгляде, каждый раз, когда он смотрел на меня? А ведь я – сын Ехидны[2], а значит внук Тартара и Геи, а ты простой смертный!

- Понятия не имею. И не имею желания знать, - Ганимед знал, что ведет себя не разумно, но ничего не мог с собой поделать.

- Мне пришлось кровью и болью расплачиваться за каждый малюсенький успех, за каждое незначительное достижение…, - продолжал гнуть свое Керт.

- Но ведь не своей же кровью, не своей же болью, - с насмешкой напомнил Ганимед своему собеседнику.

- Вначале только своей, а потом я понял, что можно и чужой, только результат получается еще лучше и гораздо приятней. Я ненавижу тебя каждой фиброй моей души, но Офион запретил мне тебя убивать. Более того, он требует, чтобы я отпустил тебя восвояси! ВОСВОЯСИ!!! ТЕБЯ!!! Я почти тысячу лет ждал возможности убить тебя и теперь должен отпустить тебя восвояси!!! Если бы я не был обязан старому Змею всем – ты бы уже не существовал. Я бы развеял твое тело на миллиарды атомов, и даже Зевс не смог бы собрать тебе воедино.

- Если бы ты не пресмыкался перед старым Змеем и не боялся его – я бы уже не существовал, - нахально улыбаясь, поправил его Ганимед.

– Хочешь, я объясню тебе, что делает меня особенно опасным? – Керту очевидно очень хотелось впечатлить Ганимеда. Этот момент, в котором свобода Ганимеда зависела от него, в каком-то смысле, был тем, к чему Керт шел тысячу лет. Ради чего он претерпел боль и трансформации. Ради того, чтобы доказать Ганимеду, что он ЛУЧШЕ ЕГО!!!

 – В отличие от бездушных чудовищ – я знаю, что причиняет боль тебе; я знаю, что зло, а что добро. Я даже умею быть великодушным. Я заплатил слишком дорогую цену, чтобы быть великим – именно поэтому я никогда не откажусь от человеческой души. И пусть она истязает меня, и я знаю, что такое муки совести, но она же подсказывает мне наиболее уязвимые места моих противников, наиболее уязвимые твои места.

-  Душа имеет свойство черстветь и чернеть – странно, что ты этого не понимаешь? – Ганимеду стало откровенно скучно.

- Я же сказал, что умею быть великодушным. Так вот Ганимед – сегодня я в настроении быть великодушным. И раз уж я должен подарить тебе свободу – и другого выхода у меня нет -  я подарю тебе еще кое-что.

- Что же это?

- Урок всей твоей жизни. Веришь ли ты, что придет день, и я попрошу тебя об услуге, и ты пойдешь мне навстречу?

- Нет. Никогда. Ты бредишь сейчас…

- О! Никогда не говори никогда! Ты согласишься! Ты просто еще не знаешь, почему ты согласишься. А я уже знаю.

- И почему же?

- Смешной ты…, право…, очень смешной, и глупый и никчемный, слишком легко, слишком много получивший… просто так…. Ты ведь любишь людишек с этой как там Земли? Тогда смотри.

То, что увидел Ганимед сквозь призму волшебного кристалла – ужаснуло его и поселило в душе страх за Землю. Селения сотнями вымирали от неизвестной, неизлечимой болезни.

- Ты думаешь, я куплюсь на твои трюки, - Ганимед рассмеялся Керту в лицо, боясь выдать свои истинные чувства.

- Я думаю, что ты сам принесешь мне клятву об услуге в обмен на услугу, - довольно скалясь, заявил ему Керт. Ты свободен! Беги, но только прямиком на Землю..., хохот Керта раздался эхом и Ганимед понял, что свободен.

Он со всех ног устремился на Землю. Но оказалось, что Керт не лгал – неизвестная в те времена болезнь косила селение за селением. Ганимед обратился к Зевсу, но тот не знал чем можно помочь. Опечаленный и мрачный он сообщил, что они с Астреей перепробовали уже все.

- Мальчик мой, я не в силах им помочь, прости меня, - Ганимед еще никогда не видел Зевса просящим прощения. И он понял, что это конец для человечества. Единственный шанс для смертных выжить был в том, чтобы попросить Керта об услуге в обмен на услугу. Ганимед был согласен с Кертом в том, что он получил слишком много, слишком быстро и просто так. Поэтому, прежде чем совершить непоправимое – он решил попросить совета у того, кто много раз мудрее и старше.