ПРИБЛИЖАЛСЯ ОТЪЕЗД, и мы ощущали, что покидаем Тайвань с глубоко противоречивым чувством.

С одной стороны, мы ощущали глубокий и искренний интерес к китайскому и тайваньскому народам и уважали их древние традиции. С другой стороны, нас явно отталкивали многие ритуалы и обычаи, которые не просто отличались от еврейских, но и находились в прямом противоречии с заповедями Торы. В первую очередь, это относилось к религиозной жизни большинства китайцев — к их храмам, богам и богиням, духам и идолам, церемониям, которые воплощали собой самую суть того, что Тора называет авода зара —идолопоклонство.

Последние дни нашего пребывания на Тайване были суматошными и насыщенными.

Нам пришлось побывать на многих прощальных вечеринках, приемах и банкетах. Мы накупили множество подарков и сувениров для своих американских друзей и родственников, упаковали свои пожитки и договорились о перевозке нашего личного багажа. Я представил последние отчеты деканатам тех факультетов, где читал лекции, и нанес обязательные визиты вежливости различным университетским и правительственным чиновникам.

Разумеется, я поблагодарил их всех за оказанную нам помощь.

Когда со всем этим было, наконец, покончено, нами овладело странное, непередаваемое и почти неуловимое чувство печали.

В последний день перед отъездом мы с Барбарой и Дворой снова отправились по той самой узенькой тропинке, по которой столько раз ходили во время своих субботних прогулок.

Утренний воздух пахнул свежестью и росой. Над вершинами гор вставало солнце. Мы шли молча, узнавая знакомые по прежним прогулкам приметы — вот уединенный крестьянский дом, рядом с которым там и сям разбросаны орудия труда, вон там суетятся по двору цыплята; вот ручей, который по-прежнему ведет бесконечный разговор с нависшей над ним ивой; а вот и семейный склеп с его изогнутой крышей, напоминающей красную руку, поднятую к небесам.

В этот день мы зашли дальше обычного и свернули на тропу, по которой никогда не ходили. Вокруг нас смыкались высокие стебли бамбука. Двора устала, и я нес ее на руках. Мы медленно пробирались между качающимися по обе стороны тропы зелеными стенами. Через несколько минут мы поднялись на вершину холма, присели в тени раскидистого дерева и распаковали еду, которую предусмотрительная Мей-Мей дала нам с собой. Извилистая дорожка, по которой мы только что прошли, змеилась под нами, а далеко вдали можно было разглядеть море.

В эту ночь, нашу последнюю ночь на Тайване, Мей-Мей нанесла нам официальный визит. В руках у нее был маленький пакетик, завернутый в красную ткань.

«Бай-Лан и Хуа-Пэнь, — тихо сказала она, — мы с вами стали как одна семья. Перед всеми четырьмя морями, перед самыми отдаленными уголками земли мы с вами теперь как братья, как друзья. Пожалуйста, примите мой скромный подарок. Это наш домашний бог, Ту-Ди-Гень. Он управляет землей и всем хорошим, что есть на ней.»

В ту же ночь, дождавшись, чтобы все уснули и наступила полная тишина, я поднялся, тихо оделся и вышел в соседнюю комнату. Я взял божка, которого подарила нам Мей-Мей, запаковал его в ту самую красную материю, в которой она его принесла, вышел из дому и по извилистой дорожке спустился в спящую, затемненную гавань. Рыбацкие лодки мерно поднимались и опускались на воде, погруженные в свою ночную Дрему.

Я поставил сверток на землю, огляделся и, отыскав среди прибрежной гальки камень размерами и весом побольше других, поднял его с земли. В моих ушах звучали слова из Галлеля:

«Их боги сделаны из золота и серебра, это творения рук человеческих. У них есть рот, но они не могут говорить; есть глаза, но они не могут видеть. Уши есть у них, но они не слышат; нос есть, но не могут нюхать. Их руки не могут чувствовать ничего; их ноги не могут ходить; слова не проходят через их гортань…

Ибо небеса принадлежат Г-споду, и земля — это та земля, которую Он дал людям.»

Я размахнулся и изо всех сил ударил камнем по свертку, несколько раз подряд, пока под моими ударами его содержимое не превратилось в мелкие осколки. Потом я поднялся и швырнул сверток далеко в спящее море.

На следующее утро мы с Барбарой, Дворой и Довом Хаймом покинули Тайвань.

И сказал ему:

"Отпусти меня, ибо взошла заря!"

Бытие 32:26

ПО ВОЗВРАЩЕНИИ в Соединенные Штаты мы с Барбарой быстро возобновили привычный образ жизни. Но теперь, после того, как мы стали соблюдать мицвоти изучать Тору, оказалось вполне естественным, что мы начали принимать более активное участие и в различных мероприятиях еврейской общины.

Прежде всего, мы записались в ортодоксальную синагогу и стали членами Еврейского общинного центра.

Я был избран в попечительский совет Еврейской дневной школы, и даже наша маленькая Двора вступила в Федерацию и стала активисткой Объединенного Еврейского Призыва. Кроме того, мы в Барбарой вошли в примыкающую к Федерации группу «Молодых лидеров», в результате чего я даже получил собственную персональную колонку в местной еврейской газете.

Впервые в жизни мы ощутили вкус к общественной деятельности и начали понимать реальный смысл происходивших рядом с нами социальных и политических явлений; впервые в жизни мы стали интересоваться Израилем и его ролью в жизни мирового еврейства. Более того — теперь мне казалось странным, что мы никогда раньше не интересовались Израилем.

Хотя мы много путешествовали и успели дважды обогнуть земной шар, во всех наших странствиях мы как бы подсознательно избегали посещения Израиля. Впрочем, мы с Барбарой никогда не обсуждали этот вопрос; на этот счет у нас существовало некое молчаливое понимание.

Займись я самоанализом, я бы, наверное, пришел к выводу, что мы в те времена чувствовали себя очень неуверенно, невысоко оценивали наше еврейское самосознание и опасались, что физическая реальность Эрец Исраэльпоставит нас лицом к лицу с вопросами, ответить на которые мы не были готовы.

Но теперь мы буквально с каждым проходящим днем ощущали, как укрепляется наша связь с иудаизмом, и понимали, что пришло время заняться этими самыми вопросами. Мы уже знали, что как только нам представится очередная возможность отправиться в путешествие, Израиль обязательно станет частью нашего маршрута.

К ТОМУ ВРЕМЕНИ я носил кипууже целый год, с того самого дня, как мы отправились на Тайвань, и давно позабыл о тех сомнениях, которые были у меня когда-то по этому поводу.

Не могу не отметить — за границей у меня было в связи с кипоймного забавных приключений. Одно из них произошло во время посещения какого-то строительного объекта в отдаленном уголке Таиланда.

Мне пришлось добираться туда сначала на автобусе, потом на пароме и джипе и под конец — пешком. Прибыв на место, я обнаружил, что на весь довольно обширный район здесь есть одна-единственная лавка. И вот, стоило мне войти в нее в своей кипе, как владелец глянул на меня и спросил:

« Вус махт а ид?» — (Что делает здесь еврей?)

В Америке это было бы эквивалентно фамильярному, без всяких признаков изумления: «Как поживаешь, парень?»

Вскоре я обнаружил, что евреев можно встретить практически повсюду на земном шаре, порой — в самых неожиданных местах.

Почти всякий раз при встрече с этими «странствующими евреями» моя кипаоказывалась своего рода катализатором — она пробуждала в них сознание своей религиозной принадлежности — хотя бы и на самое короткое время, которое занимала наша беглая беседа.

Но бывало и иначе. Однажды, в Корее, меня окружила целая группа местных жителей. Показывая на мою кипу, они подняли вверх большие пальцы, словно выражая мне свое одобрение. Должен признаться — я так и не понял, в чем было дело.