«Да, это были тяжелые дни. Братья были в панике. Слово операция их донельзя пугало. Марья Алексеевна тоже к этому известию отнеслась как к казни. Кто только ее не уговаривал согласиться. Мой брат Павлик, студент-медик второго курса, часами просиживал у ее постели и даже проводил ее в операционный зал.
Когда Марья Алексеевна оправилась, ее перевезли в Остроумовскую клинику…
Привожу выдержку из письма Яна к Нилусу от 9 марта:
„Дорогой милый Петр, вчера у меня была большая радость — появилась надежда, что положение сестры не так уж опасно: проф. Голубинин, который осматривал сестру почти месяц тому назад, твердо заявил, что у нее не саркома… а что именно, покажет недалекое будущее“.
Когда Ян навещал сестру, то он всегда смешил ее, представляя или пьяного, или какие-нибудь сценки из их жизни, старался никогда не говорить о ее состоянии. Он очень томился и решил хоть на короткое время уехать в деревню и там что-нибудь написать, так как болезнь стоила очень дорого. Они с Юлием Алексеевичем видели, что на заграничную поездку нужно махнуть рукой.
Немного успокоившись, Ян уехал в Васильевское, а я осталась в Москве…» [359]
Пятнадцатого марта Бунин писал П. А. Нилусу:
«…Я уже с неделю в деревне. Немного пишу. Встречаю весну средней России, от которой я уже много лет уезжал на юг. Грязно, мокро, ветер… Потягивает на юг» [360] .
Из деревни он ездил в Киев для участия в литературном вечере и в Одессу, чтобы немного отдохнуть у художников, — и снова в Москву. Одессу оставил «с большой грустью, что мало виделись, — писал он Нилусу 8 апреля 1908 года из-под Конотопа, — много истратили времени на кабаки, будь они прокляты, и не поговорили как следует…» [361] .
Марии Алексеевне стало хуже. Она «принадлежала к трудным больным и от своего недоверчивого, вспыльчивого характера, и от мнительности, и отсутствия терпения.
Братья опять пали духом. Решили, что после Пасхи нужно ее перевезти в Ефремов. За ней должна приехать Настасья Карловна, энергичная, бодрая, сильная женщина. Мы решили, пожив недолго в Ефремове для матери, ехать в Васильевское. С нами на праздники отправился туда и Юлий Алексеевич» [362] .
Десятого апреля Бунин сообщал Н. А. Пушешникову:
«Завтра выезжаем в Ефремов. Побыть там намереваемся дня три-четыре, то есть выехать в Глотово четырнадцатого или пятнадцатого» [363] .
Шестнадцатого мая 1908 года он писал И. А. Белоусову:
«…Сестра тает не по дням, а по часам, и каждое письмо вышибает из колеи на несколько дней. Кроме того, спешу писать — сижу иногда с утра до ночи… На сестру идет — без всякого преувеличения! — рублей по 500 в месяц. А тут ее дети, перевозка ее из Москвы и т. д.» [364] .
Вера Николаевна вспоминает:
«Когда мы приехали в Васильевское, нас встретила изумительная весна, — все было в цвету… Сад… буйно цвел. И мы наслаждались, по вечерам слушая соловьев, особенно в лунные ночи; по утрам и днем работали под кленом, тоже под трели соловьев. Ян писал стихи. Написал „Бог полдня“ и прочел их нам, сидя под белоснежной яблоней в солнечный день. Редактировал переводы Азбелева, рассказы Киплинга для издательства „Земля“. Писал „Иудею“.
Я начала по его совету переводить с английского „Энох Арден“.
Машу перевезли в Ефремов. Мы навестили ее. Она была до жути худа… Решили пригласить к ней земского врача Виганда, который лечил ее и Людмилу Александровну… который сделал то, чего не могли сделать столичные знаменитости, — Маша стала поправляться…
За лето мы подружились с караульщиками; записывали сказки, поговорки, особенно отличался один, Яков Ефимович, его Иван Алексеевич взял в герои „Божьего древа“, удивительный был склад его речи, почти вся она была рифмована» [365] .
Бунин жаловался (в письме к А. М. Федорову от 6 августа 1908 г.), что «ослабел… очень устал от всяких передряг. Отдохнуть же нельзя. 1-го сентября надо быть уже в Москве» [366] .
Уехал в Москву в конце августа.
В восьмидесятилетний юбилей Толстого, 28 августа 1908 года, Бунин послал ему приветственную телеграмму: «Бесконечно любимый Лев Николаевич, приветствую вас всей душой моей. Иван Бунин» [367] .
В сентябре и октябре Бунин жил в Москве, откуда ездил в Петербург. Он гостил у Телешова в Малаховке, присутствовал на «Среде». В конце сентября простудился и заболел.
Предстояло много работы по «Московскому книгоиздательству», для сборников которого — «Земля» — необходимо было собирать материалы. «Знание» выпускало его книги новым изданием. Выходили второй, третий и четвертый тома. В октябре Бунин заключил соглашение с К. П. Пятницким на издание пятого тома. Составлявшие том рассказы следовало представить к 1 ноября, с тем чтобы книга вышла в январе 1909 года.
В издательстве И. А. Белоусова «Утро» в ноябре печаталась книга «Избранных стихотворений» Бунина.
В Петербурге «были на обеде у Котляревских вместе с Ростовцевыми и еще с кем-то. Нестор Александрович Котляревский, спокойный и очень располагающий к себе человек, слушая, как Иван Алексеевич изображает кого-нибудь из деревенских обитателей или общих знакомых, все повторял:
— У вас необыкновенный юмористический талант. Вам необходимо написать комедию вроде „Сна в летнюю ночь“, почему вы не попробуете?..
Вернувшись в Москву, Ян стал говорить, что надо уехать в деревню» [368] .
Петр Александрович Нилус восхищался стихами Бунина («Последние слезы» и другие): «Общее впечатление стихов — золото в слитках, не везде оконченное чеканкой» [369] , «очень понравилась „Рахиль“, очень! И ловко воспользовался библейской фразой, и есть какое-то настоящее благоговение перед святыней» [370] .
С ноября Бунин жил в Глотове. Он, по словам Веры Николаевны, «перед писанием читал стихи Случевского. Пересматривал еще не напечатанное. Сказал, что хочет составить книгу нашего первого странствия. 6 декабря Софья Николаевна (Пушешникова. — А. Б.) дала нам бегунки, и мы поехали в Колонтаевку. День был прелестный, все в инее, и мы опять наслаждались, катаясь по этой заброшенной усадьбе» [371] . 20 ноября сообщал Нилусу: «Приехал в деревню с обязательством хоть умереть, а написать рассказ к началу декабря» [372] . Рассказ — «Иудея»; был опубликован в сборнике «Друкарь» (М., 1910).
В декабре ненадолго Бунин уезжал в Москву. «10-го утром или вечером… надеюсь быть в Москве я, — писал Бунин Н. Д. Телешову. — Хорошо бы 10-го собраться в Кружке на „Среду“!
Я еле жив от усталости. Спешу кончать рассказ» [373] («Старая песня», названная позднее «Маленький роман»).
С конца 1908 года Бунин, как писал Юлий Алексеевич Телешову 17 декабря, «взялся быть редактором беллетристического отдела» [374] журнала «Северное сияние», принадлежавшего издательнице В. Н. Бобринской. 22 декабря 1908 года секретарь Бобринской Н. А. Скворцов просил Бунина известить ее о своем согласии принять участие в журнале.
359
ЛН. Кн. 2. С. 199–200. — Письмо Нилуса Бунину цитирую по фотокопии с автографа.
360
Фотокопия с автографа.
361
Фотокопия с автографа.
362
ЛН. Кн. 2. С. 200.
363
Музей Тургенева. № 8921.
364
РГАЛИ, ф. 66, on. 1, ед. хр. 534, л. 40.
365
ЛН. Кн. 2. С. 202.
366
РГАЛИ, ф. 519, оп. 2, ед. хр. 2, л. 23.
367
Государственный музей Л. Н. Толстого.
368
ЛН. Кн. 2. С. 203.
369
Письмо П. А. Нилуса — И. А. Бунину 4 октября 1908 года. — РГАЛИ, ф. 44, on. 1, ед. хр. 168, л. 66.
370
Письмо П. А. Нилуса — И. А. Бунину 7 октября 1908 года. — Там же. Л. 68.
371
ЛН. Кн. 2. С. 203.
372
Фотокопия с автографа.
373
ЛН. Кн. 1. С. 571.
374
ИМЛИ, ф. 3, оп. 3, № 60.