В 1914 г. он записывает в дневнике тридцать «Тезисов практической гинекософии» [933], своеобразные рассуждения о психологии любви, в которых очевидно влияние диалога Платона «Пир» с его Эросом— вечным стремлением к высшей красоте и высшему Абсолюту—Благу [934]. Платоническая идея соседствует здесь и с теорией всеединства Вл. Соловьева, перекликаясь с его статьей «Смысл любви». Но еще более основательна в этом сочинении христианская, православная идея—мечта верующего о небесной родине, об абсолютном счастье, понимаемом как вечная жизнь и радость о Духе Святе. Дальнейшая судьба А. Ф. Лосева и в плане мировоззренческом, и в плане чисто жизненном подтвердила его юношеские тезисы и мысль о том, что «любовь на земле есть подвиг». Практическое, жизненное значение теоретических установок метафизики и психологии этики мы находим в статье А. Ф. «Этика как наука» (1912) [935]. И это тоже не случайно.

Влияние Г. И. Челпанова заметно и в следующей работе студента Лосева «О мироощущении Эсхила» [936], написанной под руководством проф. Н. И. Новосадского (1859—1941), учителя А. Ф. в классической филологии. Это сочинение, одобренное знаменитым символистом Вячеславом Ивановым, трактует о психологии страха и ужаса в трагедии Эсхила, что чрезвычайно характерно для интересов молодого автора в канун периода катастроф, надвигавшихся на Россию с первой мировой войной 1914 г.

Командировка 1914 г. в Берлин для усовершенствования в науках тоже завершилась для Лосева драматически. Было уже ни до средневековой латинской схоластики, ни до вагнеровского «Кольца нибелунга», ни до королевской библиотеки. Пришлось спешно покинуть Берлин и с невероятными трудами добраться до родных мест. Однако эта поездка все–таки способствовала появлению большого исследования по психологии мышления. История этого труда достаточно примечательна.

В Центральном историческом архиве Москвы находится личное дело А. Ф. Лосева [937], а также его работа «Критический обзор основных учений и методов Вюрцбургской школы» [938]с подробным ее оглавлением и предисловием (стр. 1—6). В домашнем архиве А. Ф. Лосева сохранились отдельные машинописные фрагменты этой работы, рукопись предисловия, помеченного 1 апреля 1919 г. и подписанного автором. Есть надписанный от руки титульный лист: «А. Ф. Лосев. Профессор Нижегородского государственного университета. Исследования по философии и психологии мышления», а также отдельный лист с примечательным посвящением: «Георгию Ивановичу Челпанову, борцу за истинную психологию в России, посвящает эту книгу автор–ученик».

В 1995 г. из Центрального архива ФСБ РФ мне были переданы рукописи А. Ф. Лосева, изъятые при его аресте 18 апреля 1930 г. (2350 страниц). Среди них оказался также экземпляр исследования «Критический обзор основных учений и методов Вюрцбургской школы» (старая машинопись и орфография) с перечеркнутой подписью «А. Лосев. Москва 9 февраля 1915 г.».

Возвращенный мне из ФСБ экземпляр имеет явные следы переделки большой машинописи в 252 страницы. Во–первых, он включает маленькое вступление с перечислением параграфов работы, из чего видно, что здесь опущена вся первая часть исследования «Точки зрения критики», включающая семь параграфов (т. е. 75 страниц). Во–вторых, вследствие сокращения автор изменил всю пагинацию, разметку частей и параграфов, причем новая нумерация карандашом нисколько не скрывает старую, прочитывающуюся вполне ясно. В–третьих, А. Ф. Лосев перечеркнул ряд абзацев (они указаны в наших примечаниях), чтобы сокращенный текст не противоречил новым намерениям автора. В–четвертых, автор сам зачеркнул свою подпись и дату, так как собирался печатать только две части своей давней работы в других, советских, условиях (видимо, начало 20–х годов), не связывая ее с 1915 г. В это время открылись некоторые возможности в Государственной Академии художественных наук, где А. Ф. Лосев, будучи членом ГАХН'а, участвовал в разработке тем по психологии художествейного творчества, экспериментальной эстетике ритма, художественному воспитанию.

Что же касается совершенно нового предисловия 1919 г. к полному объему книги, нового титульного листа и посвящения Г. И. Челпанову, то здесь автор, хорошо знавший, что для его учителя началась трудная полоса жизни с приходом в Психологический институт марксистов из бывших же его учеников, решительно поддерживает своего старого профессора, демонстративно посвящая ему задуманную книгу (еще есть иллюзии о возможности напечатать ее целиком). Более того, новое наименование будущей книги-—«Исследования по философии и психологии мышления» — более теоретично и больше соответствует ученому образу самого Г. И. Челпанова—философа и психолога.

Мы печатаем в нашем томе исследование А. Ф. Лосева в задуманной им композиции книги 1919 г. Но для ознакомления читателя с историей ее издания помещаем здесь, в данной статье, первое предисловие 5 г. и последний вариант предисловия усеченного по обстоятельствам времени труда. Небольшие сокращения в тексте оговорены в комментариях. Исследование А. Ф. Лосева печатается впервые.

Предлагаемая работа создавалась в настолько неблагоприятных психологических условиях, что автору представляется необходимым сказать об этом несколько слов. Задуманная два года тому назад на тему «Критика современной функциональной психологии», эта работа с первых же шагов завела автора на очень трудный и в сущности, как потом выяснилось, недоступный путь исторического анализа. Именно, автор предполагал сравнить современные интенционалистические учения со средневековыми учениями о познании, где, как ему казалось на основании знакомства с учением об интенциях, данным в «Summa theologiae» Фомы Аквинского, этот интенционализм получил, может быть чаще бессознательно, почти ту самую форму; под которой он в наши дни выступает хотя бы, напр., в теории абстракции Гуссерля.

Этот историко–философский анализ представляется автору одним из целесообразных путей и для систематической критики, поскольку современному интенционализму недостает тех солидных общефилософских обоснований, которыми вправе гордиться схоластическое умозрение. Автору вскоре же пришлось разочароваться в исполнимости его надежд. Москва оказалась настолько ничтожной в смысле обладания какими–нибудь источниками для изучения средневековья, что, кроме общих руководств Stokl'a, De–Wulf и Picavet, кроме двух–трех статей Siebeck'a в Arch.f. d. Geschichte d. Philos, автор ничего не мог найти ни в одной библиотеке. Каким–то образом в Университетской Библиотеке оказалась «Summa theologiae» Фомы Аквинского, да и из той дали сначала только два тома, третий же отыскался впоследствии; остальных же еще двух так–таки и не дали, несмотря на выносливость и настойчивость автора. Время шло, а автора все преследовала эта роковая мысль: сравнить Гуссерля со схоластикой. В конце концов, как ни больно было расстаться с лелеемой мечтой, пришлось–таки расстаться. Автор обратился к изучению общей литературы по функциональной психологии, хотя, разумеется, работа здесь уже не могла идти с прежней энергией и готовностью. К весне 1914 года у автора был уже довольно большой материал, отчасти базировавшийся на исследованиях Вюрцбургской школы. Он надеялся во время своей летней заграничной поездки пополнить материал в Берлинской Королевской Библиотеке, что отчасти и удалось сделать, несмотря на чрезвычайно неблагоприятные условия летней работы в большом жарком городе. Но неумолимый рок, тяготевший над нашей работой, не оставил нас в покое и здесь.

Вспыхнувшая европейская война заставила бежать из Германии как раз в самый разгар работы, и так как пришлось пережить несколько таких моментов, когда приходилось выбирать между ящиками с книгами и рукописями и жизнью, и выбирать немедленно, то автор в расчет продолжительной и изнурительной работы остался совершенно без всяких своих рукописей и без всяких книг. Приехав в Россию после пережитых волнений и не имея ни единой строчки из многочисленных выписок, ссылок, цитат, переводов, списков литературы, конспектов и черновиков, автор по внутренним условиям настроения и вследствие нервной встряски не мог приступить к делу вплоть до середины октября. Только в конце октября автор получил возможность вновь взяться за свою несчастную тему. Так как времени оставалось совсем мало и так как нужно было пользоваться тем, что было под руками, то автор решил ограничиться исключительно Вюрцбургской школой, исследования которой почти все целиком помещены в Arch.f. d. Ges. Psych, и Zeitsch.f. Psych., сравнительно легко находимых в Москве, тем более что тут приходилось излагать почти только то, что было изложено уже раньше в потерянных рукописях. Три месяца, ушедшие на работу, оторвали автора, можно сказать, совершенно от всякого участия в жизни. Горький опыт еще и теперь внушает автору опасения, поэтому он постарался как можно скорее сдать рукопись в официальные руки (куда она и предназначалась).Результаты спешности, по мнению автора, сказались все же только в несущественном—благодаря чрезвычайному сужению первоначальных замыслов. Именно, у автора не было времени сделать свою несколько растянутую первую часть более краткой. Известно ведь, что гораздо труднее изложить мысли в краткой форме, чем в пространной, — даже при полной одинаковости мыслей. Кроме того, в изложениях отдельных исследований пришлось ограничиться исключительно психологией мышления и не все исследования разобрать. Собственно, доведена работа только до 1907 года, кончая первым исследованием Бюлера; остальное все только упомянуто. Впрочем, и здесь есть извинение: до 1907 года Вюрцбургская школа высказала уже все существенное. Наконец, поспешность работы сказалась в некоторой конспект[ив]ности третьей части; пришлось давать почти одни принципы, развивая их лишь в самом необходимом. Так как изучение психологии мышления автор думает положить в основу психологической эстетики, к которой он чувствует давнишнюю склонность, то он надеется, что в будущем после университета и после стольких перенесенных неудач у него будет более благоприятная обстановка для построения эстетических теорий, к которым уже теперь имеется у автора многочисленный материал.