Если объединить все три «типа мысли» по их формальным определениям, т. е. если, напр., отвлечься от материального определения того, к чему относится Regelbewusstsein, то все они будут типами вообще формального отношения мысли к предмету в противоположность качественной определенности переживания (Wasbestimmtheit des Gedachten) [519].

Интенция и «качественная определенность», по Бюлеру, есть результат абстрактного разложения. Фактически никогда одно не существует без другого. Чтобы ближе рассмотреть взаимоотношение этих двух фактов, Бюлер задается сначала более общим сложным вопросом: как дана в сознании определенность того, что мы «имеем в виду» (Meinen). Протоколы убеждают нас в том, что представления и ощущения—очень сомнительный материал для суждения о Wasbestimmtheit [520]. Приведя несколько протоколов, Бюлер говорит, что представления играют в этих переживаниях самую различную роль. Они могут сопутствовать известной мысли, не находясь ни в какой связи с этой последней, кроме того, что она является поводом для них; они появляются иногда уже после мысли и только служат для ее укреплений; наконец, представления могут служить в иных переживаниях и настоящим фундаментом для мысли. Только эти последние переживания и надо иметь в виду в вопросе о данности Wasbestimmtheiten des Gedankens через представления [521]. Другими видами этой «качественной определенности» являются Beziehungsbewusstsein, Regelbewusstsein и другие «категориальные наполнения» (Kategorialen Erffillungen) [522].

Но есть еще и другие способы данности этого же явления, то, что Гуссерль называет «ненаполненными» переживаниями или «чисто обозначительными». (rein signitive) актами и что можно также назвать «непрямым имением в виду» (indirektes Meinen). Отрицая целесообразность в психологии гносеологического понятия трансцендентности [523], Бюлер принимает его в особом смысле—именно как трансцендентность одного акта сознания по отношению к другим. Тогда Wasbestimmtheiten в актах непосредственного знания о чем–нибудь будут известными качественными локализациями (Platzbestimmtheiten) внутри известной диспозиции сознания (innerhalb einer bewussten Ordnung) [524]. «Когда «что» в «подразумевании» (was in Meinen) выражено путем локализации внутри известной диспозиции сознания, то это ничего не значит другого, как то, что предмет определен здесь не прямо, не через признаки и свойства, ему принадлежащие, но через его отношение к другим предметам, сопринадлежащим с ним к той же диспозиции» [525]. Этим Бюлер и считает разрешенным свой вопрос о взаимоотношении интенции и «качественной определенности». «При прямом «подразумевании» (Meinen) то и другое не совпадает, при непрямом же «качественные определенности» развиваются в интенциях; имеется направление на что–нибудь, и такое направление содержит в себе это «что–то»». В непрямом «подразумевании» предмет впервые образуется через акт «подразумевания», в то время как в прямом «подразумевании» он уже налицо и «подразумевание» содержит только отношение к нему. Всем этим объясняется постоянно повторяющееся показание в протоколе: «ничего не имел в сознании, кроме одного совершенно определенного направления» [526].

Различение прямого и непрямого Meinen, думает Бюлер, решает и вопрос о данности предмета путем задания его. Так, между прочим, четырехугольный круг мыслим в непрямом Meinen, мыслим как задача, но немыслим в прямом Meinen, как «наполненное» переживание. То же самое различение полезно и для объяснения единства мысли, которое, таким образом, может быть или единством интенции, или собственным моментом единства мысли, «точкой» мысли или ее «качеством формы» (Gestaltqualitat). [527]

Если бы мы спросили себя, говорит Бюлер, как надо обозначить рассмотренные нами модификации сознания с точки зрения их функциbнального значения, то все эти акты «подразумеваются» (Meinen) надо назвать знанием—в противоположность ощущениям. «Знание в противоположность ощущениям есть новое усложнение наших модификаций сознания» [528]. И еще нельзя пока точно сказать, какая функциональная зависимость между знанием и ощущением; это дело будущего. Но можно сказать одно—именно, что закономерность в этой зависимости не может быть обоснована на самих же этих функциях [529]. Все это бросает новый свет на всю психологию. Мы теперь знаем, говорит Бюлер, что «значение вообще не может быть дано в одних представлениях, но только в знании». Отсюда ясны и причины спора Локка и Беркли об общих представлениях  [530].

Мы ограничимся в нашем изложении первым исследованием Бюлера, имеющим свой особый заголовок: «tJber Gedanken» [531], и оставим без изложения два других исследования, входящих в состав «Tatsachen und Probleme zu einer Psychologie der Denkvorgange» [532]озаглавленных «Uber Gedankenzusammenhange» [533]и «Uber Gedankenerinnerungen [534]» [535]. Принципиальную важность имеет именно изложенное только что первое исследование. Во втором исследовании изучаются «сознательные отношения», существующие между мыслями (zwischengedankliche, bewusste Beziehungen), и понимание фраз. В третьем же описываются эксперименты, произведенные над «воспоминаниями мыслей», — исследование, в высшей степени интересное, но не прямо посвященное тем основным вопросам, которые мы имеем в виду при изложении вюрцбургской психологии.

Ценность ярких переживаний, вызываемых методом Бюлера. Смешение метода реального разложения с методом «абстракции». Немотивированность «метода» Бюлера. Мнимая опора на Гуссерля. Критика памяти как «реального Analysator'a». Дилемма неудачной феноменологии и ненужного экспериментализма. Логический круг в доказательстве постоянства «мыслей». Неудобство для самого Бюлера чрезвычайной сложности процессов. Секундомер у Бюлера. Противоречия в определении «самостоятельности» «мыслей». Привнесение точек зрения, чуждых чистому экспериментализму. «Простота» «мыслей». Беспринципность разделения Intention и Wasbestimmtheit. Описательный и до–теоретический характер исследования Бюлера. Итоги.

Каждая новая работа из Вюрцбургской школы свидетельствует о дальнейшем развитии как достоинств ее, так и недостатков. Бюлер в особенности подходит под это замечание с точки зрения своего метода.

Этот метод, по–нашему, оставляет желать очень многого в смысле ясности. Действительно, вызывая в сознании у испытуемого чрезвычайно сложные процессы, метод Бюлера является, может быть, наиболее совершенным для Вюрцбургской школы. Но помимо того что С возрастанием сложности переживаний возрастают и препятствия к их описанию (об этом речь будет в другой части этого сочинения), метод Бюлера, просто говоря, неясен и непонятен, если не брать его в такой общей форме, как метод с афоризмами, а если взять его точнее и обсудить самую его структуру. В общем виде можно эту неясность формулировать как смешение метода реального разложения абстракции. Но это только общий вид. Он усложняется, если принять во внимание, что в сфере психического всякое разложение будет абстракцией (так как психика есть непрерывное и постоянное становление—во всех своих субтильностях); и, значит, понятия «реального разложения» и «абстракции» требуют особого теоретического построения, и построения — до психологии как науки. У Бюлера мы найдем и метод «реального разложения», и метод «абстракции» — оба без достаточной мотивировки.