Что общего у Белла с этим «профессором»? Она услышала стук входной двери и голос Белла. Он заговорил на иностранном языке, речь его была быстра и тиха. Она не могла. уловить ни одного слова.

Затем снова послышались шаги, хлопнула наружная дверь и в комнату вошел Белл. Лицо его было озабочено.

— Вы и не представляете себе, до чего мне жаль, что это старичок пришел сюда. Я совсем забыл о том, что он придет в бюро.

— Мистер Белл, — сказала Олива, — я попрошу вас совершенно откровенно ответить мне на несколько вопросов.

— Если это будет возможно.

— Скажите, этот профессор — ваш друг?

— Нет, но я его знаю и мне жаль его. Он бесконечно беден и уродлив, но он очень способный химик. По своим знаниям он мог бы. занимать крупное положение. Он поведал мне о том, сколько горя принесла ему его уродливая внешность. Я знаю, какая у него репутация, известно мне и о том, каким делом он занят и почему именно над ним работает. Но я никогда не беседовал с ним.

— И второй вопрос. Можете на него не отвечать, если вам так угодно.

— Я и не отвечу, если сочту это невозможным.

— Спасибо на честном слове. Скажите, мистер Белл, чем вызвана вся эта таинственная история? Что такое «зелёная пыль»? Чего ради вы притворяетесь пьяницей? Чего ради вы появляетесь, словно ангел- хранитель, всегда в тех случаях, когда я нуждаюсь в вашей помощи? И почему вас не было у меня вчера, когда меня чуть не обвинили в воровстве?

Он присел на край стола — по‑видимому, это было его излюбленное место.

— На первый вопрос я не могу ответить. Второй вопрос почему я притворяюсь пьяницей? — и он дерзко передразнил её. — Я пьян потому, что есть ряд вещей, помимо пива и любви, которые могут опьянить мужчину, мисс Крессуелл.

— И что же может так опьянять? — осведомилась она.

— Работа, любовь, научные исследования и… первый аромат сирени на заре. Что касается третьего вопроса: почему меня не было, когда вас чуть не арестовали? — отвечу: я был рядом. Я находился в момент вашего возвращения домой в вашей квартире — и мне пришлось убегать по пожарной лестнице.

— Мистер Белл, — прошептала она, — это были вы… вы… Вы — сыщик?

— Я перерыл ваш письменный стол и ваш комод. Да, это был я, — сказал он не смущаясь, словно не расслышав второй половины её фразы. — Я кое‑что пытался найти.

— Вы пытались найти кое‑что? — повторила она. — Что именно?

— Три заказных письма, подброшенных в вашу квартиру вчера утром, — сказал он. — И я нашел их.

Она схватилась за голову.

— В таком случае вы…

— Я спас вас от тюрьмы. Вы уже обедали? Ведь вы эдак умрете от истощения.

— Но…

— Сейчас вы нуждаетесь в хлебе, масле, хорошем куске курицы с гарниром. — И он стремительно выбежал из бюро.

Мистер Уайт, управляющий делами фирмы Понсонби, вел весьма скромный образ жизни. Он был врагом всякого расточительства и гордился тем, что за всю свою жизнь никогда не ездил в автомобиле за свой собственный счет. Обычно в город он приезжал на омнибусе. Обедал он в столовой фирмы, аккуратно оплачивая стоимость обеда. Ужинал дома в одиночестве, потому что у него не было ни жены, ни детей, ни друзей. В давние времена у него жила старшая сестра, но она, если верить рассказам соседей, умерла от голода.

Судьба всех бережливых людей как будто сводится к тому, что после своей смерти они завещают свои сбережения государству или же исчезают при жизни, оставив после себя множество неоплаченных долгов. В последнем случае даже самым опытным бухгалтерам не удается установить, куда и каким образом утекли все эти деньги. Обычно беглецы исчезают из вида, а если проницательным сыщикам и удается их выудить из Южной Америки, столь привлекательной для подобных рантье, то загадка исчезновения столь крупных средств так и остается невыясненной.

Мистер Лассимус Уайт был одним из директоров Понсонби. Предполагалось, что он обладает одной третью акций этого огромного предприятия, и акции эти он унаследовал от своего дяди Джона Понсонби, основателя фирмы. Он выплачивал себе огромное жалованье и немалые дивиденды, что давало повод считать его богатым человеком.

Но мистер Уайт не был богат. Все его доходы поглощало какое‑то таинственное агентство. В этом обществе была застрахована драгоценная жизнь Уайта, и фирма поглощала почти целиком все его жалованье в качестве страховых премий. Эта столь тщательно оберегаемая им тайна может перестать быть тайной для читателей.

Мистер Уайт никогда в жизни не дотрагивался до игральных карт. Одна только мысль о том, что можно поставить хотя бы пенс на какую‑нибудь из лошадок; бегущих по ипподрому, могла сразить его. И всё же Уайт был неисправимым игроком. Его страстью, не знавшей границ, был интерес, питаемый им к попыткам поднять со дна морского сокровища затонувшей испанской армады. Всякого рода общества, всякого рода оптимисты и шарлатаны, занимающиеся подобными изысканиями, общества по извлечению радия из уральских недр — все это имело для Уайта какую‑то притягательную прелесть. Все то, что обещало триста процентов прибыли, привлекало Уайта, верившего, что в один прекрасный день его начинания увенчаются успехом и полностью вознаградят за понесенные им расходы. В настоящее время Уайт находился в руках некоего Ибрамовича, всем известного ростовщика.

В тот день, когда Олива Крессуелл приступила к своим новым обязанностям, мистер Уайт покинул свой мрачный дом. Его уход вызвал у обеих женщин, следивших за его хозяйством, бурную радость.

Размахивая на ходу зонтиком и полузакрыв глаза, он направился в восточную часть города. Его цилиндр несколько съехал на затылок, а пенсне, которое он всегда носил при себе, но очень редко водружал на нос, болталось на шнурке. Он любил поигрывать этим шнурком, вращая пенсне, словно дохлую крысу за хвост. Во всем его облике было столько величественности и учености, что его частенько принимали за деятеля науки. На самом же деле занимавшие его проблемы были очень далеки от научных.

В минуты больших забот и осложнений он познакомился с доктором Гардингом, и доктор сумел завоевать его доверие. Познакомились они на заседании по ликвидации дел «Океанской золотоносной компании» — общества, сулившего огромные барыши, в цели которого входила разработка ископаемых богатств, обнаруженных каким‑то американским филантропом на одном из островков Тихого океана. А пока что филантроп предпочитал торговать недвижимостью.

Гардинг не был акционером этого общества, но, по‑видимому, он питал интерес к людям, имевшим склонность помещать богатства в разработку сокровищ, существовавших только во сне.

Мистер Уайт присутствовал на этом заседании инкогнито — его акции были записаны на имя его поверенного, всерьез ломавшего голову над тем, не увеличить ли ему свою контору для того, чтобы справиться с тем огромным количеством акций, которые имелись у его клиента.

Мистер Уайт был рад случаю найти родственную душу, верившую так же, как и он, в подобного рода предприятия.

И в настоящую минуту он направлялся к доктору Гардингу. Он встретил доктора в подъезде его дома и последовал за ним.

У Оливы Крессуелл виднелся свет — значит, она была дома, комнаты Белла были погружены во мрак. На это обстоятельство обратил внимание доктор Гардинг.

— Итак, Уайт, вы решились? — спросил он.

— Я… э… я… да… нет… — мямлил осторожный предприниматель. — Сорок тысяч — это уйма денег. Это, можно сказать, состояние.

— Вы собрали эту сумму?

Мистер Уайт постарался уклониться от прямого ответа.

— Мой банкир занялся распределением дивидендов… Я… Деньги лежат в банке. Но прежде, милый доктор, простите мне мою осторожность, я бы хотел ознакомиться с некоторыми подробностями вашего чудесного плана — я заранее уверен в том, что он чудесен.

Доктор налил в стаканы виски и предложил гостю последовать его примеру.

— Нет. Вино обманывает, — сказал тот. — Никогда я не прикасался к напитку более крепкому, чем сидр. — Прошу вас, не обижайтесь на меня.