Фоном играет песня HammAli & Navai:

«Не хочу, чтоб ты плакала плакала, я приеду,

Не хочу, чтоб ты плакала плакала, ты меня дождись.

Даже, если между нами сотни километров —

Я приеду, чтоб узнать, почему не спишь.

Столько дней и дней.

Только с ней и с ней…»

В «Мандарине» происходят две вещи, о которых стоит упомянуть: Гарик обращается к блондинке «Дорогая…», при том, что она действительно дорогая и обходится ему сегодня в не одну сотню зеленых. А брюнетка, чье имя кажется Аня и чей глаз мне удалось положить на себя, во время периодических неявных жалоб своей подруги сидит и, усердно кивая с проникновенным видом, производит впечатление эксперта в отношениях — в том, в чем, по моему скромному мнению, экспертом быть уж никак нельзя.

Аня оказывается моделью, приехавшей в Москву ненадолго издалека. Она предлагает выйти покурить, я единственный, кто целенаправленно соглашается это сделать. Овеваемые вечерним ветерком мы выходим на улицу и стоим, курим. Ночная Москва все также прельщает своей циничной и в то же время романтичной пустотой современности.

Мы знакомимся поближе, Аня рассказывает мне свою историю. Оказывается, все достаточно банально. Семья у нее была не самая благополучная, поэтому, уже начиная со старших классов, она активничала в социальных сетях и в узких кругах, моталась по тусовкам, показам и пробам. В один счастливый день ее приметили люди, называющие себя продюсерами, и пригласили в Париж в качестве модели. Она, ни секунды не сомневаясь, приняла предложение и отдалась во власть этой, как оказалось, весьма скучной и однобокой светской жизни. Со всеми этими дорогами кокаина, сексом за обложку, бухими и накуренными вечеринками и размазанной тушью на заплаканном лице в туалетах по утрам. Вот она, разбитая и несбывшаяся мечта жалкой профурсетки.

Еще она рассказывает про закулисные игрища моделей в Париже, где сейчас проводит почти все время. Оказывается, что в этом бизнесе действительно очень хорошо платят, а все эти секс, наркотики и рок-н-ролл — далеко не слухи. Кроме того, девушек, приезжающих становиться лицами моды, бывает используют в качестве эскортниц, отнимают документы, делают рабынями, запирают, насилуют, избивают, подсаживают на иглу. При этом можно и не идти по этому пути, быть независимой, давать только правильным людям и выйти замуж за какого-нибудь богатого папика, если повезет. К счастью, кроме кокаина, она до сих пор ничего не пробовала, при этом планирует завязать с модельным бизнесом и вернуться в Россию.

Тут из заведения выходит Гар в обнимку с блондинкой, они быстро и скомкано прощаются с нами: блондинка без тени смущения говорит нам «пока», а Гар сообщает мне, подмигивая, что оплатил наш столик. Далее они садятся в только что подъехавшее такси и отчаливают.

Мы стоим и докуриваем сигареты. Я понимаю, что ситуация уже обязывает ее определиться на счет ее планов. Она, томно смотря вдаль и выдувая дым, скрывает в глазах какую-то эмоцию, которую мой жалкий умишко не может распознать. Я слышал такие понятия как либидо, влечение, сексуальность, потенция, аддикция, но в ее глазах таится явно нечто иное, еще не открытое наукой. Стоит мне только заглянуть в них, как я сразу оказываюсь по колено в похоти. Мне невероятно сильно хочется завладеть ею, причем речь тут совершенно не идет о том, чтобы разделять и властвовать. Маленький капиталист во мне говорит о том, что с ней нужно как раз-таки сохранять и преумножать. Поэтому я предпринимаю ход конем и говорю максимально ненавязчиво:

— Знаешь, у меня дома есть бутылочка бордо, мне недавно подарили вкуснейшую арабику, и есть возможность послушать несколько виниловых пластинок. Что скажешь?

Заканчивается бесконечно длительное ожидание того самого момента, когда ты наконец можешь почувствовать, что завладел женщиной, и можешь уже везти ее на все четыре стороны и делать с ней все самое извращенное, что только приходит тебе в голову. А приходит мне, конечно же, многое. Бездонный багаж знаний, почерпнутый за всю сознательную жизнь, с тех пор как я нащупал свой член и понял, наконец, зачем он нужен, сделал свое дело. Всевозможные интернет-площадки, от pornhub до банального отключения галочки «без ограничений» Вконтакте, сделали из меня апологета легкого отношения к сексу и прекраснейшим образом помогли наловчиться обходиться со своим отростком и женским отверстием. О, священ тот день, когда человечество изобрело такую штуку как порнография. Лучшая школа того не существовавшего сексуального образования, которого на новой странице российской истории так и не родилось. Странное дело, одни на противозачаточных снимают это великое кино, а другие делают первые робкие шаги своего становления под эти благостные стоны истинного человеческого счастья.

Мы, конечно же, до самого последнего момента держимся предельно сдержанно, словно все под контролем и мы просто едем ко мне домой действительно выпить шикарного французского вина или марокканского кофе, который я потрясающе умею варить, и под это дело прослушать беспрецедентно обойденный вниманием альбом группы The Doors.

Естественно, кофеварки в моей квартире не оказывается в принципе, нет даже ни грамма кофе, а из музыки нас встречают разве что булькающие звуки потекшего крана и шелест тараканов за плинтусами.

Отворив дверь своей окраинной берлоги, я пропускаю девушку вперед. По-женски изящно проскользнув внутрь, она аккуратно сбрасывает свою сумочку, ботильоны, обутые на босу ногу, и, пройдя несколько нежных шагов, присаживается на корточки, чтобы изучить нечто лежащее у меня на журнальном столике. Ее платье как-то вздымается и оголяет ее потрясающе длинные и красивые ноги. И почему все всегда так банально?

Мне вдруг становится как-то больно в области паха, и я понимаю, что у меня никогда еще не было столь мгновенной и сильной эрекции. Истошно выдохнув сквозь разом обсохшие губы, кто-то из меня сипит: «какие у тебя…».

Аня оборачивается и сразу же понимает, что кофеварки у меня действительно нету. Осознавая, насколько сильно я сейчас нуждаюсь в женской ласке, она быстро подходит и, обхватив обеими руками, впивается в меня всем своим естеством — страстная женщина.

Никогда раньше у меня не было такого крутого траха.

Мы совокупляемся как кролики, пока, наконец, в доме не остается неиспользованных презервативов. Происходит эпохальный момент — я все еще хочу ее, но не могу. Злая жизнь, очень злая.

Спустя какое-то время, смирившись с тем, что все в мире, даже такое восхитительное действо как прерванный половой акт, заканчивается, мы слегка привыкаем различать друг друга в темноте и укладываемся в обнимку.

Мягкие шторы уже начинают пропускать ультрафиолет, а я лежу с широко закрытыми глазами и обнимаю прекрасное существо, которое каким-то образом согласилось скрасить одну из моих тысяч молодых ночей.

Часы пробивают четыре утра, мозговая активность в моей голове, если верить научному подходу, приближается к максимальной. Тысячи нейронов прокладывают мне путь к великому познанию всего сущего. Я лежу, а в моей голове выстраивается бесконечное количество версий и теорий, почему же все-таки все так, как оно есть. Меня не покидает острое чувство, что я практически добрался до истины. Чрезмерно приятное ощущение.

Мне становится доступно знание, что все, абсолютно все живые твари в этом мире хотят безвозвратно отдаться в лоно любви и ни о чем больше не думать, просто продать себя без остатка во власть этой бешено кипящей силы. Но любви не существует, а значит ты в лучшем случае отдашься чьим-то корыстным интересам. И почему-то именно в этот момент ко мне приходит предельно четкое осознание того, что я, пожалуй, никого не полюблю в этой жизни. Совсем… никогда… никого…

Краем глаза на своем прикроватном столике я вижу томик Маркеса про сто лет одиночества.

По всем собранным за все существование человечества знаниям выходит, что это слово из шести букв — всего лишь собирательное название всего самого возвышенного, что может произвести своим организмом человеческое существо. Но результат на практике редко превосходит ожидания, а любовь на практике редко оказывается взаимной и уж тем более продолжительней трех лет Бегбедера. Зато сколько боли!

Если снизойти до бренной земли и говорить более приземленно, то модели ситуации все равно ведь две: либо ты находишь меркантильную сучку с мозгами, либо разбиваешь сердце безмозглому наиву. Больно всегда и везде, жизнь ведь боль.

Мой будильник, поставленный на четыре тридцать, тихо начинает воспроизводить выбранный рингтон — старенький ковер, записанный Limp Bizkit:

no one knows what it’s like

to be the bad man

to be the sad man

behind blue eyes…

Аня начинает по-девичьи нежно ерзать в уютной постели, и мне так не хочется прерывать это. Этот момент прекрасен своей неповторимостью…

Музыка выключается изящным движением мягких женских пальцев, после я слышу сладкое урчание радостно потягивающегося тела и обнаруживаю встречный восторженный взгляд только что открывшихся глаз:

— Ты что все это время не спал?

Я какое-то время тупо ловлю этот момент, прежде чем ответить:

— Нет, я проснулся недавно. Моя потенция не позволила мне просто спать рядом с таким прекрасным существом.

В ответ слышится довольное урчание:

— Я не существо, я человек, которому очень приятно сейчас быть рядом с тобой. — Немного помедлив, Аня скромно задает вопрос: — Слушай, скажи, мне правда интересно, а почему ты до сих пор никого не нашел себе? Ты же очень классный.

Ее вопрос вызывает во мне легкий приступ yes-мэна, но я не подаю виду. Вместо этого я просто вкратце анализирую текущее положение вещей в своей жизни и выдаю ей откровенный ответ, настолько неприкрытый, насколько я сам не одет: