— И меня снова будут ждать цепи?

— Нет. Но у меня есть наручники.

— Нет, — ответила я. — Хотя, ладно. На ком будут наручники?

Он ухмыльнулся.

Мы подъехали к складу.

— Мне пора. — Я не хотела уходить.

Он раскрыл рот, и я прижала палец к его губам.

— Пожалуйста, не называй моё имя. Если ты произнесёшь моё имя, я не смогу выйти из машины.

Он улыбнулся. Это была ехидная мужская улыбка, и с ней он выглядел одновременно привлекательным и порочным, словно демон.

— Роган, я серьёзно. Не называй моё имя, не целуй меня на прощание и не смотри на меня… да, вот так. Не смотри на меня так. Завтра мне разыскивать мужа твоей бывшей невесты, и мне нужно поспать.

Я все ещё не могла сдвинуться с сидения. Он притягивал меня как магнит. И дело было даже не в захватывающем сексе или его внешности, хотя и то и другое помогало. Дело было в том, как он смотрел на меня, когда думал, что я не смотрю. Словно я была центром его вселенной. Когда он так на меня смотрел, я готова была сделать для него все. Меня пугало то, что я могла любить кого-то так сильно, поэтому я боролась как сумасшедшая, чтобы сохранить каждый осколок независимости, который у меня остался.

— Я вижу тень Цезаря, — сказал он.

Я тоже видела. Но пока у нас не было доказательств, поспешные выводы не вели ни к чему хорошему.

— Это действительно кажется большим совпадением — мать Ринды умирает, затем, в течение нескольких недель, её муж исчезает. Но, судя по всему, у него есть привычка смываться, когда прижмёт, и как раз сейчас его прижало.

Он пристально посмотрел на меня взглядом Чокнутого Рогана.

— Если ты найдёшь связь между исчезновением Брайана и заговором, я хочу об этом знать. Не на следующий день или когда это удобно, а сразу же.

— Да, сэр. Я собиралась поцеловать вас на прощание, но теперь не могу. Правила не позволяют мне отношений со старшим офицером.

— Очень смешно, — фыркнул он.

Я открыла дверь и выбралась из машины.

— Невада, — окликнул он меня, вложив мир обещаний в одно слово.

Я продолжила идти.

Его голос ласкал меня, словно прикосновение.

— Вернись и дай мне поцеловать тебя на прощание.

— Я тебя не слышу.

Я припустила к двери, ворвалась внутрь и захлопнула её. Это была большая, толстая дверь. Я не могла слышать, как он смеётся мне вслед. Должно быть, я вообразила это. Да, так и было.

Я прошла через дом. На кухне горел свет, и до меня донеслись голоса. Никто не ложился спать, дожидаясь меня.

Завтра мне придётся поехать в «Биокор» и начать поиски мужа Ринды. Завтра я снова увижу Рогана. Но сначала, мне нужно пережить сегодняшний вечер. Я вздохнула, расправила плечи и отправилась поговорить с семьёй.

Было утро. Яркий солнечный свет, жизнерадостное голубое небо и огромный молот головной боли, который бился внутри черепа. Я проглотила две таблетки ибупрофена, как только разлепила глаза, потому что у меня сегодня были дела, но даже они серьёзно ни на что не влияли.

Прошлым вечером дома меня ожидал настоящий шквал вопросов. И как только я рассказала им, что произошло, вопросов стало ещё больше. Мама хотела узнать о Виктории Тремейн; Леон хотел знать, получит ли он, наконец, пистолет, когда мы станем Домом; Каталина хотела узнать о её испытаниях; Арабелла хотела знать, симпатичный ли Майкл, а бабуля Фрида заявила, что во время войны встречала как-то раз Линуса Дункана, и хотела знать, по-прежнему ли он «горячий темноглазый шотландец». Когда я наконец-то от них отбилась, было уже два часа ночи. Я поднялась наверх, разделась, упала на кровать и вырубилась. Мне приснился Роган и, проснувшись на час позже, я не могла понять, почему его нет в постели со мной. Теперь было утро, и направляясь в наш офис, я чувствовала, будто волочу за собой бульдозер.

Корнелиус уже сидел за своим столом. Он был одет в темно-серый костюм, белую рубашку и чёрный галстук, а его светлые волосы были аккуратно зачёсаны назад. Даже в трудные времена, Корнелиус всегда обладал чувством стиля. Он был опрятен, аккуратен и спокоен. Вы бы никогда не догадались, что этот же мужчина своим пением заставил орду крыс заживо сожрать другого человека.

Сегодня крыс не было, но зато Талон, его куриный ястреб, восседал на вершине книжного шкафа, глядя на меня янтарными глазами.

Корнелиус поднял голову от ноутбука и округлил глаза. На мне был одет брючный костюм от Армани и дорогущая светло-серая блузка, в комплекте с лодочками от Стюарта Вейцмана, обладавших одним замечательным преимуществом — они были достаточно удобными, чтобы в них бегать. Мои волосы были выпрямлены и собраны сзади в узел. Макияж я постаралась нанести настолько хорошо, насколько это мне позволила головная боль.

— Ты похожа на агента ЦРУ, — заметил Корнелиус.

— Ты когда-нибудь встречал агентов ЦРУ?

— Нет. Но могу представить, что они выглядят, как ты.

— Это мой костюм, внушающий клиентам уверенность, — объяснила я. — У меня есть два дорогих костюма. Один я одеваю на первую встречу, а второй, когда закрываю дело и прихожу за оплатой. В остальное время костюмы висят в пластиковых чехлах в глубине моего шкафа.

— Планируешь произвести на клиента впечатление? — спросил он.

— У нас уже есть клиентка. Мне нужно произвести впечатление на её Дом. Её муж пропал, и если к этому причастна его семья, мне бы хотелось, чтобы они увидели во мне серьёзную угрозу, и сосредоточились на мне вместо неё. Я хотела бы, чтобы ты поехал со мной. Для тебя это будет хороший опыт, а мне ты поможешь выглядеть солиднее.

— Конечно. — Корнелиус встал.

— Наша клиентка — Ринда Шервуд. В девичестве Ринда Чарльз.

Он замер на месте.

— Она объявилась здесь вчера вечером, — пояснила я. — Её муж пропал.

Корнелиус обрёл дар речи.

— Она… знает?

— Она знает, что там были я и Роган. Она не знает, как именно погибла Оливия или кто это сделал. Я пойму, если ты решишь воздержаться.

— Но зачем ей приходить к тебе?

— Потому что все друзья матери её бросили, а Дом Шервуд не переживает из-за исчезновения её мужа. Ей в буквальном смысле некуда идти.

— Ты считаешь, это связано с заговором, к которому была причастна её мать?

— Может быть, — согласилась я. — А может, её муж просто трудоголик, который сорвался и решил исчезнуть на несколько дней.

Корнелиус задумался над этим.

— Ещё мне стоит добавить, что я подала прошение признать нас Домом.

Он моргнул снова.

— Поздравляю.

— Виктория Тремейн — моя бабушка, — продолжила я. — Её никак не обрадовал такой поворот, и хотя есть правила, не позволяющие ей вмешиваться, я не могу обещать, что она что-нибудь не выкинет.

— Ты нервничаешь? — спросил Корнелиус.

— Да. — Что уж тут врать. — Будь у меня выбор, я бы предпочла прятаться здесь до испытаний, но я пообещала Ринде найти её мужа.

— Ты не можешь прятаться, — тихо сказал Корнелиус. — Твоё имя в книге. Люди следят за всеми вами, но в особенности за тобой, чтобы понять, какого рода Дом из вас выйдет. Первое впечатление очень важно.

— Первое впечатление?

Корнелиус помедлил.

— Когда подаётся заявка на основание Дома, она сначала читается на заседании Ассамблеи, а затем о ней сообщается в их внутренней новостной рассылке.

Отлично. Каждый Дом в Техасе увидит нашу фамилию в своей электронной почте.

— Значит, все знают?

— Да. Это делается, чтобы воспрепятствовать вмешательству других Домов.

— Они будут знать, какие таланты заявлены для испытаний?

— Да.

Выходит, кота выпустили из мешка. Я объявила себя правдоискателем на весь штат Техас.

— За тобой будут следить, — предупредил Корнелиус. — Сейчас очень важно, как ты будешь себя вести.

Он был прав, прятаться было нельзя. Мы не могли позволить себе выглядеть трусами.

Я посмотрела на Корнелиуса.

— Спасибо.