— Ты получил бумаги?

Он кивнул.

— Они подписали отказ от преследования. Харкорты юридически признают свою вину и обязуются больше не возвращаться к этому вопросу.

— Они будут ему следовать?

— Да. Если они его нарушат, последуют жёсткие санкции от Ассамблеи.

Я кивнула и отвела взгляд.

— Ты в порядке? — спросил он.

— Нет.

— Поговори со мной.

— Как думаешь, они сделали этих монстров из ничего? Или же есть какое-то место, другой мир, из которого они их вытащили?

— Никто этого не знает.

— Так много смертей, Коннор. Ради такой мелочи.

Он взял меня за руку и сжал её.

— Неужели именно так меня будут видеть люди? — спросила я. — Выродком.

— Так они видят твою бабушку. Два десятилетия назад, Виктория Тремейн буйствовала не на шутку. Я не застал того времени, но спросил у матери и она всё ещё его помнит.

Я взглянула на него.

— Что?

— Твоя мать? Я думала, вы не ладите?

Он нахмурился.

— Нет. Я общаюсь с ней каждую неделю.

— Почему она… почему она не участвует во всем этом?

Он пожал плечами.

— Она не хочет. Моя мать пережила больше покушений, чем несколько глав правительства вместе взятых; играла в политику Домов, а после смерти отца и моего вступления в наследство, решила, что с неё хватит. Разве можно её в этом винить?

Я покосилась на окровавленную гору тел животных.

— Нет.

— Как я уже сказал, моя мать помнит засилье террора, учинённого твоей бабушкой. Виктория Тремейн основательно проредила Дома. Превосходные исчезали, а затем возвращались, неразборчиво мямля, как идиоты, с выжженными мозгами. Людей хватали прямо посреди улицы, приводили к ней и допрашивали. Выжившие называли это ментальным изнасилованием, и их восстановление занимало кучу времени. Некоторые из них так и не оправились. Мать считает, что Виктория заключила сделку с федералами, поскольку ей слишком долго все сходило с рук. Ходили слухи, что она что-то искала, но все, кому удалось вырваться из её когтей, были не в состоянии об этом говорить.

— Она искала моего отца. — Временной промежуток как раз совпадал.

— Я тоже об этом подумал. — Роган расправил плечи и в его груди что-то щёлкнуло. Он поморщился. — Ты не Виктория, Невада.

— Но я как она. Ты видел, как они смотрели на меня?

— Да. Они боятся тебя.

— Ужасаются. Они испытывают ужас и отвращение.

Он ухмыльнулся — дракон, обнаживший свои клыки.

— Да.

Похоже, его это совершенно не расстроило. Я заставила Харкортов дрожать от ужаса. Я была ужасным выродком, и они были готовы выдать свои самые тёмные секреты, лишь бы я держалась подальше от их разума.

Ох.

— Теперь все об этом узнают?

— Возможно. Твоё имя было в документах для «Веронского исключения». — Он выглядел невыносимо самодовольным.

Эта новость разойдётся. К сегодняшнему вечеру лидеры общественного мнения Хьюстона будут знать, что будущий Дом Бейлор ведёт род от Виктории Тремейн. Количество Домов, рассчитывающих нас уничтожить после окончания отсрочки, только что сократилось на хороший процент.

— Она будет в ярости. Особенно теперь, когда все узнают, что мы посмели пойти против неё.

— Несомненно. Но ещё она будет гордиться, — добавил Роган. — Ты пришла и заставила боевой Дом с четырьмя Превосходными повиноваться, даже не пошевелив пальцем. Твоей бабушке это очень понравится.

Судя по всему, ему это тоже нравилось.

Я прильнула к нему.

— Как насчёт тебя, Роган? Не боишься спать с выродком?

Он улыбнулся, его голубые глаза посветлели и, подняв руку, он убрал выбившийся локон с моего лица.

— Когда мы были в домике в горах, и ты танцевала в снегу, я не переставал удивляться, почему он не таял. Ты как весна, Невада. Моя весна.

Ривьера вбежал по пандусу в бронетранспортёр.

— Сэр, мы готовы отправляться.

— Выдвигаемся, — приказал Роган.

— Есть, сэр.

Ривера выбежал наружу и рявкнул:

— Выдвигаемся! Мы закончили.

Я вытащила свой телефон. Не работает. Следовало зарядить его этим утром. Вот и плакал мой сбор разведданных.

— Что не так с Александром Штормом? — спросила я, когда транспорт начал заполняться людьми.

— Он Превосходный, — сказал Роган.

Да неужели.

— Какого рода магии?

— Он дуал — Превосходный фульгур- и аэрокинетик высшего ранга.

Твою мать. Александр Шторм мог одновременно управлять ветром и молниями.

— Хорошенькое имечко.

— Его прапрадед официально сменил их фамилию, когда основал Дом, — пояснил Роган.

Бронетранспортёр заурчал. Мы тронулись с места.

— Насколько он силён?

Лицо Рогана снова стало лицом Превосходного, непроницаемым и спокойным.

— Когда мне было два года, мой отец встречался с главами других Домов, чтобы обсудить стратегию, которую они собирались продвигать в Ассамблее в ответ на Боснийский конфликт. Они собрались в железобетонном бункере, зарытом под землю на двадцать футов, потому что у некоторых из них была паранойя касательно слежки.

— И?

— Джеральд Шторм расстроился, что его не пригласили, поэтому он создал торнадо Ф4 и удерживал его на одном месте восемнадцать минут. Торнадо частично откопало бункер, оторвало кусок стены с крышей и отшвырнуло их на сотню футов. Максин Эбнер вытянуло через проём. Она была прыгуном и смогла с помощью магического импульса отскочить, но при падении сломала обе ноги.

— Что было дальше?

— В конце концов, Джеральд угомонился, и когда торнадо стихло, его ожидали девять разозлённых Превосходных. Джеральду пришлось возместить убытки и публично принести извинения. Но мой отец навсегда запомнил, какого было сидеть в том бункере, когда над ним ревело небо. Как и все остальные, кто там был. Александр Шторм сильнее своего отца. — Глаза Рогана потемнели. — Нам нужно пересмотреть нашу систему обороны.

Транспортёр остановился. Погрузилась моя мама в сопровождении Леона. Она по-прежнему была спокойна, с безмятежным выражением лица. В глазах Леона застыл мечтательный взгляд. В последний раз, когда я его таким видела, ему было семь, и мы возили его в «Мир Диснея».

— Как все прошло? — спросила я.

Кузен улыбнулся.

— Великолепно.

Мама закатила глаза.

Телефон Рогана зазвонил. Он ответил.

— Помедленнее, Ринда, я тебя не понимаю… Так. Положи его на лёд. Мы уже в пути.

Он повесил трубку. Его лицо помрачнело.

— Они прислали ей ухо Брайана.

Ухо прибыло в зип-пакете внутри простого жёлтого конверта, адресованного мне и Ринде, и выброшенного перед будкой охраны на Гесснер Стрит. Она оставила ухо в пакете. Я предпочла сделать тоже самое, но разместила пакет на листе белой бумаге, чтобы получше его изучить.

Ухо принадлежало белому человеку, и было удалено одним точным разрезом, какой мог бы сделать скальпелем опытный хирург. Разрез меня обеспокоил. Что-то здесь было не так.

Мы были на втором этаже в штаб-квартире Рогана. Как только мы приехали, к транспортёру подбежали взволнованные люди и Роган унёсся вместе с ними, оставив меня разбираться с ухом.

Все это время Ринда ожидала нас под чуткой заботой Бага, выглядевшего слегка переполошенным. Радовало, что им хотя бы хватило ума положить ухо в термоконтейнер и заполнить его льдом.

— Этого ведь уже не исправишь, верно? — глухо спросила Ринда. — Мы не сможем ничем ему помочь.

— Все обойдётся, — успокоила я её. — Были ли у Брайана шрамы, татуировки, проколы в ушах, чтобы мы могли убедиться, что это его ухо?

— Пожалуйста, не спрашивай у меня, похоже ли оно на ухо моего мужа, — попросила Ринда слабым голосом.

— Вы зарегистрированы в «Свитке»?

Она моргнула, слегка опешив.

— Да?

— Пожалуйста, запроси ДНК анализ уха. Пусть подтвердят, что оно принадлежит Брайану.

— Зачем им присылать мне ухо кого-то другого?

А вот это вопрос на миллион долларов.