Так в то самое раннее утро Марк Роснан подружился с Даниэль.

Все в нашем классе только и говорили о том, что Даниэль просто выпало такое счастье, что она поселилась рядом с домом Марка Роснана. И вряд ли этот талантливый писатель стал тратить на Даниэль свое драгоценное время, если бы она не жила у него перед самым носом и он не ощущал по этому поводу некоторые добрососедские обязательства.

Даниэль теперь могла зайти к Марку Роснану когда угодно и о чем угодно с ним поговорить. Не думаю, что Марк Роснан не видел, что Даниэль тоже, как все, им увлечена.

Но в дружбе увлечение присутствует так же, как и в любви. А иначе никакой дружбы, как впрочем, и любви, не бывает.

А потому все в этой новой, только зарождавшейся земной истории оставалось так, как есть. И никакие силы небесные что-либо менять в этой истории пока не собирались.

В первый раз Даниэль пришла к Марку Роснану с какой-то очень большой и серьезной проблемой. Кажется, ей надо было что-то наврать в школьном сочинении о счастье в личной жизни. И она совершенно не знала, как про это наврать и что такое вообще счастье в личной жизни.

И Марк Роснан терпеливо объяснил ей, что вот, мол, солнце в небе — это уже счастье, и птицы на деревьях, и цветы в саду, и крыша родного дома над головой.

Даниэль стояла на краю бассейна, кивала и говорила:

— Ах! Теперь понятно!

А сама тем временем думала о том, что будет, если она вдруг случайно свалится в бассейн: бросится он ее спасать или нет?

На ней были короткие бежевые шорты и яркая цветастая блузка. Все это очень эффектно будет смотреться в воде.

Марк Роснан будто уловил эти ее мысли. Он взял Даниэль за локоть, отвел подальше от бассейна и посадил в плетеное кресло возле своего рабочего стола в саду.

Весь стол Марка Роснана был завален черновиками. Марк Роснан писал везде: дома, на улице, в самолетах и аэропортах во время своих многочисленных поездок по миру. Он ни секунды не мог находиться вне власти своих мыслей, размышлений и идей.

Даниэль оглядела стол.

— А почему вы сразу все распечатываете, а не храните свои мысли в компьютере? — спросила она.

Она положила ногу на ногу и откинула свои длинные волосы на спинку кресла.

— Я привык видеть слова напечатанными на бумаге, — сказал Марк Роснан, — я так лучше их понимаю.

Даниэль внимательно посмотрела на него, чтобы определить, не шутит ли он, но Марк Роснан был серьезен.

— Компьютеры существуют недавно, а бумага — с тринадцатого века, — сказал тем временем Марк Роснан. — Я успел привыкнуть.

Даниэль улыбнулась. Марк Роснан и правда был очень интересным человеком. И к нему тянуло, как к магниту.

— А о чем вы сейчас пишете? — спросила Даниэль.

— Я всегда выстраиваю одновременно сразу несколько сюжетных линий, — сказал Марк Роснан, — и поэтому не могу говорить конкретно о чем-нибудь одном.

— И вы всегда обо всем помните? — удивилась Даниэль.

Марк Роснан улыбнулся.

— Ну конечно же я обо всем помню.

— А почему вы вообще пишете прозу? — спросила Даниэль.

— Просто это мое отношение к жизни. Все события, мысли и чувства я хочу превратить в слова.

— А я хочу все нарисовать.

— Ну вот видишь, это и есть наше отношение к жизни, и только так нам интересно жить.

— Уходя от реальности?

— Ну почему же, это и есть наша реальность.

Даниэль подумала.

— Да, действительно.

Марк Роснан тем временем вытащил из пачки сигарету, но опять так и не закурил.

— А сюжеты вы легко придумываете? — спросила Даниэль.

— Некоторые — легко, а некоторые — очень тяжело.

— И много у вас этих самых сюжетов?

— Очень много.

— И вы обо всем успеваете написать?

— Что ты, нет, конечно, — улыбнулся Марк Роснан. — Я ничего не успеваю.

— И что бывает с теми сюжетами, о которых вы так и не успеваете написать?

— Они остаются со мной. И, может быть, я когда-нибудь дойду и до них.

— А как вообще все это рождается?

Марк Роснан слегка пожал плечами.

— Как рождаются звезды, — задумчиво сказал он, — космическая пыль, сгустки энергии, материализация мыслей.

Даниэль улыбнулась.

— А сюжеты?

— Возникают из каких-нибудь идей, размышлений о жизни и о людях.

— А какие люди вас интересуют в этой жизни больше всего? — тут же спросила Даниэль.

— Больше всего в этой жизни меня интересуют писатели и хирурги, — совершенно серьезно сказал Марк Роснан.

Даниэль удивленно посмотрела на него.

— Но почему? — сказала Даниэль.

— Мне кажется, эти люди не такие, как все остальные.

Даниэль очень удивилась.

— Но вы же тоже писатель, — сказала она.

Марк Роснан рассмеялся.

— Но я же не о себе сейчас говорю. Я говорю о писательском видении мира.

— Я понимаю, что у писателей не такое видение мира, как у всех остальных людей, но при чем здесь хирурги?

— У хирургов тоже не такое видение мира, как у всех остальных людей.

— И какое видение мира у хирургов?

— А вот этого я пока не знаю.

— Разве есть такие вещи, о которых вы не знаете? — улыбнулась Даниэль.

— О, таких вещей полным-полно, — сказал Марк Роснан.

Даниэль задумалась — о чем еще она могла бы спросить?

Марк Роснан с улыбкой наблюдал за ней.

— А какие писательские приемы у вас существуют? — спросила Даниэль.

— Все чисто интуитивно, никаких приемов нет, все идеи витают в воздухе.

— И какие идеи витают в воздухе?

— Многие, — сказал Марк Роснан. — Проблемы детства и взаимоотношений с родителями, контакты с внешним миром и окружающими людьми. Вера в людей и собственные силы. Привязанности, страсть, надежда, всепоглощающая любовь. Разочарования, проблемы, неоспоримые истины. Ожидание, страх, потери идеалов, уход в себя, новое возрождение.

— А прямо сейчас вы могли бы что-нибудь придумать? — спросила Даниэль.

— Прямо сейчас?

Марк Роснан задумался.

— Все лежит на поверхности, — сказал он наконец. — Кто-то любит кого-то, не может без него ни дышать, ни жить. А этот кто-то другой прекрасно может без него и дышать, и жить. А потом вдруг все меняется.

— Как это — вдруг?

— Ну не вдруг, а спустя некоторое время.

— И все непременно должно однажды поменяться?

— Почему же непременно, просто предполагается, что однажды так может произойти.

— Например?

— Ну, например, — сказал Марк Роснан, — кто-то любит кого-то долго, очень долго. Любит неизбывно, невыносимо, безнадежно. А потом вдруг полюбит другого человека. Его друга, его брата или, может, совершенно постороннего человека.

— Разве так бывает? — сказала Даниэль.

Марк Роснан улыбнулся.

— Так бывает сплошь и рядом. Эта история рождается и живет, и, как все живое, имеет свое начало и конец. Она вбирает в себя чувства и события, духовное преображение и перемены, этапы жизни и любви. И так как жизнь безумно коротка, то всем историям в нашей жизни тоже отпущено мало времени на существование. Все когда-то кончается, это было и будет всегда до скончания времен.

— И как вы сделаете, чтобы, например, главная героиня разлюбила главного героя?

— А я ничего для этого не сделаю, — сказал Марк Роснан, — все произойдет само собой.

— Даже если главный герой будет совершенным, необычным, идеальным и неповторимым, а тот, другой герой, будет совершенно обыкновенным человеком, все равно так произойдет?

— И знаешь, — сказал Марк Роснан, — а ведь именно в этом случае все так и произойдет.

Даниэль смотрела на Марка Роснана, затаив дыхание. Марк Роснан был тайной, которую можно было разгадывать всю жизнь. Он один был целым миром для Даниэль, и только одного этого мира ей было теперь вполне достаточно для того, чтобы хоть что-то понять в этой жизни и на этой земле.