Только успел Руал Амундсен отправить свою весть, как поступает сногсшибательное сообщение о том, что 13 августа на самый север Норвегии, в Вардё, прибыл Фритьоф Нансен с двадцативосьмилетним лейтенантом Ялмаром Юхансеном. Спустя неделю в Тромсё бросает якорь «Фрам» под командой Отто Свердрупа. Шведская колония Норвегия взрывается восторгом. Современные викинги пересекли Ледовитый океан, в точности исполнив задуманное. Впрочем, не совсем в точности (у них не вышло попасть на Северный полюс), но в пылу всеобщего ликования никто не собирался придираться к подобным мелочам. «Фрам» проследовал на юг вдоль всего норвежского побережья как флагманский корабль, под шелест развевающихся флагов и речи о национальной гордости, с возвышающимся на корме живым воплощением викингского короля.

Когда судно 9 сентября 1896 года вошло в Христиания-фьорд, встречать его высыпала вся столица. Во дворце ждал с орденами и шелковыми лентами стареющий Бернадот. У бывшего королевского дворца в крепости Акерсхус стоял знаменитый поэт и общественный деятель Бьёрнстьерне Бьёрнсон, готовый проследить преемственность традиций от легендарных викингских королей к современным героям-полярникам. Норвежцы обрели небывалую уверенность в себе. В благодарственной речи Фритьоф Нансен сказал, что «подобный план мог осуществить лишь один народ в мире — норвежский».

В тот день в Христиании не хватало одного человека, Руала Амундсена. Вместе с братом Густавом он нанялся на грузовоз «Хюльдра», и теперь они шли во французский Кан, где надеялись повидать Леона. И все же не приходится сомневаться, что в своих разговорах братья то и дело возвращались к двум темам: прибытию «Фрама» и отплытию «Бельгики».

Бельгийский антарктический поход готовился в обстановке куда менее благополучной в финансовом отношении, чем норвежская экспедиция к Северному полюсу. Барк «Бельгика» был построен в Норвегии и зиму накануне отплытия провел в вестфоллском городе Саннефьорд, где производили его ремонт и необходимое переоборудование. Отбытие судна было намечено на лето 1897 года. Интересно, что еще на стадии планирования матроса Амундсена повысили в должности до старшего помощника. Похоже, за места в составе нищей и опасной экспедиции отнюдь не дрались.

Зимой 1897 года Руал Амундсен приезжает в Антверпен, чтобы получиться языку и пройти курс навигации. Он снимает недорогое жилье.

Весной того же года Леон получает в Коньяке письмо со штемпелем: «Антверпен, 24 марта 1897 года». Потрясенный Руал пишет: «Сегодня ночью произошла история столь трагическая, что мне не забыть ее до гробовой доски. Хозяйка дома покончила с собой, отравившись угарным газом». Утром ее обнаружил сам Руал. «На полу стояло два цинковых ведра с углем, в одном еще догорали головешки». Рядом, «оцепенелая и холодная», лежала женщина.

Говоря начистоту, у Руала Амундсена завязался с квартирной хозяйкой роман. А она, между прочим, была замужем. Теперь же, в письме Леону, Руал выставляет себя прежде всего свидетелем трагедии. «Мы с хозяйкой были добрыми друзьями, почему мне известны многие подробности. Боюсь, если б я взялся рассказать тебе эту историю как следует, го не кончил бы до полуночи». Тем не менее сразу становится ясно, что эта смерть нарушит дальнейшие планы квартиранта. В день отправки письма он бросает навигационные курсы.

Должны быть веские, крайне веские причины, чтобы Руал Амундсен рискнул лишиться своей должности в полярной экспедиции. «С первым же судном я возвращаюсь домой, ибо после такого случая не способен более работать в Антверпене».

Леон телеграммой зовет брата к себе в Коньяк, но Руал «из-за этого происшествия настроен немедленно возвратиться на родину». Видимо, под ногами квартиранта все еще горели уголья в цинковых ведрах. 26 марта он проводил хозяйку в последний путь, а наутро ни свет ни заря отбыл в Христианию. Хозяйка покоилась в могиле, однако ее муж был жив.

Впоследствии Руал признался брату, что вынужден был сломя голову бежать из Антверпена. Оставаться там было небезопасно.

А Руала Амундсена манила Антарктика.

Основным полем деятельности для полярных исследователей была Арктика. Экспедиция «Бельгики» открыла новую (весьма бурную) эру в освоении обширного региона, остававшегося практически неприкосновенным, — Антарктики. За свою долгую карьеру путешественника Руалу Амундсену суждено было посетить белый континент всего дважды, второй раз — когда он водрузил флаг на Южном полюсе.

Первый поход в Антарктику стал для Амундсена подлинным университетом, обучившим его искусству полярных исследований. Экспедицией руководил Адриен де Жерлаш. Как и капитан корабля, лейтенант Жорж Лекуант, он был бельгийцем, тогда как остальной экипаж состоял из представителей самых разных национальностей.

Этой экспедиции, предпринятой для открытия новых земель, суждено было стать единственной, в которой Руал Амундсен участвовал в качестве подчиненного, — весьма полезное положение для начинающего полярника, которому прежде всего нужно выучиться руководить. В «Моей жизни» Амундсен, как ни странно, ни разу не упоминает барона де Жерлаша по имени, ограничиваясь фразой «бельгийский моряк». Поразительно, но национальный герой Бельгии аккуратно стерт из написанной норвежцем истории собственной жизни. Кроме самого Амундсена, по фамилии назван лишь судовой врач. Эти двое — норвежский старший помощник и американский врач — предстают в воспоминаниях истинными руководителями экспедиции [11].

Пока переоборудованный корабль еще стоял в Санне-фьорде, туда нанес визит Фритьоф Нансен. Это была первая встреча полярных исследователей — величественного триумфатора и никому не ведомого Руала Амундсена, который был одиннадцатью годами моложе и одиннадцатью сантиметрами ниже Нансена. Встречу, однако, запомнит не только младший из двоих. «Тому, кто хоть раз видел это лицо, нелегко будет забыть его», — скажет через тридцать один год Нансен.

Официальное отбытие «Бельгики» из Антверпена на две недели задержалось: ждали последних государственных дотаций. Такие задержки отплытия по чисто финансовым причинам будут происходить в жизни Амундсена еще не раз. 16 августа 1897 года экспедиция наконец-то отбывает — под всеобщее ликование, которое часто сопровождает путешественников, отправляющихся навстречу неизвестности.

10 сентября корабль бросает якорь на рейде Фуншала. Команда сходит на остров Мадейра — как тринадцать лет спустя это сделает экипаж «Фрама». Так начинаются многочисленные совпадения с последующими событиями, которыми отличается бельгийская экспедиция. 6 октября судно пересекает экватор. Руал Амундсен проходит обряд крещения в «рубище лаццарони». Это — предвосхищение его вечного попрошайничества.

Экспедиция на «Бельгике» как нельзя лучше познакомила молодого норвежца с опасностями полярных путешествий. В то же время она приобщила его к их внешнему блеску. В Рио-де-Жанейро экипаж провожают восторженно, иностранные военные корабли приветствуют его флагами и духовыми оркестрами. Сотни матросских глоток кричат: «Ура!» «Отплытие было невероятно трогательное», — замечает старший помощник в дневнике, открывающем череду его экспедиционных записей.

Путь от берегов цивилизации к пустынной белой неизвестности далек. В Монтевидео у команды появляется еще один повод напиться до бесчувствия, тогда как более образованная ее часть любуется красиво расположенным городом, широкими чистыми тротуарами, просторными площадями и… электричеством, без которого тут не обходится ни один закоулок. «Не будем забывать также о дамах. В жизни не видал столько красивых женщин в одном месте, как тут».

Двадцатипятилетний молодой человек, занимающий на борту «Бельгики» должность старпома, служит преданно, едва ли не самозабвенно. С надеждой и верой он записывает в дневнике: «Под руководством нашего дорогого начальника у нас все ладится, и для меня самое главное — исполнять свой долг, дабы планы его осуществились. Он прилагает неимоверные усилия для успеха предприятия, и я от души желаю, чтобы усилия эти не пропали напрасно. Что касается моих обязательств перед Норвегией, мне всегда будет ясно одно: нужно трудиться так, чтобы родине не было стыдно за своих сыновей».