По воскресеньям они иногда ездят на поезде в Марли и подолгу гуляют в лесу. Айседора танцует перед ним в аллеях и, подражая дриадам, притягивает его к себе, но тут же со смехом убегает. Однажды они присели на перекрестке лесных дорог. Андре назвал дорогу направо «Богатство», ту, что ведет налево, — «Мир», а ту, что простирается перед ними, — «Бессмертие».

— А та, что за нами? — спросила она.

— Я назову ее «Любовь».

— Вот ее-то я и предпочитаю. Хочу остаться здесь.

— Это невозможно, — вскричал он, резко поднявшись, и в сильном волнении принялся ходить большими шагами взад и вперед. Никогда еще она не видела его в таком состоянии. Подбежав к нему, она стала спрашивать: «Но почему? Ответьте! Почему?» Но ответа не последовало. По возвращении он проводил Айседору до дверей ее дома, ни словом не объяснившись и даже не поцеловав в лоб, как обычно.

А ведь он любил ее, в этом она была уверена. Любил, но боялся признаться не только ей, но и себе самому. В сущности, она ничего о нем не знала. Он легко делился с ней своими впечатлениями, литературными вкусами, писательскими планами, но никогда не обнаруживал своих интимных переживаний. Он был из тех закрытых для окружающих людей, кого узнаешь с трудом, кого надо расшифровывать. Айседора же этого не умела и не хотела уметь. Такой подход был противен ее природе, открытой, прямой, логичной. Но, как и многие люди, покорные инстинкту, она и сама не знала, до какой степени могла вводить в заблуждение других. Отсутствие секретов становилось для окружающих самой большой ее загадкой. Сама ее непринужденность приобретала опасный характер. Она представлялась загадочной из-за своей прозрачности.

Только раз увидела она Бонье в беспомощном состоянии. Это было 30 ноября 1900 года. Он пришел к ней, молча сел и попросил выпить. Она налила ему коньяку, он выпил и разразился рыданиями. Обхватив голову руками, он содрогался всем телом. Она попыталась его успокоить:

— Что случилось, Андре? Скажите… Доверьтесь мне…

И тут, сжимая ее руки в своих ладонях, не переставая рыдать, он произнес:

— Айседора, это ужасно… Только что скончался Оскар Уайльд.

В тот день великий писатель умер в отеле «Эльзас» на улице Боз-Ар в возрасте сорока шести лет. Айседора была ошеломлена. Конечно, она знала, как восхищался Андре автором «Портрета Дориана Грея», но не ожидала, что кончина писателя может так потрясти ее друга. Андре стал рассказывать ей о последних днях жизни Уайльда, о его горестной судьбе и несчастной кончине под именем Себастьена Мельмота. А когда Айседора с абсолютной наивностью спросила, за что писатель был заключен в тюрьму, он покраснел до корней волос и не стал отвечать. Весь вечер он провел у нее, то и дело его охватывала нервная дрожь, временами сменявшаяся рыданиями. Он непрерывно повторял:

— Вы единственная, кому я могу довериться.

При этом никакого признания он так и не сделал. Когда он поздно ночью ушел, ее охватили противоречивые чувства. В какой-то момент она даже спрашивала себя, не сошел ли он с ума. Больше всего ее огорчало, что она не сумела найти слов, чтобы его утешить.

Айседора мечтала о любви с Андре, ей хотелось разобраться в чувствах, в которых они запутывались с каждым днем все больше и больше. Движимая этим желанием, она решила, что пора поставить вопрос ребром.

И вот она приглашает Андре к себе на обед, а мать и Рэймонда отправляет в Оперу. За час до прихода гостя достает припрятанную бутылку шампанского, готовит вкусный обед, накрывает на стол, ставит цветы. Надев прозрачную тунику, вкалывает розы в прическу и ждет возлюбленного. Андре приходит, но, увидев и оценив ее приготовления, что-то бормочет, ссылается на срочную работу и, даже не допив бокала, исчезает.

Та ночь показалась Айседоре нескончаемо долгой. Одиночество и раненое самолюбие, разочарование и неудачи в любви, которую не могли заменить никакие творческие успехи. Ее терзали сомнения: а способна ли она вообще вызывать желание, есть ли в ней этот талант? Через несколько дней к ней зашел Жак Боньи, сын мадам де Сен-Марсо. Очаровательный, красивый, молодой, он настолько же весел, жизнерадостен и игрив, насколько Бонье застенчив и мрачен. Айседора выходит в свет с Жаком, у них завязывается легкий флирт. Она находит его остроумным, забавляется, как девчонка, забывает прежнюю неудачу, к ней возвращается уверенность, одним словом, она вновь становится Айседорой. К счастью, она наделена способностью забывать о тех, в ком разочаровывается, и интересоваться лишь теми, кто ее любит. Не из эгоизма, а в силу естественного чувства самосохранения.

Однажды вечером, после ужина с шампанским в ресторане, Жак Боньи повел ее в гостиницу. Они назвались месье и мадам X***. Айседора вне себя от счастья. Она льнет к Жаку. Его ласки заставляют ее трепетать, нервы на пределе, сердце колотится все сильнее, сильнее. Живот и грудь наливаются желанием… вот… вот сейчас… «Жак…» Она откидывается на спину, закрыв глаза. «Жак…» Но он вдруг вскакивает, бросается на колени у ее ложа и, глядя на нее испуганными глазами, говорит:

— О, Айседора! Почему ты не сказала? Ты понимаешь, какое преступление я мог сейчас совершить? Ты должна оставаться девственной, моя Айседора. Теперь одевайся… Скорее, скорее одевайся!

А она лежит неподвижно, не может шевельнуть ни рукой, ни ногой. Он набрасывает ей на плечи платье. «Что происходит, Жак? — с трудом произносит она. — Объясни… я ничего не понимаю…» Она задыхается, не может говорить… Что она делает в этой комнате, с этим мужчиной? Она и сама не знает. Мысли путаются в голове. Все идет кругом. Какой-то кошмар… Он подталкивает ее к двери, чуть не бегом спускается по лестнице, увлекая ее за собой, и они вскакивают в первый попавшийся фиакр. Всю дорогу он не перестает обвинять себя, называя преступником, способным на самые подлые мысли, а она не может понять, в каком преступлении он себя обвиняет. В минуту прощания, перед дверью дома на авеню де Виль, дрожащим от волнения голосом он умоляет ее:

— Простишь ли ты мне когда-нибудь?

— Да за что прощать, Жак?

В ответ тот лишь опускает голову еще ниже.

— За что прощать? — повторяет она.

— Прощай, Айседора.

Андре… Жак… Имена с привкусом неудачи, вызывающие горькие воспоминания. Откуда этот страх, который она внушает мужчинам? Ясно: Жак испугался, что лишит ее девственности. Религиозность? — думает она, быть может, не без оснований. А Бонье, лишенный этих предрассудков? А Эйнсли? А Галле? Как объяснить, что эти мужчины отказались посягнуть на ее целомудрие? Айседора не в силах больше искать ответ на мучающий ее вопрос, она решает доверить свою тайну Мэри Дести, единственной подруге, которой можно было рассказать об этом.

— Дорогая Айседора, — мягко ответила та, — неужели вы никогда не поймете, что вы — богиня? Мужчины не спят с богинями.

— В конце концов, вы все мне надоели! — взорвалась Айседора. — Я женщина, слышите? Женщина. Как все остальные.

Как все остальные? Она действительно верит в это? Неужели она не видит или не хочет видеть все, что отличает ее от других? Нет, Айседора — не одна из женщин, она — Женщина с большой буквы. Ее открытость и откровенность не только в танце, но и в чувствах сбивает мужчин с толку. Создавая новую женщину — уже не XIX, а XX века — и новую манеру любить, она сталкивается с самым священным из всех запретов. Именно этого мужчины не могут понять…

«Я добьюсь того, что танец принесет мне те радости, которых лишила меня любовь», — запишет Айседора в своем дневнике на следующий день после приключения с Боньи. Все последующие месяцы она упорно работает над своей теорией, целыми днями простаивает неподвижно, скрестив руки на груди, на уровне солнечного сплетения, стараясь найти центральную пружину всякого движения, очаг движущей силы. Балетная школа считает, что эта пружина находится в центре спины, в основании позвоночного столба, почему у классических танцовщиков и наблюдается такая развинченная походка, словно у марионеток, приводимых в движение с помощью ниточек. Айседора же концентрирует медитацию в центре торса, куда сбегается музыка волнами вибрации.