– Зарабатывать свой хлеб, Сильвия!

– Да, папа, да! А Франк в это время закончит свое юридическое образование, и, когда мы оба будем вооружены полученными знаниями, тогда мы поженимся. Это мой план, папа, я говорю очень серьезно, – отпустите меня еще в этом году.

Бедный майор смотрел на нее большими глазами, лицо его дрожало от волнения.

– Господи! Господи! – растерянно шептал он.

Одним намеком о намерении трудом зарабатывать свой хлеб Сильвия добилась всего, чего хотела. Ей разрешили объявить всем знакомым о ее помолвке с Франком Ширли. Разрешили ей не заказывать больше дорогих туалетов и не тратить больших денег на поездки. Даже больше: позволили ей сообщить тете Ненни, что поступки Сильвии вполне одобряются ее родителями и что Франк Ширли отныне желаннейший гость в усадьбе Кассельмен. Только бы она выкинула из головы мысль о труде и самостоятельной жизни! Отец признался ей, что уже одна мысль о том, что его дочь станет жить своим трудом, могла бы свести его с ума.

– Но, папа, я бы хотела учиться чему-нибудь полезному, – ответила ему Сильвия.

И милый старый майор тут же предложил ей учиться вдвоем чему-нибудь полезному. Он тотчас вытащил из шкафов красного дерева огромные запыленные фолианты: «Историю Греции» Грота, «Историю Англии» Юма – и каждый день читал вместе с Сильвией по нескольку страниц из каждого тома.

С этого времени начинается совершенно иная повесть о недавней охотнице за мужскими сердцами. Кончились светская игра, кокетство, звуки бального оркестра не волновали уже, как прежде, ее душу. Ее не видели больше в латах из газа и настоящих кружев, в кирасе из роз и шлеме из золота и жемчуга. Глаза ее не метали стрелы на поле битвы, орошенном кровью мужских сердец. «Тяжелые, запыленные тома, полуночная лампа под зеленым абажуром и склоненная над столом очаровательнейшая головка с темными очками на прелестном личике», – так описывал один остряк в местной газетке происшедшую в Сильвии перемену. В усадьбу Кассельмен летели письма, телеграммы, поклонники осаждали дом и долгими часами совещались с «мисс Маргарет» о свершившемся факте. Они не могли примириться с потерей Сильвии. Они приходили по вечерам с музыкантами, неграми-певцами, пели серенады под ее окнами. В один весенний вечер приехала большая группа молодых людей и девушек в масках и костюмах, и Сильвии, конечно, пришлось принять их и предложить им вина и печенья. На одном из танцевальных клубных вечеров против нее устроили настоящий заговор. Семнадцать старых ее поклонников прислали ей розы, но так как она все-таки на бал не поехала, то на следующее утро ей прислали семнадцать коробочек с семнадцатью маленькими амурчиками из ваты – семнадцать амуров с поломанными крылышками!

Так велась осада извне. В самой семье к ней применяли другую тактику. Дядя Мандевиль прислал ей из Нового Орлеана удивительное платье, не платье, а мечту, не облечься в него было бы прямо грехом. За столом говорили об успехе Долли Уайзерспун, главной соперницы Сильвии на последнем балу, о том, как Стенли Пендельтон очарован ею и как Гарри Чайльтон увивается за нею. Потом кто-то из соседей разослал приглашение на бал, и Чарли Пейтон объявил, что, если Сильвия не приедет на этот бал и не будет танцевать с ним, он запьет и вообще не отвечает за свою жизнь. Угроза эта воздействовала на Сильвию, и, когда об этом узнали, подобные же угрозы полетели в усадьбу Кассельмен со всех концов штата. И Сильвии, при всем ее искреннем желании, совсем нелегко было порвать с обществом. Оно крепко держало ее в своих тисках, по-прежнему ей представляли выгодных женихов, и родные по-прежнему сокрушались о ее судьбе. Несколько дней спустя после пресловутого семейного совещания приехала вдруг тетя Ненни, приехала мириться.

– Дорогая Сильвия, – сказала она, – все, что я говорила тогда, я говорила, желая тебе добра.

Они помирились со слезами на глазах, и тетя Ненни опять завела свою хитрую машину. Когда на каком-нибудь вечере подле Сильвии оказывался недостаточно видный кавалер, тетя Ненни всегда умудрялась отозвать его и оставить Сильвию с другим, более видным и блестящим. Приехав однажды завтракать к епископу, Сильвия заметила на столе новый альбом. Она стала перелистывать его и с удовольствием воскликнула:

– Ах, какой прелестный старый дом! А тетя Ненни небрежно бросила:

– Он перейдет в будущем к Чарли Пейтону. Счастливец!

Некоторое время спустя приехал в отпуск молодой офицер, Нед Скоот, и вскружил головы всем девицам своим расшитым золотом мундиром.

– Ах, какой красавец! – восхищалась тетя Ненни. – Уже одна походка его радует глаз!

– И уже прекрасное положение в обществе, – как бы вскользь отметила «мисс Маргарет».

– И жалованье хорошее! – робко добавила тетя Варина.

– У него бородавка на носу, – отрезала Сильвия.

Франк Ширли сдал полугодовые экзамены, и они с Сильвией несколько успокоились. Тревоги опять начались летом, когда Сильвия захотела остаться в усадьбе Кассельмен вместо того, чтобы поехать в горы, в северную Каролину. Было ясно – она не хотела уезжать далеко от своего жениха. И опять разгорелась борьба. Тетя Ненни не могла понять Сильвию, отваживавшуюся «афишировать свое увлечение перед всем миром».

– Но ведь я могу видеться с ним только летом, – говорила девушка.

– Ну, что же, дорогая… из этого еще не следует, что все планы на лето должны измениться и вся семья должна в угоду тебе остаться здесь.

– Планы от этого нисколько не изменятся, тетя Ненни. Тетя Варина охотно останется со мной здесь.

– Все тогда должны оставаться, чтобы скрыть твое упрямство. Это просто неприлично, Сильвия! Поверь, своим поведением ты потеряешь и его уважение. Ни один мужчина не может долго уважать женщину, которая так обнаруживает свои чувства.

– Дорогая тетя Ненни, – спокойно ответила Сильвия, – смею уверить вас, что я знаю Франка Ширли лучше вас.

– Бедный ослепленный ребенок! – сказала миссис Чайльтон. – Ты рано или поздно убедишься, что все мужчины друг друга стоят.

Но Сильвия продолжала настаивать на своем. Родным ее пришлось прибегнуть к самым отчаянным мерам. Прежде всего мать заявила, что считает своим долгом остаться дома, чтобы защитить от дурных толков свое несчастное дитя. К ней примкнул, конечно, и майор. Селеста рассчитывала повеселиться в горах и досадовала на то, что планы ее расстроились из-за эгоизма сестры. Затем был поднят вопрос о бэби, о драгоценном младенце, наследнике славного имени, могущества и богатства Лайлей. Домашний врач доказывал, что ребенку необходим горный воздух. У майора печень была не в порядке, он плохо спал, много работал, и ему тоже необходима перемена обстановки. Доктор, подготовленный тетей Ненни, сказал это в присутствии Сильвии, и вопрос о поездке в горы был решен.

Франк решил остаться в Кембридже на все лето и работать, но, узнав, что Сильвия будет жить летом в Кассельмене, поехал домой, несмотря на большие расходы, с которыми связана была эта поездка. Приехав домой, он обнаружил, что планы за это время переменились, и Сильвия не могла дать ему более или менее удовлетворительного объяснения. Она была глубоко уязвлена отношением родителей к ее сокровенному желанию и, опасаясь, что история эта произведет на Франка неприятное впечатление, утаила от него все, что вынесла в его отсутствие. Он иначе истолковал ее сдержанность. И это послужило причиной их первой размолвки. Франк сознавал, что он чужд светскому укладу жизни. Он знал, что родные пытались поколебать решимость Сильвии связать с ним свою судьбу. И так как он был надломленный горем человек, то он говорил себе, что раньше или позже попытки их увенчаются успехом. Шипы сомнений, вошедшие в его душу, мучили и терзали его. Но он был в то же время безумно горд и предпочел бы смерть жалости. Когда он узнал, что она уезжает только потому, что этого желали ее родители, ему показалось, что она с ним совсем не считается. И так как он не спорил, не настаивал, то Сильвия почувствовала себя оскорбленной. Ему, стало быть, безразлично – останется она или нет! Возможно, что тетя Ненни в самом деле права – мужчина перестает любить женщину, слишком искреннюю в своем чувстве…