Она хранилась в нижней части огромного французского шкафа с выдвижными ящиками, который стоял в углу гостиной. В тот вечер, когда стол был убран и вытерт после чаепития, Шарлотта достала ее оттуда. Она осторожно принесла ее и поставила на стол перед огнем.

Чипс сделал ее из старомодного граммофона. Он снял с него крышку и держатель для иглы, вырезал фанерный круг диаметром с обычную пластинку, проделал посередине дырочку и насадил его на центральную ось. Этот круг выкрасил в ярко-красный цвет и по его периметру закрепил игрушечных животных. Их Чипс тоже выпилил из фанеры с помощью маленького лобзика. Там были тигр, слон, зебра, пони, лев, собака, и каждое было выкрашено своими пятнышками или полосками и у каждого были яркое щегольское расписное седло, крохотная уздечка и поводья, сделанные из золотого шнура.

С этой каруселью можно было играть в разные игры. Иногда она становилась частью цирка или ярмарочной площади вместе с кубиками, фигурками крестьян и деревянными зверюшками, оставшимися от сломанного Ноева ковчега. Но чаще всего я играла с ней одной: чтобы диск начал вращаться, нужно было покрутить ручку, заводившую механизм, и включить специальный рычажок. Кроме него там был еще один рычажок, позволявший менять скорость вращения. Можно было начинать очень медленно (чтобы дать людям забраться на карусель, как говорил Чипс), а потом ускорять вращение до тех пор, пока фигурки животных не принимались крутиться так быстро, что их было уже трудно разглядеть.

Теперь это делала Шарлотта. Вращаясь, карусель чем-то напоминала юлу. Наконец завод иссяк и она потихоньку остановилась. Шарлотта присела и стала крутить диск, рассматривая каждое животное по очереди.

— Даже не знаю, кто из них мне больше нравится.

— Мне больше всех нравился тигр, — сказала я. — У него такая свирепая мордочка.

— Да, он немного похож на тигров из «Маленького черного Самбо», которые кружились вокруг дерева и превратились в масло.

— Может быть, Лили напекла нам оладьи на тигрином масле, как мама маленького Самбо, — сказала Феба.

— А для чего старомодные граммофоны можно было крутить быстрее или медленнее? На папиной стереосистеме, которая стоит у нас дома, есть все-все, но, по-моему, там нет такого переключателя, который крутил бы ее быстрее или медленнее.

— Это было очень забавно, — объяснила ей Феба. — Если обычную запись прокрутить медленнее, она начинала звучать как низкий бас какого-то невероятного русского певца, а если быстрее, она становилась высокой и писклявой, словно мышиное пение.

— Но почему? Почему так получалось?

— Понятия не имею, — ответила Феба, которая всегда так здраво отвечала на вопросы, на которые не знала ответа.

Шарлотта обернулась ко мне.

— А вы знаете?

— Нет.

— А вы? — она повернулась к Дэниелу.

Все это время он сидел молча. Он молчал и на протяжении большей части чаепития. Теперь он опять сидел в старом кресле Чипса и наблюдал за каруселью вместе с нами, но мысли его витали где-то далеко. Сейчас мы все смотрели на него в ожидании, но он даже не понял, что Шарлотта обратилась именно к нему, и ей пришлось повторить свой вопрос.

— Вы знаете, Дэниел?

— Знаю что?

— Почему музыка начинает пищать, когда пластинка вращается быстро, и звучит как низкий бас, когда она вращается медленно?

Он подумал над этим вопросом и предположил, что дело тут, наверное, в центробежной силе.

Шарлотта сморщила нос.

— А что это такое?

— Это то, благодаря чему работает центрифуга, отжимающая белье.

— У меня нет такой центрифуги.

— Ну, может быть, она у тебя будет, когда ты подрастешь. Ты посмотришь, как она работает, и поймешь, что такое центробежная сила.

Шарлотта вновь принялась крутить ручку граммофона. Часы на каминной полке пробили пять.

Феба мягко сказала:

— Шарлотта, пожалуй, тебе пора собираться домой.

— Да, я уже должна идти?

— Ну, ты не должна, но я сказала, что ты вернешься около пяти.

Шарлотта посмотрела вверх, и вид у нее был очень жалобный.

— Я не хочу уходить. И я не могу идти пешком, потому что на улице дождь.

— Пруденс отвезет тебя на машине.

— Ну…

Боясь, что она сейчас расплачется, я поспешила сказать:

— Не забывай, что у нас есть планы на завтра. Съездим куда-нибудь на машине. Хочешь, я за тобой заеду?

— Нет, я ненавижу, когда заезжают, потому что ненавижу ждать. Я всегда боюсь, что за мной не придут. Я сама сюда дойду. Пешком, как сегодня утром. Во сколько мне надо прийти?

— Ну, в половине одиннадцатого пойдет?

— Хорошо.

Дэниел поднялся.

— А ты куда собрался? — спросила Феба.

— Мне тоже пора идти, — ответил он.

— Я думала, ты останешься поужинать с нами. Лили сделала куриную запеканку.

— Нет, к сожалению… мне надо ехать. Надо позвонить. Я обещал Петеру Часталу, что свяжусь с Льюисом Фэлконом, но до сих пор еще этого не сделал…

— А, ну что ж, — сказала Феба, которая всегда мгновенно соглашалась с чужими решениями и никогда не пыталась с ними спорить, — тогда поезжай вместе с Пруденс. Она подбросит Шарлотту и отвезет тебя в Порткеррис.

Он взглянул на меня.

— Вы не против?

— Конечно, нет.

На самом деле я была против, потому что мне хотелось, чтобы он остался с нами поужинать.

— До свидания, Феба.

Он подошел поцеловать ее, и она нежно похлопала его по руке, позволяя ему уйти и не задавая вопросов.

Я должна вести себя именно так, сказала я себе, надевая пальто. Если я не хочу утратить его расположение, я должна вести себя именно так.

Он сел впереди, а Шарлотта уселась сзади, подавшись вперед так, что ее бледное личико оказалось между нами.

— А куда мы завтра поедем? — поинтересовалась она.

— Не знаю. Я еще не думала об этом. А где тут интересные места?

— Можно поехать на холм Скадден. Там есть ежевика. И на вершине холма много скал, а на одной из них — след от ноги великана. Правда. Настоящий огромный след.

— Вы можете отправиться в Пенджизал, — сказал Дэниел.

— А что там? — спросила я.

— Там можно прогуляться по скалам, и во время отлива там образуется огромный и глубокий каменный бассейн, в который заплывают тюлени.

Шарлотта тут же забыла про свой холм. Следы великана не шли ни в какое сравнение с тюленями.

— Ух ты, давайте туда поедем! Я никогда не видела тюленей, по крайней мере вблизи.

— Да я даже не знаю, где этот Пенджизал, — сказала я.

— Дэниел, вы покажете нам? — Шарлотта постучала кулачком ему в плечо, изо всех сил стараясь привлечь его внимание. — Вы поедете с нами? Пожалуйста, поедемте с нами!

Дэниел не сразу ответил на эту страстную мольбу. Я знала, что он ждет, что я вмешаюсь и, возможно, придумаю для него какое-нибудь оправдание, но я эгоистично молчала. Сквозь прозрачные полукружия, которые оставляли на ветровом стекле дворники, я видела впереди дорогу, залитую грязной водой, и дубы, черневшие на фоне неба и гнувшиеся под порывами дождя.

— Ну пожалуйста, — настаивала Шарлотта.

— Может быть, — сказал он.

Но она не отставала.

— Это значит да или нет?

— Ну, хорошо… — он повернул к ней голову и усмехнулся, — да.

— О, здорово! — она захлопала в ладоши. — Что мне надо взять с собой, Пруденс? Взять резиновые сапоги?

— Да, пожалуй, возьми. И хороший плащ на случай дождя.

— Но мы ведь устроим пикник, правда? Даже если будет дождь!

— Конечно, устроим. Найдем где-нибудь местечко и поедим. Что ты любишь? Бутерброды с ветчиной?

— Да, и колу.

— Кажется, у нас нет колы.

— Наверное, у бабушки есть. А если и у нее нет, я схожу и куплю. Ее продают в местном магазине.

Мы подъехали к Уайт-Лодж. Я заехала в ворота и направилась к дому, который ждал нас, залитый струями дождя, и его замкнутый и глухой лик ничего не пропускал наружу. Мы подъехали прямо к ступеням, и Дэниел вышел, чтобы помочь Шарлотте выбраться с заднего сиденья. Он стоял, глядя на нее сверху вниз. В руке у нее был ее рисунок. Феба сняла его с каминной полки и отдала ей, когда мы уже собирались выходить.