— Спасибо.

— И Феба всегда рассказывает мне о вас, когда я у нее бываю. Пить с ней чай очень здорово, потому что она не похожа на обычных взрослых и с ней легко быть самой собой. И мы всегда играем в карусель, сделанную из старого граммофона.

— А, это моя карусель. Ее сделал для меня Чипс.

— Я никогда не видела Чипса. Он умер так давно, что я этого не помню.

— А я никогда не видела твою матушку.

— Но мы приезжаем к бабушке почти каждое лето.

— А я обычно бываю там на Пасху, иногда — на Рождество. Поэтому мы до сих пор и не встречались. Кажется, я даже не слышала ее имени.

— Аннабель. Раньше она была Аннабель Толливер, а теперь ее зовут миссис Коллиз.

— У тебя есть братья или сестры?

— Брат Майкл. Ему пятнадцать лет, он в Веллингтоне.

— А в Веллингтоне бойлер не взрывался?

Это была попытка внести в нашу беседу шуточную нотку, но Шарлотта не улыбнулась.

— Нет, — ответила она.

Я принялась читать меню и задумалась о миссис Толливер. Я помнила ее как высокую, элегантную и довольно холодную даму, всегда безупречно выглядевшую, с ухоженными седыми волосами, тщательно плиссированными юбками и начищенными до блеска длинными узкими туфлями. Я представила себе Уайт-Лодж, где будет гостить Шарлотта, и задалась вопросом, что может делать ребенок в таких аккуратно подстриженных садах и в таком тихом и благочинном доме.

Я взглянула на девочку и обнаружила, что, морща лоб, она тоже пытается решить, что заказать на обед. Она казалась печальным маленьким человечком. Мало удовольствия в том, что тебя отправляют из школы домой, потому что взорвался бойлер. Неожиданный и, наверняка, нежеланный поворот событий, поскольку твоя мать за границей и некому о тебе позаботиться. Мало удовольствия в том, чтобы одной ехать на поезде к бабушке в другой конец страны. Мне вдруг захотелось, чтобы миссис Толливер была уютной и приземистой, с круглой теплой грудью и страстью к вязанию кукольных платьев и пасьянсу.

Шарлотта подняла глаза и увидела, что я смотрю на нее. Она тяжело вздохнула.

— Я не знаю, чего я хочу.

— Ты только что говорила, что очень голодна. Почему бы тебе не заказать полный обед?

— Хорошо.

И она заказала овощной суп, ростбиф и мороженое.

— Как вы думаете, — спросила она с надеждой, — хватит ли денег еще и на кока-колу?

Почему путешествие в Корнуолл на поезде кажется таким волшебным? Знаю, я не первый человек, испытывающий восторг, когда дорога пересекает реку Теймар по старому железнодорожному мосту инженера Брюнеля. Ощущение такое, словно ты въезжаешь в восхитительную чужеземную страну. Всякий раз, когда я проезжаю там, говорю себе, что этого ощущения уже не будет и тем не менее оно возникает вновь и вновь. Невозможно уловить, что именно рождает такое приподнятое настроение. Может быть, очертания домиков, позолоченных заходящим солнцем? Маленькие поля, высокие виадуки, парящие над глубокими, поросшими лесом долинами, или первые отдаленные проблески моря? А может быть, дело в именах святых, в чью честь названы местные станции, мимо которых мы проносимся, или в криках носильщиков на платформе в Труро?

Мы прибыли на пересадочную станцию Сент-Аббат в четверть пятого. Поезд еще двигался вдоль платформы, а мы с Шарлоттой уже стояли у дверей с чемоданами и моим букетом увядших хризантем. Стоило нам лишь сойти с поезда, как на нас налетел порыв неистового западного ветра и я почувствовала соленый и резкий запах моря. На платформе стояли пальмы, листья которых скрипели словно старые сломанные зонты. Носильщик открыл дверь товарного вагона и вытащил оттуда клеть с негодующими курами.

Я знала, что меня должен встретить мистер Томас — владелец единственного такси в Пенмарроне. Феба сказала мне по телефону, что договорилась с ним. Когда мы двинулись в сторону пешеходного моста, я увидела мистера Томаса, который ждал нас, кутаясь в пальто так, словно стояла зима. На голове у него была купленная на барахолке шляпа, которая некогда принадлежала шоферу какого-то аристократа. Помимо такси у него была свиноферма; работая там, он надевал другую шляпу — фетровую и очень старую. Феба, склонная к раблезианскому остроумию, как-то задалась вопросом, какую шляпу он надевает, когда ложится в кровать вместе с миссис Томас, но в ответ на это моя мать поджала губы, опустила глаза и тем самым продемонстрировала, что не считает этот вопрос смешным, поэтому Феба больше не поднимала эту тему.

Нигде не было видно миссис Толливер. Я почувствовала тревогу Шарлотты.

— Может быть, твоя бабушка ждет на той стороне моста.

Поезд, который нигде не задерживался подолгу, уехал. Мы рассмотрели противоположную платформу, но там стояла в ожидании только полная дама с хозяйственной сумкой. Миссис Толливер не было.

— Может быть, она сидит в машине на площади перед станцией. Сейчас слишком холодно, чтобы ждать на улице.

— Надеюсь, она не забыла, — отозвалась Шарлотта.

Ситуацию прояснил мистер Томас.

— Здравствуйте, моя милая, — воскликнул он, подойдя к нам и взяв у меня чемодан. — Как поживаете? Рад видеть вас вновь. Как добрались?

Затем он поглядел на Шарлотту.

— Ты — внучка миссис Толливер, не так ли? Очень хорошо. Я должен забрать вас обеих. Отвезем девочку в Уайт-Лодж, а затем вас к мисс Шеклтон. Вы ехали вместе?

— Да, мы встретились в поезде.

— Ваша тетушка была бы рада приехать сама, но из-за этой проклятой руки она не может водить машину. Пойдем, — он повернулся к Шарлотте, — ты тоже давай мне свой чемодан: два легче нести, чем один.

Подхватив наш багаж, он зашагал по ступенькам через мост, мы с Шарлоттой следовали за ним. Устроившись на вылинявших кожаных сиденьях его такси, где всегда слегка попахивало свиньями, я спросила:

— Надеюсь, миссис Толливер ничего себе не сломала?

— Нет, что вы, с ней все мило.

В Корнуолле «мило» означает «хорошо».

— С ней все в порядке. Просто не было смысла гонять две машины… — С этими словами он включил двигатель, и такси, фыркнув пару раз, завелось и понеслось на холм в сторону главной дороги.

Я откинулась назад и почувствовала раздражение. Возможно, одно такси на двоих для нас с Шарлоттой — это самое разумное решение, но было бы куда радушнее, если бы миссис Толливер сама приехала на станцию, чтобы встретить внучку. В конце концов до станции всего лишь пара миль. Шарлотта сидела и смотрела в окно, отвернувшись от меня, подозреваю, она опять сдерживала слезы. Я понимала ее.

— Это была неплохая идея — заказать нам одно такси, правда? — я старалась, чтобы эти слова прозвучали радостно, словно я действительно одобряла это.

— Пожалуй, — ответила она, не оборачиваясь.

Как бы там ни было, мы приехали и теперь неслись по главной дороге в этот ветреный день, спускаясь с холма в тени дубов. Проехали мимо ворот бывшей усадьбы местного помещика и въехали в деревню. Здесь ничего не изменилось. Вновь поднявшись на холм, мы миновали коттеджи, магазинчики, старика, выгуливавшего собаку, бензоколонку и паб. Затем свернули на дорогу, которая вела к церкви, морю, небольшой старой дубраве, ферме с ее темно-серыми строениями и, наконец, к распахнутым белым воротам Уайт-Лодж. Мистер Томас с ужасным скрежетом притормозил и свернул в эти ворота. Мы оказались на коротком участке дороги под склоненными кронами деревьев, и я увидела выметенные обочины и живые изгороди из увядших гортензий. Мы обогнули их заросли и двинулись по посыпанной гравием дорожке, проложенной перед домом. Это был основательный беленый каменный дом. По его стене вилась глициния, доходившая до окон верхнего этажа. К закрытой парадной двери вели каменные ступени. Мы все вышли из такси, и мистер Томас поднялся по ступеням и позвонил в колокольчик. Внезапный порыв ветра подхватил увядшие листья и закружил их в водовороте у наших ног. Спустя несколько мгновений дверь отворилась и на пороге появилась миссис Толливер. Спускаясь к нам, она выглядела точно такой, какой я ее помнила: гладко уложенные седые волосы и тонкая, элегантная фигура. Ее губы были искусно сложены в приветливую улыбку.