Ее маленький домик стоял в узком дворике бывшей конюшни между Слоан-сквер и Пимлико-роуд. Он свернул в улочку и, затормозив на булыжной мостовой, посигналил два раза; она тут же появилась в открытом окне наверху. Когда она нагнулась, положив руки на подоконник, посмотреть вниз, кто приехал, светлые волосы закрыли ей лицо.
— Роберт! Я думала, ты все еще в Париже.
— Уже два дня как вернулся. У тебя найдется что-нибудь крепкое и холодное выпить измученному труженику?
— Конечно. Погоди, я спущусь и открою тебе.
Ее крохотный домик всегда восхищал его. Раньше в нем жил кучер. Крутая узкая лестница вела на второй этаж, прямо в холл, куда выходили гостиная и кухня. На самом верху располагались спальня и ванная. Вообще-то домик был не очень просторным, но с тех пор как Джейн стала заниматься интерьером, он превратился в нечто невообразимое. Гостиную она превратила в рабочую комнату, искусно пользуясь кусками ткани, бахромой, причудливо расположив диванные подушки, оживлявшие комнату яркими пятнами, напоминая лоскутное одеяло.
Джейн не скрывала, что рада видеть Роберта. Все утро ей пришлось заниматься с занудной дамой, которая хотела отделать весь свой дом в Сен-Джонз Вуд в кремовых тонах. А потом встречалась с молодой перспективной актрисой, которая хотела устроить что-нибудь неординарное в своей новой квартире.
— Она без конца показывала мне фотографии того, что она хотела бы иметь. Я попыталась предупредить ее, что в таком случае ей больше подойдет бульдозер, а не дизайнер по интерьеру, но она не хотела слушать. Такие люди не умеют слушать. Виски?
— Это, — сказал Роберт, — самое лучшее предложение, что я услышал сегодня за весь день.
Она налила виски в два бокала, убедилась, что у него есть сигареты и пепельница, и уселась поудобнее напротив него. Она была очень хорошенькой. Светлые волосы, прямые и густые, подстриженные полукругом, доходили ей до подбородка. Зеленые глаза, вздернутый нос, милый, но твердый рот. Неудачное замужество Джейн наложило свой отпечаток на ее характер, и ее нельзя было назвать терпеливой; зато ей была присуща прямота, казавшаяся такой же отрезвляющей, как глоток холодной воды. Главное, она всегда выглядела очаровательно.
— Я приехал сюда, дав себе зарок не говорить о работе. Как же мы вдруг заговорили о Бене Литтоне?
— Это я начала. Мне стало интересно. Каждый раз, беседуя со мной, Элен на что-то намекала, а затем замолкала. Ее ведь все это очень задевает, не так ли?
— Только потому, что в свое время Бен Литтон довел Маркуса до жуткого состояния.
— Она знакома с Эммой?
— Не видела ее с тех пор, как та уехала в Швейцарию шесть лет назад.
— Трудно по достоинству оценить людей, которых не знаешь.
— Иногда это трудно, даже если знаешь человека очень хорошо. А сейчас… — Он наклонился загасить окурок. — Давай оставим эту тему. Что ты делаешь сегодня вечером?
— Ничего.
— Тогда почему бы нам не пойти и не поужинать где-нибудь на воздухе?
— С удовольствием, — согласилась Джейн.
— Я позвоню Элен и скажу, что не приеду.
— Тогда пойду приму душ и переоденусь. Я не долго.
— Можешь не торопиться.
— Располагайся как дома. Налей себе еще. Вот сигареты. Если хочешь почитать, где-то была вечерняя газета.
Она пошла наверх. Роберт слышал стук ее каблуков. Джейн что-то напевала, слегка фальшивя. Он поставил стакан и пошел в гостиную. С трудом найдя телефон где-то на полу под кучей цветного ситца, он позвонил Элен и сказал, что не приедет домой на ужин. Потом вернулся на место и налил себе третий стакан за вечер, ослабил галстук и плюхнулся на диван.
Виски слегка оживило его, и после глотка этого чистого прохладного напитка усталость от долгого рабочего дня перешла в приятную апатию. Из-под диванной подушки торчала газета. Роберт вытащил ее и с недоумением обнаружил, что это не «Ивнинг стандард», а «Стэйдж».
— Джейн!
— Да.
— Я не знал, что ты читаешь «Стэйдж».
— Я не читаю ее.
— Но она лежит здесь.
— Да? — Она не очень удивилась. — Наверное, ее оставила Дина Бернет. Это та актриса, которой требуется бульдозер.
Он наугад открыл газету. «Требуется девушка-танцовщица с разносторонней подготовкой». Почему с разносторонней? А если с равносторонней?
Он открыл страницу с театральным репертуаром. В Бирмингеме шли пьесы Шекспира, в Манчестере — обновленная постановка старой пьесы, а в Брукфорде — премьера.
Брукфорд! Это название выстрелило в него с газетной страницы, как из пушки. Брукфорд. Он выпрямился, встряхнул газету, расправляя страницу, и прочел всю заметку.
«Летний сезон Брукфордского театра открывается премьерой спектакля «Маргаритка в траве» — комедией в трех действиях местного драматурга Филлиса Джейсона, В главной роли этой легкой, но занятной пьесы занята актриса Чамиан Во. Роли второго плана исполняют Джон Риггер, Софи Ламбар и Кристофер Феррис. Они прекрасно поддерживают веселую атмосферу спектакля, не позволяя зрителям отвлечься, а Сара Резерфорд очаровательно естественна в роли невесты».
Кристофер Феррис.
Роберт осторожно отложил газету, достал сигарету и закурил. Кристофер Феррис. О нем он совсем забыл.
Но теперь ему вспомнился первый день знакомства с Эммой, их обед вдвоем у Марчелло и ее слова: «Вы слышали о Кристофере? Мы с ним совершенно случайно встретились в Париже. Всего два дня назад. Он пришел сегодня утром в Ле-Бурже проводить меня».
Тут до него дошло, почему она тогда так улыбалась, почему ее щеки горели румянцем, а глаза блестели.
Уже позже, в продуваемой сквозняками студии в Порт-Керрисе, разговор опять невзначай зашел о Кристофере как бы в контексте другой, более важной темы. «Он должен был приехать в Брукфорд, — сказала тогда Эмма. — Сейчас самый разгар репетиций».
Роберт встал и подошел к лестнице:
— Джейн!
— Да.
— Ты уже готова?
— Я крашу глаза.
— А где находится Брукфорд?
— В Суррее.
— Сколько туда езды?
— В Брукфорд? О, примерно сорок-пятьдесят минут.
Он взглянул на часы:
— Если мы сейчас же отправимся туда, будет не слишком поздно?
Джейн появилась наверху лестницы с зеркальцем в одной руке и щеточкой для ресниц в другой.
— Слишком поздно для чего?
— Чтобы успеть в театр.
— Я полагала, мы собирались поужинать.
— И это тоже, но попозже. Сначала мы поедем в Брукфорд посмотреть занятную комедию «Маргаритка в траве»…
— Ты в своем уме?
— …Местного драматурга Филлиса Джейсона.
— Ты не в себе.
— Объясню все по дороге. Будь умницей и поторопись.
Когда они мчались по шоссе, Джейн спросила:
— Ты считаешь, никто не знает об этом молодом человеке, кроме тебя?
— Эмма не сказала Бену, потому что он всегда недолюбливал Кристофера. Элен говорит, что он ревновал к мальчишке.
— Эмма ничего не сказала Маркусу Бернстайну?
— Думаю, что нет.
— Но сказала тебе?
— Да, мне она сказала. В самый первый день. И как это я не вспомнил о нем раньше! Не могу понять!
— Она любит его?
— Откуда мне знать? Очень к нему привязана.
— Ты считаешь, мы найдем ее в Брукфорде?
— Даже если нет, держу пари, что Кристоферу Феррису известно, где она.
Джейн не ответила. Через минуту он добавил, не отрывая глаз от дороги:
— Извини меня. Я обещал больше не говорить на эту тему, а в результате тащу тебя в глушь Суррея, да к тому же на ночь глядя.
— Почему, — спросила Джейн, — тебе так не терпится найти Эмму?
— Из-за Маркуса. Я бы хотел, чтобы Маркус наконец обрел спокойствие.
— Понятно.
— Если Маркус будет спокоен, то и Элен угомонится, ко всеобщему удовольствию.
— Ну что ж, резонно. Взгляни, по-моему, здесь поворот.
Пришлось потрудиться, чтобы найти Брукфордский театр. Они долго ездили взад-вперед по Хай-стрит, затем обратились к усталому полисмену. В глухом переулке они увидели большое кирпичное здание, больше всего напоминавшее культовое сооружение, хотя над входом его неоновыми буквами светилось слово «Театр».