— Ты прав, замечательное. — Стоя бок о бок, они любовались пейзажем. — Не очень удачный для знакомства с ним день. Я просто должен был бы организовать для вас хорошую погоду.

— Погода нас не пугает. Несмотря на холод, все, о чем мечтает Виктория, это посидеть на пляже.

Тут Оливер вспомнил о своих пассажирах. Он собрался было пойти за ними, но Родди его остановил.

— Подожди секунду, старик. Мне надо тебе кое-что сказать. — Родди почесал в затылке, подыскивая нужные слова. — Видишь ли… — Но, поняв, что ходить вокруг да около не удастся, он перешел прямо к делу. — В начале недели скончался мой брат Джок Данбит. Сегодня утром в Кригане прошли похороны.

Оливер ужаснулся. Он уставился на Родди, стараясь переварить услышанное, затем произнес: «Боже мой», и в его голосе отразились все переживания, которые он испытывал в этот миг: сожаление и сочувствие, а также мучительное замешательство.

— Дорогой мой, не принимай близко к сердцу, я сразу тебе это сказал, чтобы ты правильно оценил ситуацию.

— Проезжая через Криган, мы удивлялись закрытым ставням, не понимая, в чем дело.

— Теперь знаете. Здешние жители привыкли отдавать дань уважения умершим, тем более такому человеку, как Джок.

— Прими мои искренние соболезнования. Когда это случилось?

— В понедельник. После полудня. Как раз в это время. Он прогуливался с собаками, когда у него случился сердечный приступ. Мы нашли его на лугу у ограды.

— И ты не мог связаться со мной и предупредить, чтобы мы не приезжали, потому что не знал, где я! Ну и ситуация!

— Я действительно не знал, где ты, но даже если бы знал, не стал бы звонить. Я так хотел тебя повидать, и был бы страшно расстроен, если бы вы не приехали.

— Вряд ли нам стоит здесь оставаться.

— Останьтесь, пожалуйста. Мой брат умер, похороны прошли, и жизнь продолжается. Единственно, я планировал разместить вас в большом доме, но теперь, без Джока, вам будет там неуютно. Поэтому предлагаю пожить вместе со мной в «конюшенном доме». Экономка Джока Эллен и Джесс Гатри с фермы приготовили постели и разожгли камины, так что все готово к вашему приезду.

— Ты правда не хотел бы, чтоб мы отправились восвояси?

— Дорогой мой, если вы уедете, мне будет очень грустно. Я так мечтал провести несколько дней с молодыми людьми. Последнее время я редко вижу молодые лица…

Он посмотрел в сторону автомобиля и увидел, как девушка, наверное, устав сидеть в кабине, пока мужчины беседовали, вышла из машины и, держа за руку маленького мальчика, направилась по травянистому склону к озеру. Одета она была, как и Оливер, в брюки и толстый свитер. Голова у нее была обвязана красным с белым хлопчатобумажным шарфиком, гармонировавшим по цвету с красным комбинезоном малыша. Эта живописная парочка оживила унылый серый пейзаж незамысловатыми яркими красками.

— Пойдем, я тебя познакомлю, — сказал Оливер, и они медленно двинулись к машине.

— Еще один вопрос: я так понимаю, вы не женаты?

— Нет. Тебя это смущает? — усмехнулся Оливер.

Услышав в словах Оливера скрытый намек на то, что его взгляды давно устарели и он перестал понимать молодежь, Родди Данбит в глубине души обиделся.

— Господь с тобой. Нисколько не смущает. Дело твое, это меня совершенно не касается. Хотя есть один щекотливый момент. Хотелось бы, чтобы работающие в Бенхойле люди думали, что вы женаты. Звучит старомодно, знаю, но и люди здесь старомодные, не стоит оскорблять их чувства. Я уверен, ты меня понимаешь.

— Да, конечно.

— У Эллен, экономки, может случиться сердечный приступ: если она узнает суровую правду, то грохнется в обморок, и один Бог знает, какова тогда будет участь Бенхойла. Она живет здесь целую вечность, никто уже не помнит, сколько ей лет. Приехала совсем молоденькой из какой-то отдаленной деревушки присматривать за моим младшим братом и осталась, как гранитная скала, навеки. Ты с ней еще познакомишься, но не ожидай встретить радушную улыбающуюся старушку. Эллен груба, как старые башмаки, и может быть просто невыносимой! Старайся поэтому ее не обижать.

— Разумеется.

— Итак, представляю вас как мистера и миссис Доббс.

— Хорошо. Пусть будет мистер и миссис Доббс, — согласился Оливер.

Виктория, крепко зажав в ладони пухлую ручонку Томаса, стояла возле камышовых зарослей на берегу Лох Муи и боролась с ужасным ощущением, что она приехала туда, где она быть не должна.

Путешествие, вселяющее надежды, лучше, чем приезд. Особенно приезд, принесший только чувство одиночества и разочарования. Это был Бенхойл; но Бенхойл, который жил в ее воображении, — это Бенхойл, увиденный глазами десятилетнего мальчика, которым был тогда Родди Данбит. «Орлиные годы» воспевали лето, голубое небо, долгие золотые вечера, холмы, покрытые лилово-розовым вереском. Эта идиллия не имела ничего общего с продуваемой ветрами сумрачной местностью. Виктория не узнавала тот Бенхойл. Где миниатюрная весельная лодка? Где водопад, у которого Родди с братьями устраивали пикники? Где босоногие дети?

Ответ прост. Исчезли навсегда. Остались на страницах прочитанной книги.

Так вот он какой, настоящий Бенхойл. Столько неба, столько простора, столько покоя… Только ветер шумит в сосновых кронах, и вода плещется у берега, шурша озерной галькой. Холмы подавляли своими размерами и безмолвием. Они замыкали долину, поднимаясь прямо на противоположном берегу озера. Взгляд Виктории скользил вверх по их склонам, по громадным скалистым выступам и каменным осыпям, по темным пятнам вереска, поднимаясь ввысь к отдаленным вершинам, которые тонули в облачной дымке серого неба. Их внушительные размеры, их настороженность подавляли ее. Она чувствовала себя ничтожной, беззащитной, неприметной букашкой, неспособной ничего изменить, и в первую очередь так неожиданно испортившиеся отношения с Оливером.

Как ни старалась она убедить себя, что это лишь глупая ссора, в глубине души понимала, что дело гораздо серьезнее — это разрыв, горький и неожиданный. И возник он по ее вине. И зачем только она завела тот глупый разговор об открытке? Тогда ей казалось важным отстоять свое мнение. Теперь все испорчено. Оба не проронили ни слова после злобной выходки Оливера. Возможно, в этом Виктория тоже была виновата. Надо было дать ему отпор, ответить угрозой на угрозу, если потребуется, ударом на удар. Доказать Оливеру, что с ее мнением нужно считаться, а не впадать в ступор как кролик перед удавом, с глазами, полными слез — ведь она даже не видела дорогу.

Виктория чувствовала себя опустошенной. Эта ссора, Бенхойл, усталость, от которой болело все тело, неприятное ощущение утраты собственной индивидуальности — все это мучило ее. Кто я? Что я делаю в этом забытом Богом месте? Как я здесь очутилась?

— Виктория. — Трава заглушила их шаги, и она вздрогнула от неожиданности, услышав голос Оливера. — Виктория, разреши представить тебе Родди Данбита.

Она повернулась и увидела перед собой дородного небрежно одетого мужчину, похожего на любимого плюшевого мишку. Редкие седые волосы, развивающиеся на ветру, лицо, заплывшее жирком. Он улыбался ей, и его голубые глаза лучились дружелюбием. При виде Родди подавленность Виктории и первое устрашающее впечатление от Бенхойла немного рассеялись.

Они пожали друг другу руки, а затем Родди перевел взгляд на Томаса.

— А это кто?

— Это Том.

Виктория нагнулась и взяла Томаса на руки. Щеки мальчика раскраснелись, на губах была земля от камешков, которые он пробовал на вкус.

— Привет, Том. Сколько тебе лет?

— Ему два, — ответил Оливер. — И ты, наверное, обрадуешься, узнав, что из него трудно вытянуть хотя бы слово.

Поразмыслив, Родди произнес:

— Что же, замечательный малыш, думаю, тебе не о чем беспокоиться. — И, повернувшись к Виктории, сказал: — Не в лучшем виде предстал перед вами Бенхойл. Слишком пасмурно.

У его ног сидел старый черный Лабрадор. Томас, заметив пса, стал извиваться, давая понять, что хочет спуститься на землю, чтобы погладить собаку. Виктория спустила его с рук, мальчик и Барни оглядели друг друга, и Том прикоснулся к мягкой с проседью морде.