Вы так хорошо ухаживали за ним. Не знаю, как вас благодарить. Он такой румяный и веселый, судя по всему, это приключение ему не повредило.
— Надеюсь.
— Возможно, когда погода улучшится, вы захотите приехать как-нибудь в субботу или воскресенье повидать его. Пообедаем вместе. Сходите с Томасом погулять.
Она обернулась к Джону и пригласила его тоже приехать.
— С удовольствием, — ответил Джон.
— Почему ты молчишь?
— Снова стараюсь не расплакаться.
— Ты же знаешь, я спокойно отношусь к твоим слезам.
— В таком случае я не буду плакать. Как странно: если знаешь, что твои слезы никого не тронут и не заденут, пропадает всякое желание плакать.
— Ты хотела поплакать из-за чего-то конкретного?
— Наверное, из-за Томаса. В первую очередь, из-за Томаса.
— С Томасом все в порядке. Незачем из-за него плакать, если только из-за того, что ты будешь скучать по нему. У него есть прекрасный дом, его окружают любящие люди. А как он кинулся к бабуле.
— Я в ту минуту чуть не расплакалась.
— У меня самого перехватило горло. Ты ведь можешь видеться с ним, когда захочешь. Ты понравилась миссис Арчер. Ты не прощаешься с Томасом. Ты получила постоянное приглашение видеться с ним.
— А они милые, правда?
— Ты думала, все будет по-другому?
— Не знаю, что я думала, — сказала Виктория и добавила, вспомнив: — Я ничего не рассказала миссис Арчер о пожаре.
— Я обо всем рассказал мистеру Арчеру, пока мы в столовой доставали бокалы из буфета. В общих чертах, не заостряя внимания на угрозе для Томаса превратиться в обугленную головешку.
— О, Джон, ради Бога!
— Иногда приходится называть вещи своими именами, чтобы не отрываться от реальности.
— Но этого ведь не случилось.
— Да, не случилось.
Оба замолчали. Машина медленно двигалась по узкой проселочной дороге. Мелкий моросящий дождь окутал все туманом. «Дворники» ходили из стороны в сторону.
Наконец Виктория нарушила молчание.
— Пора оплакивать Бенхойл.
— Ну что ты за человек, только и ищешь повод, чтобы поплакать.
— Мне так жаль было с ним расставаться.
Джон ничего на это не ответил. Автомобиль теперь резво катил вниз по извилистой дороге, но когда появился указатель придорожной автостоянки на обочине, Джон начал притормаживать. Вот и она. Джон съехал с дороги, остановился, поставил машину на ручной тормоз и выключил мотор.
«Дворники» перестали отплясывать свою сумасшедшую пляску. Теперь был слышен только шорох дождя и тиканье панельных часов.
Виктория обернулась к нему.
— Почему мы остановились?
Он включил лампочку внутреннего освещения и взглянул на нее.
— Успокойся. Я не собираюсь насиловать тебя. Просто есть о чем поговорить. Задать несколько вопросов. И мне хочется видеть твои глаза, когда ты будешь на них отвечать. Прежде, чем мы продвинемся еще на шаг, я хотел бы иметь полное и исчерпывающее представление о твоем отношении к Оливеру Доббсу.
— Мне казалось, тебе противно слышать его имя.
— Это в последний раз.
— Миссис Арчер отозвалась о нем очень точно. Не думала, что она так мудра. Она назвала его разрушителем.
— И что ты на это ответила?
— Я сказала, что меня разрушить ему не удалось.
— Это правда?
Она поколебалась секунду, прежде чем ответить. И затем сказала «да». Потом взглянула на Джона и улыбнулась, и у него забилось сердце.
— Это правда. Я давно знала, но боялась в этом признаться даже самой себе. Наверное, каждому нужно пройти через большую несчастную любовь, для меня Оливер и был таким испытанием.
— А когда он вернется из Америки?
— Мне кажется, он никогда не вернется… — Она запнулась, размышляя, потом с уверенностью произнесла: — Даже если он вернется, я больше не захочу его видеть.
— Потому что он обидел тебя или потому, что ты его разлюбила?
— Думаю, я разлюбила его еще в Бенхойле. Не могу сказать, в какой точно момент. Это происходило постепенно. А теперь… — она сделала неопределенный жест рукой, — он мне просто безразличен.
— Тогда остаемся мы двое. И, покончив с Оливером Доббсом, можем перейти к другим темам. До того как я остановил машину, ты сказала, что если стоит о чем поплакать, так это о Бенхойле. По-моему, самое время сообщить тебе, что оплакивать его не стоит. Ты сможешь в любое время вернуться туда и снова встретиться со всеми, потому что я не собираюсь его продавать. По крайней мере, пока.
— Но ты же говорил…
— Я передумал.
— О-о!.. — Казалось, она вот-вот разрыдается, но она не заплакала. — Джон!..
Тут она начала смеяться, потом обвила его шею руками и поцеловала.
Джон знал, что ее обрадует эта весть, но никак не ожидал таких искренних, душевных объятий.
— Эй, ты меня задушишь.
Она будто и не слышала его.
— Так ты его не продашь? Ты просто молодец! Ты сохранишь Бенхойл!
Он обнял ее и притянул к себе. Она казалась такой хрупкой, беззащитной, ее светлые шелковистые волосы щекотали ему щеку, а она продолжала тараторить, как восторженное дитя.
— Ты же говорил, что это неразумно, непрактично. — Она немного отстранилась от него, но он продолжал удерживать ее в своих объятиях. — Ты же сам говорил, что без мудрого руководства дяди Джока Бенхойл не сможет существовать.
— Да, говорил, но потом передумал. Я оставляю его за собой, по крайней мере, на год, а там посмотрим.
— И что же заставило тебя передумать?
— Не знаю.
Он покачал головой, будто ему и самому не вполне ясны причины решения совершить поворот на 180 градусов.
— Может быть, причиной тому стал пожар. Может быть, именно в тот момент я понял, как дорого человеку то, что он через минуту может потерять. В тот вечер я испытал настоящий шок. Тебя там не было, но только благодаря Господу Богу большой дом уцелел и не сгорел дотла, как все остальное. Ночью я вышел в сад и просто стоял и смотрел на дом. А он так и стоял на фоне холмов, и я в жизни не испытывал такой благодарности, как в этот миг.
— И кто же им будет заниматься?
— Родди и Дейви Гатри, кроме того, наймем работника.
— Родди?
— Да, Родди. Ты же сама говорила, что Родди больше всех интересуется здешними землями. Он знает о Бенхойле столько, сколько мне не узнать за сотню лет. Единственно, почему он раньше не принимал активного участия в жизни Бенхойла — это потому, что он ленив, и потому, что всегда был Джок, который все за него решал. Теперь, когда Джока уже нет, а работы невпроворот, у Родди есть шанс бросить пить и удивить нас своими делами.
— А где он будет жить?
— В большом доме с Эллен. Мне удалось разом решить все мои проблемы. Как всегда, они будут ворчать друг на друга. Но большой дом достаточно велик, чтобы они не сталкивались лбами и не прикончили друг друга. — Помолчав, Джон добавил: — Мне очень хотелось бы на это надеяться.
— Ты правда думаешь, что из этого что-то получится?
— Я же сказал тебе, подождем год. Вообще-то я уверен, что все получится. Мой отец думает так же.
— Откуда ты знаешь, что по этому поводу думает твой отец? Он же в Колорадо.
— Я звонил ему вчера утром. Мы долго говорили об этом.
Виктория невольно восхитилась им.
— Сколько же ты успел обсудить по телефону за утро!
— Как всегда. Я ведь большую часть своего рабочего дня провожу именно за разговорами по телефону.
— Даже если это так, мне бы и в голову не пришло позвонить кому-то в Колорадо.
— Когда-нибудь стоит попробовать.
Итак, по крайней мере, в ближайший год Бенхойл останется при своем хозяине. Скорей всего, Джон прав, и Родди сможет в корне изменить свою жизнь. Ему ведь всего шестьдесят. И что ему мешает превратиться в этакого здоровяка, которому нипочем рубить деревья, лазать по холмам; он сбросит вес, покроется загаром и будет в отличной форме. Кончено, такой поворот событий не вполне убедителен, но нельзя отвергать и такой вариант, кстати, вполне вероятный. А живя в большом доме, он, возможно, возобновит дружеские связи, будет устраивать небольшие вечеринки и приглашать друзей погостить. Эллен снимет покрывала с мебели в гостиной и повесит шторы. Кто-то разведет огонь в камине, гости в вечерних платьях расположатся в креслах вокруг рояля, а Родди станет играть и петь свои любимые песни.