Теперь мне кажется, что я немного понимаю. Или кажется, что кажется. Десять лет назад натовцы с кривозащитной ордой берут город, Рождественский погибает в уличных боях. Спустя десять лет мне пересаживают эту самую структурограмму… Да, фактически в меня пересаживают не только память, но и задания, которые должен был исполнить боевой офицер. Далее начинаются шутки со временем…

— Давайте предметнее, доктор: один господин, назовем его «S», получил структурограмму памяти от господина «R». Началось ее приживление, постепенное и глубокое. Господин «S» еще не ощущал себя господином «R», но уже вёл себя как «R», решительно, по-боевому. «S» сфокусировал психологическое время на точке «минус пять лет», оживил время и, скажем, грохнул одного издателя. Соответственно отклонился и стебель этой самой Галатеи. Господин «S» на том не успокоился; чувствуя себя господином «R» он нырнул в точку «минус три года» и там, допустим ликвидировал одного банкира. В этой же точке ему удалось найти корабль-невидимку. Стебель нашей Галатеи совсем ушел в сторону.

— Вы мыслите в правильном направлении.

— Но два варианта Настоящего существовать не могут, это, так сказать, неэкономно.

Доктор вздохнул и, как мне показалось, на какое-то время отстранился от реальности.

— Правильно, пациент, верное слово. «Неэкономно.» Я все больше думаю, что время не просто материя, оно обладает своего рода разумом или целевой функцией — для подержания гомеостаза. Оно выбирает по какому руслу течь.

— И оно выбрало?

— Не знаю. Это очень серьезный выбор, а не тот игрушечный между двумя оттенками кала, который, например, происходит во время так называемых выборов в ингерманландский сенат — между Дашей Мишей Бессен и еще более нетрадиционной Пусей Мусей Штаттдессен.

— Погодите… Я сейчас выйду из вашей практики на улицу, в реальный мир. И в этом мире живы Адмани и Мокрецкий. Я выйду в город, который уже десять лет обзывается Ландскроной, где по поручению Европы правит Михаил Андреевич Бесенков, он же Даша Миша Бессен, и куда съезжаются извращенцы всего мира. Меня ждет Ингерманландия, где «совков» отправляют на эвтаназию и расчленение, а ордена деда спускают в сортир. Где этот ваш второй вариант и другое русло?

Доктор вытащил из ящика стола две газеты и бросил мне на колени. Знакомые лица, кричащие заголовки.

— Да, Павел, вы еще выйдете в Ландскрону и Ингерманландию, но тот второй вариант уже живет. Адмани пропал без вести, Мокрецкий найден трупом. На месте людей, можно сказать, образовались дырки, — сказал Ваджрасаттва таким равнодушным голосом, как будто олигархи были для него не более чем мотыльки. — Но у полиции ничего на вас нет, я в курсе, у меня ведь там имеется информатор. Алиби железное. Все дома фирмы Sahle оснащены дотошной системой наблюдения, которые во время предполагаемого совершения преступлений фиксировали вас в вашей собственной квартире.

— Доктор, а кто все-таки попросил пересадить мне структурограмму памяти Рождественского? Ведь этому человеку не смогли отказать ни вы, ни я, судя по моему где-то валяющемуся письменному согласию.

— Вы знаете этого человека, господин Спицын… Да, я понимаю ваше недоумение, но, со временем, вы и это вспомните.

Ваджрасаттва посмотрел на большие старомодные часы, намекая, что время разговора заканчивается.

— Извините, доктор, но вынужден задать практический вопрос. Вы можете снова переместить мое «настоящее» в Прошлое?

Ваджрасаттва принялся долго и нудно протирать очки, хотя, как известно, у них имеется грязеотталкивающее мономолекулярное покрытие.

— Дорогой пациент, у меня частная практика, иначе говоря, волка ноги кормят — я не могу так долго заниматься экспериментами.

— Но если я когда-нибудь смогу вам возместить несколько потерянных часов…

— Это звучит заманчиво, хотя и неправдоподобно…

Почувствовав, как штеккер нейроинтерфейса входит в разъем над пятым шейным позвонком, я закрыл глаза…

И увидел БДК, всего в двух кабельтовых!

Стрелять «Базальтом» поздно, его боеголовки бы не успели ухватить цель. Ну что ж, я выбираю то Прошлое, которое мне нравится. Осталось только активизировать боеголовки и вперед — курсом на столкновение.

А теперь, реви адреналин в жилах. «А волны и стонут и плачут и плещут на борт корабля», жаль, что мне этого не слышно.

Внезапно передо мной возникает огромный серый борт, в открытом бортовом лацпорте я успеваю заметить обреченные глаза матросов. «Обратно вернусь я не скоро, но хватит для битвы огня.» Потом был тот самый огонь и сразу — игра ярких, но ласковых цветов. И я почувствовал, что мама гладит меня по голове…

Я очнулся в воде от ощущения удушья — однако, надо было только вздохнуть, под шлем исправно поступал воздух, да и пара трубочек питания уходила прямо под кожу. Немного еще полежав на спине, поплыл по компасу на восток. Через пару минут всё немного улеглось и устаканилось в моей голове.

Я тот, в котором ожил капитан III ранга Рождественский.

Александр погиб еще тогда, когда натовцы брали на щит город святого Петра. Пал в бою против многократно превосходящего противника, героически — так что улицу своего имени полностью заслужил. Но осталось много того, что мог сделать только капитан Рождественский. Он один знал, где спрятан «Сирин» и как использовать этот секретный корабль для нашей победы.

Елена Дмитриевна, которая формально была секретаршей в штабе базы, передала структурограмму его памяти доктору Ваджрасаттве. Вот, я и это вспомнил… Ах, Елена Дмитриевна, интересно, какое у тебя звание в московской внешней разведке? Пардон, не московской уже, столицу-то российскую перенесли в Новосибирск, а в помощь ему дали еще шесть городов Поволжья, Урала и Сибири; все они страной управляют и ее единство блюдут. Так это и называется — Семь Столиц… Майор Лена, должно быть, её зовут… Саша Рождественский жил в моем мозгу, даже «выделялся» в самостоятельный персонаж, когда я побывал в его квартире, а, когда надо было, получал управление над моим телом. Да и я — не хиляк, два года в морской пехоте на срочной оттрубил.

Трупы Адмани и Мокрецкого — на мне. И я как бы не причем. Все происходило не в доступном каждому Настоящем, а в ожившем Прошлом… Пятилетней давности — ситуация с Адмани. Трехлетней давности — финал Мокрецкого. Они своё заслужили.

Ликвидация Адмани — не совсем дело личной мести, скорее приведение приговора человеку, который обеспечивал информационную поддержку для захвата города натовцами. Да и далось оно нелегко. Хорошо, хоть пуля охранника пройдя сквозь жилет, застряла в арамидной фуфайке. Потом я, контуженный, плыл еще час в море.

А Мокрецкий искал «Сирина» и мог найти его в любой момент…

На экранолете была система катапультирования похожая на ту, что ставится на военных самолетах, только более мощная. Меня, перед самым столкновением с «Бжезинским», швырнуло на 100 метров назад — оттого и сознание надолго потерял.

Я знаю, какой мир меня ждет, светлый, будущий… Только есть ли Лена в этом мире? И как я подумал об этом, почти сразу же бибикнул мобильник, встроенный как пломба в зуб моей мудрости. По костям и плоти потекли ее слова.

— А я ведь действительно скучала по тебе. Такого придурка как ты еще поискать надо. Так и не вспомнил, что твою жену звали Лена и она работала в штабе ЛВМБ. Хотя ты и не виноват, против структурограммы памяти не попрешь… но все же немножко виноват.

— Лена, погоди, ты где?

— Передача голосового сообщения закончена, — бот мобильной связи отключился.

Я доплыву до берега, доберусь до Ваджрасаттвы… и если ее здесь нет, то пойду за ней обратно в Прошлое, хоть в ад. Бог милостив, он дал нам власть над временем и я найду ее… Минут через десять сквозь туман стало пробиваться какое-то шлепанье…