— Так на чем мы остановились? — примирительно спросил он.

— Как вам известно, после ликвидации «Железной гвардии» Кароль взял курс на сближение с Германией, и потому польская разведка и ее школа — нежеланные гости в Бухаресте, поскольку школа становится лишь передаточным пунктом и работает на англичан, французов и лишь в какой-то мере на румын. А Околов и Ольгский в поте лица своего трудятся на японцев. Кстати, на вилле советника японского атташе Нумира находится типография НТСНП, так называемая «Льдина».

— Ясно! Она ведь привезена из Берлина? — удивился Сергеев.

— Алексей Алексеевич просил передать, что после провала переговоров Георгиевского с Риббентропом типографию «Льдина» пришлось эвакуировать. Байдалаков ведет какую-то игру с немцами за спиной генсека!

Услышав слово «генсек», Петр Иванович Сергеев невольно с укоризной посмотрел на Чегодова.

— В этой игре принимает участие редактор выходящей в Берлине пронемецкой газеты «Русское слово», некий Владимир Михайлович Деспотули, ему покровительствует министр Третьего рейха рейхслейтер Альфред Розенберг. Околов, видимо, об этом осведомлен, и одна из моих задач — проверить верность этих данных, — продолжал рассказывать Чегодов.

— Сейчас вся эмигрантская сволочь будет лизать им задницу! — не утерпел Сергеев. И тут же спохватился: — Ну, ну, не гляди на меня волком!… Не обижайся…

— Эмиграция разнолика, одни за немцев, другие против. Нельзя всех стричь под одну гребенку, примитивно!… — И Олег отвернулся и уставился в окно.

— Да, да, конечно, есть среди вас и порядочные люди, — подмигнул Сергеев. — А Хованский ничего больше не передавал?

— Нет! — бросил сухо Чегодов.

— Тогда попрошу вас выслушать и мои задания. Первое: кто из диверсантов, когда и зачем будут переброшены в Советский Союз? Второе: их характеры, легенды, под которыми собираются жить, какие у них будут документы, их фотографии. Третье: шифры, общие и индивидуальные, коды, адреса, по которым они будут писать, и, наконец явки. Уверены ли вы в том, что они не переправят без вас типографию и радиостанцию ближе к советской границе? Не провороньте!

— Командует парадом Околов, и поэтому я ни за что поручиться не могу. Что же касается прочих заданий, то они почти невыполнимы. И «проворонивать» мне нечего! — холодно объяснил Чегодов.

— Что значит невыполнимы? Вы умный человек, постарайтесь! Извините, довезти вас до дому не могу. — Петр Иванович постучал в стекло водителю, машина резко затормозила.

Сергеев полез в карман и вытащил несколько свернутых в трубку ассигнаций, по тысяче лей каждая, хотел вручить их Олегу, но Чегодов покачал головой и отвел его руку.

— Вас намеревались послать в Бессарабию… задержка ваша неслучайна. Если что-то с вашей отправкой прояснится, сразу же меня информируйте! Звоните. Злоупотреблять встречами не следует ради вашей же безопасности. Будьте осторожны, если что не так, прошу прощения. — Сергеев, крепко пожимая Олегу руку, широко улыбнулся.

На том они расстались.

Петр Иванович Сергеев, капитан НКВД, проехал несколько кварталов в глубокой задумчивости, остановил такси и пошел пешком. Чегодов ему не понравился. «Напрасно Хованский с ними так возится, белая кость, голубая кровь, сколько фанаберии, как со мной разговаривал! Никогда белякам нас не понять, всегда будут носить камень за пазухой. Бары! Нельзя им доверять!»

Сергеев невольно вспомнил 1939 год, Краснодар, когда ловили группу диверсантов из НТСНП, возглавляемую Колковым, озверелое лицо его дружка, тупую боль удара по голове, оранжевые круги перед глазами и провал в черную бездну. Он провел рукой по волосам.

«Конечно, сведения Олег передал интересные, и про типографию, и про японцев, и про радиостанцию, про переориентацию НТСНП на Германию. А вот о новом председателе румынского отдела Лукницком не знает. Странно… Разведчик из Олега вряд ли получится. Вспыльчив, резок, вроде того «правдолюба» Колкова! Дворянское воспитание! Хованский тоже бывший царский офицер, засиделся в осином гнезде. Просил, кажется, начальство не применять к Колкову высшую меру! Донесения Хованского тоже надо сквозь лупу рассматривать».

Перед капитаном всплыла, как живая, сцена его разговора с Колковым в Днепропетровском НКВД. Вот в кабинет вводят Колкова. Он очень бледен, озирается по сторонам, как затравленный волк, глаза горят лихорадочным, злым блеском. Того и гляди накинется. «Садись, Колков-Волков-Войнов. Вон стул!»

Тот, вздрогнув, как от удара плети, продолжал стоять.

«Садись! И не таращи на меня глаза. Не в кабинете у Байдалакова».

«А вы, лейтенант, мне не тыкайте! Привыкли…» — Колков не договорил, задохнулся от ярости.

Сергееву стало не по себе, и он потянулся к звонку, чтобы вызвать конвой. А Колков тупо уставился на калориферы у высокого зарешеченного окна. Вдруг медленно согнулся и, как разъяренный бык, метнулся головой на отопительную батарею. Железо глухо звякнуло, и Колков, охнув, рухнул на пол и, скорчившись, обхватив голову руками, глухо застонал.

Сергеев позвонил и подбежал к лежащему. Волосы того уже напитались кровью, а из зияющей раны медленно сочился большой сгусток, как ему показалось, мозга…

С этими мыслями Сергеев дошел до угла, свернул на другую улицу и остановился у витрины ближайшего магазина. «Все-таки нельзя без страховки идти на свидания с людьми, которых не знаешь! Да и вообще я веду себя неосторожно! Назначаю сразу две встречи!»

Увидав вдали такси, Сергеев поднял руку. Усаживаясь в машину, невольно посмотрел на проходящий мимо «грахам». Переднее сиденье, чуть развалясь, занимал плотный мужчина в сером костюме. Взгляд его был до того пристальным, пытливым и, пожалуй, даже насмешливым, что Сергееву стало не по себе.

«"Грахам", кажется, полицейская машина, — подумал Сергеев. — А типа, который сидел в ней, я вроде бы видел до встречи с Чегодовым у входа в кафе. Неужели это хвост? Похож на шпика. Наглый, цепкий и насмешливый взгляд. Что делать?» — Сергеев, плохо зная румынский язык, на ломаном французском велел таксисту свернуть раз, другой, третий. Наконец, заметив ползущий трамвай, он остановил такси у остановки и быстро вскочил в задний вагон трамвая. Уже сидя в трамвае, капитан увидел, как знакомый «грахам» проследовал за только что покинутым такси.

«За мной идет слежка, — решил Сергеев, — заметив, что меня нет, он остановит такси и узнает у водителя, что я сел в трамвай, и сразу же догонит меня, тут один маршрут. Надо выходить!»

На остановке он покинул трамвай и пересел в другой. Сойдя с трамвая, направился к магазину, где его уже поджидал толстый служитель советника японского атташе бессарабец Георгиу. А в ста шагах виднелась вилла японца.

Прибыв в Румынию, капитан Сергеев, зная о связи НТСНП с японцами, задался целью обзавестись своим человеком в их логове. Ему повезло.

Он познакомился с рабочим Иваном Савицким, бывшим солдатом белой армии. Узнав, что Савицкий ходит в советское посольство с просьбой вернуть его на Родину, Сергеев несколько раз обстоятельно беседовал с ним, насмешливо грозя ему пальцем:

— Знаем мы вас, беляков! Сперва надо Родину заслужить…

Однажды Иван принес обрывок листовки, призывающей к свержению советского строя. Показав листок Сергееву, Иван рассказал, что живет на квартире у румынского коммуниста, познакомился с братом хозяина Георгиу, который работает у сотрудника японского военного атташе Нумира — сторожит его виллу. Там часто бывают какие-то русские, они печатают антисоветские листовки и брошюры, а по воскресеньям тщательно запирают комнату типографии и куда-то уходят. Это очень заинтересовало Сергеева. По словам Ивана, Георгиу — румынский подпольщик; партия коммунистов здесь жестоко преследуется (это Сергеев и без него знал), и для того, чтобы казаться благонадежным, Георгиу вступил в «Железную гвардию».

Через Ивана Сергеев узнал, что Георгиу согласен помогать русским. В одно из воскресений на виллу был послан опытный слесарь, чтобы подобрать ключ к английскому замку и к сейфу, который, по объяснениям, Георгиу, был вмонтирован в стену той самой комнаты, где печатались листовки. В следующее воскресенье Сергеев намеревался повстречаться с Чегодовым и побывать в доме Нумира. И вот встреча с самим Георгиу у магазина почему-то встревожила Сергеева, все смешала в его сознании. Ему вдруг почудилось, что и Георгиу, и Чегодов действуют заодно; Чегодов либо ловкий провокатор, обхитривший Хованского, втершийся к нему в доверие, либо он разиня, сам того не зная, привел за собой хвост. В любом случае Чегодов — опасная личность. Да и Георгиу надо опасаться. Что же делать? Сергеев стоял на улице, несколько растерявшись: можно ли доверять этому румыну? А лукавый Георгиу, выпятив живот, кивал ему головой. У Сергеева не было выбора. Вот сейчас появится автомобиль «грахам», и, чтобы избавиться от слежки, нужно куда-то спрятаться. Но куда? Лучше всего идти к вилле Нумира, будь что будет.